Концепция чистилища не вполне чужда иудаизму, хотя, конечно, далеко не в такой одиозной форме. Апокрифический 2Мак12:40–44 описывает Иуду, приносящего жертву за грехи только что убитых. Конечно, речь не идет о том, что они должны попасть в рай. Жертва искупления приносится в данном случае "в заботу о воскресении". Также, Иуда не уповает на заслуги праведников или даже праотцев. То есть, можно уверенно утверждать, что и здесь иудаизм не дает подтверждения доктрине оснований христианского типа.
Интересно, что коммерческие интересы церкви возобладали над концепцией искупления всех христиан Иисусом. Реализуя эту концепцию, церковь вынуждена была бы признать, что причастие уже само по себе достаточно для спасения, и чистилище (с зачетом оснований праведников) не требуется. Но, в интересах получения дохода, спасительная сила распятия Иисуса была de facto признана недостаточной — и сформулирована необходимость в дополнительном привлечении добрых оснований праведников. Конечно, не бесплатно.
Похоже, что концепция оснований святых получила еще большее развитие в индульгенциях. Формально, индульгенция была платным разрешением не совершать долгое и опасное паломничество в Палестину для искупления тех или иных (описываемых ей) грехов. Взамен, за внесенную плату, римские (доход поступал непосредственно папе) монахи сами совершали паломничество, молитвы и пост. То есть, искупительная сила Иисуса и здесь оказалась недостаточной, и были использованы добрые дела как пула святых, так и просто монахов.
Павел много рассуждает о христианах как теле Иисуса, Иисусе в человеке и человеке в Иисусе. Традиция трактует Иисуса в этом контексте как аллегорию церкви. Конечно, это удобное толкование, ненавязчиво показывающее единство церкви с Иисусом и христиан с официальной церковью. Но у Павла нет и намека на несуществующую еще церковь (он употребляет это слово в совершенно ином смысле — "конгрегация").
Павел излагает гностическую концепцию единства духа: дух пребывает в человеке, а человек есть часть мирового духа. Гностическую общность человека с мировым духом Лютер обозначил эвфемизмом "индивидуализм" (каждый человек связан с божественным индивидуально, без посредства церкви).
Христианским теологам приходится придумывать малоубедительную и чересчур сложную для Павла теорию о том, что христианин настолько близок к Иисусу, что вместе с ним переживает распятие и воскрешение. Я не хочу сказать, что экзальтированные христиане не могут внушить себе переживаний Иисуса, вплоть до физической боли. Но ведь понятно, что Павел имел в виду совсем другое: распространенную в его время гностическую доктрину общности посвященного с мировым духом, олицетворенным в Иисусе.
Davies приводит иное, довольно изощренное объяснение. Его основной довод: в описании празднования Песаха, Исх13:8–9: "Ты будешь говорить твоему ребенку в этот день: 'Это потому, что Господь Б. сделал для меня, когда я вышел из Египта".
Здесь "меня, я" тождественны всему Израилю. Но одно дело — ощущать свое единство со своим народом ("я — мы"), и совсем другое — с Б. Последний вид единства в иудаизме абсолютно отсутствует, и, наоборот, является характерным признаком гностицизма.
Ощущение единства группы (народа, конгрегации) — совершенно обычная вещь. Но Павел идет дальше и устанавливает единство этой группы с Б. Такая общность различных сущностей хорошо объяснима в рамках гностицизма.
Тезисы о христианах как теле Иисуса, новом Израиле и т. п. могли иметь и иное происхождение. 4Q174 ессенов содержит странный термин "святилище людей" или "святилище из людей". Видимо, имелась в виду альтернатива Храму, который, по мнению ессенов, был исполнен греха. Это должен был быть окончательный, вечный Храм. Отсюда вполне могла возникнуть логическая цепочка Храм святилище людей — общество святых — конгрегация христиан — церковь. В итоге, совершенно иудейское понятие оказалось подменено на совершенно христианское.
Христианская традиция утверждает, что Павел уподоблял значение распятия и воскрешения Иисуса для христиан значению исхода для Израиля. Крещение христиан в воде сравнивается с крещением израильтян в Красном море. Отметим, что конкретные подтверждения такой концепции в тексте Павла отсутствуют, она выведена путем довольно умозрительных заключений. Странно и говорить о крещении в Красном море — ведь оно как раз расступилось перед израильтянами, они не побывали в воде (напротив, утонули египтяне).
Knox убедительно показывает, что отражение исторических событий в душе человека (Исход и крещение) является сугубо греческим подходом. Уточним: подходом, типичным для гностиков.
Вряд ли, как полагают апологеты, Павел рассчитывал на близкое второе пришествие, и поэтому описывал почти немедленное воскресение. Павел был прагматиком и прекрасно знал, насколько много в христианстве придумал он сам. То есть, насколько мало в христианстве аутентичного материала. Он знал и об отсутствии указаний на скорое пришествие — кстати, нигде в Посланиях прямо его и не обещал, хотя и намекал в агитационных целях. Павел явно строил церковь, а не готовил общины энтузиастов к апокалипсису.
Тем более, у Павла ничто конкретно не указывает на то, что он верил, что живет в мессианский период. Для него было очевидным отсутствие характерных признаков такого периода: победа иудеев, всеобщий мир, добродетель. Когда р. Акива назвал бар Кохбу Мессией, он, возможно, верил в то, что восстание ознаменует победу Израиля и начало мессианской эры. Павел же уже знал, что ожидаемые после прихода Иисуса события не наступили. Ему было хорошо известно, что христианские общины так же далеки от этического идеала, как бормотание (их членов) в экстазе — от пророчеств.
Павел говорит о воскресении больше как о мистическом опыте в результате веры в Иисуса. Это гностический подход с небольшим отступлением от эллинизма (где обычно речь идет подчеркнуто о посвящении, а не о воскресении — которое бы образовало коллизию с бессмертием души).
Ничего существенно общего с иудейской (фарисейской) концепцией воскресения в последний день для Суда. Нет даже надежной корреляции с Ин6:40: "Я воскрешу его {верующего} в последний день".
Павел редко упоминает Logos и Мудрость. Некоторые предпочитают считать этот факт доказательством незнакомства Павла с греческой теологией. Вероятно, объяснение лежит в иной плоскости.
Павел, практически, основывал новую религию. Перед ним стояла задача не дать этой религии слиться с многочисленными культами. Эта задача была довольно сложной: язычники легко добавляли к своему пантеону очередного бога, а к своему набору мифов — еще один (к тому же, весьма похожий на их собственные).
Поэтому Павел вынужден был вводить отличия как от иудаизма, так и от эллинизма. Использование концепции Logos приблизило бы христианство к эллинизму до степени неразличимости. Павел вынужденно от нее отказался.
Гораздо позже Иоанн мог упоминать Logos. Тогда христианство стало уже вполне самостоятельной религией, и не опасалось ассимиляции, даже несмотря на очевидный эллинизм Евангелия.
К тому же, Павел не разбирался в сравнительно сложных концепциях типа Logos. Ему гораздо ближе были простые (в его изложении) миссионерские концепции: искупление, спасение и пр. Особенно Павел любил дух: термин достаточно общий, чтобы Павел во многих местах называл его по-разному: "дух Христов, Б., животворящий…"
Похоже, Павлу потребовалось бы переписать сочинения греческих мистиков с добавлением элисинских литографий и полностью изъять ссылки на Писание, чтобы апологеты признали его явные заимствования из эллинизма — действительно, наложенные на канву иудаизма. Что касается текстов, то Павел использовал какие-то выдержки из греческого перевода Писания, псевдоэпиграфию и, вероятно, некоторые тексты традиции, излагающие этические нормы.
Конечно, и другие секты, кроме христиан, до неузнаваемости перемешивали иудаизм с мистицизмом. Можно проводить аналогию между учениями этих сект и Павла. Но сами эти сектантские концепции ни в коей мере нельзя назвать иудаизмом. Можно сказать, что доктрина Павла иногда похожа на сектантский мистицизм иудеев, но никак не на иудаизм.
Впрочем, и христианская традиция, в свою очередь, изрядно изменила учение Павла. В числе прочих, пропали концепции множества демонов (блеклым отражением является дьявол со слугами), скорого (но отнюдь не немедленного) второго пришествия, индивидуального познания Б., воскресения как духовного процесса, посвящения и веры (а не традиции) как источника закона, космические образы (семь небес, парад покоренных Иисусом сил в Кол2:15).
Кстати, полидемонизм не только не совместим с монотеизмом, но и очевидно внутренне противоречив. Популярная концепция гласит, что демоны — это падшие ангелы. Но тогда процесс обращения ангелов в демонов и обратно (демонов в праведных ангелов) должен носить забавно динамический характер. Причем, должны быть промежуточные стадии, например, сомневающихся ангелов, которые только намереваются согрешить, стадии не очень согрешивших ангелов и т. п. Должна быть некая внешняя сила, искушающая ангелов (деньги? женщины? карты?)
Позиция иудаизма здесь однозначна: все силы покорны Б. В иудейской мифологии есть некоторые демонические заимствования, видимо, из персидского культа. Однако ангелы лишены собственной воли (что отличает их от людей в худшую сторону), исполняют желания Б. и, соответственно, по определению не могут грешить.
Разбираем лож и бред посланий Павла-Савла.
Кого Павел именовал лжеапостолами и лукавыми делателями?
2кор. 11
"Ибо если бы кто, придя, начал проповедовать другого Иисуса, которого мы не проповедовали, или если бы вы получили иного Духа, которого не получили,
или иное благовестие, которого не принимали, — то вы были бы очень снисходительны к тому.
Но я думаю, что у меня ни в чем нет недостатка против высших Апостолов:
хотя я и невежда в слове, но не в познании. Впрочем мы во всем совершенно известны вам.
Согрешил ли я тем, что унижал себя, чтобы возвысить вас, потому что безвозмездно проповедовал вам Евангелие Божие?
Другим церквам я причинял издержки, получая от них содержание для служения вам; и, будучи у вас, хотя терпел недостаток, никому не докучал,
ибо недостаток мой восполнили братия, пришедшие из Македонии; да и во всем я старался и постараюсь не быть вам в тягость.
По истине Христовой во мне скажу, что похвала сия не отнимется у меня в странах Ахаии.
Почему же так поступаю? Потому ли, что не люблю вас? Богу известно! Но как поступаю, так и буду поступать,
чтобы не дать повода ищущим повода, дабы они, чем хвалятся, в том оказались такими же, как и мы.
Ибо таковые лжеапостолы, лукавые делатели, принимают вид Апостолов Христовых.
И неудивительно: потому что сам сатана принимает вид Ангела света,
а потому не великое дело, если и служители его принимают вид служителей правды; но конец их будет по делам их.
Еще скажу: не почти кто - нибудь меня неразумным; а если не так, то примите меня, хотя как неразумного, чтобы и мне сколько — нибудь похвалиться.
Что скажу, то скажу не в Господе, но как бы в неразумии при такой отважности на похвалу.
Как многие хвалятся по плоти, то и я буду хвалиться. Ибо вы, люди разумные, охотно терпите неразумных:
вы терпите, когда кто вас порабощает, когда кто объедает, когда кто обирает, когда кто превозносится, когда кто бьет вас в лицо.
К стыду говорю, что на это у нас недоставало сил. А если кто смеет хвалиться чем - либо, то (скажу по неразумию) смею и я.
Они Евреи? и я. Израильтяне? и я. Семя Авраамово? и я.
Христовы служители? (в безумии говорю): я больше. Я гораздо более был в трудах, безмерно в ранах, более в темницах и многократно при смерти".
Первое, что бросается в глаза, это "я... я... я..." Резкий антагонизм: "я - хороший, они - плохие".
Думаю, не многие христиане, читая эти строки, понимают, о ком речь, и кто эти "лжеапостолы".
Очевидно, что под "высшими апостолами" подразумевается Иерусалимская община Петра и Иакова. Павел опасался, что именно эти люди станут проповедовать язычникам "другого Иисуса", не такого, которого проповедует им он сам.
Именно членов Иерусалимской общины, тех людей, которые были избраны самим Иисусом, Павел окрестил лжеапостолами и лукавыми делателями. Почему? Потому что они "хвалятся". Чем хвалятся? Нет, не тем, что они евреи, как напрямую говорит Павел, хотя между строк подразумевает совсем другое. Они "хвалятся" исполнением Торы! Причем, он утверждает, что то, чем они "хвалятся", в том окажутся "как мы" - как язычники. Т.е. они окажутся беззаконниками (ведь Павел считает, что "Законом никто не оправдывается перед Б-гом"). Он не может сказать напрямую: "Они держатся за соблюдение Торы, ну и дураки!", поэтому использует свою обычную манипулятивную аргументацию. Он обвиняет апостолов в том, что они "принимают вид служителей правды", и "конец их будет по делам их". Что же такого ужасного делают эти люди, что Павел желает им страшного конца...
Удивительно, но Павел идентифицирует себя именно с язычниками ("как мы"), хотя чуть дальше и станет заявлять что он еврей и семя Авраамово. Он еврей, но Иудей ли? Будь он Иудеем, не думаю, что так легко отрекся бы от своего народа, уравняв их с нечестивцами. Выходит, Иерусалимская община продолжала считать себя именно Иудеями и настаивала на соблюдении Торы, что и послужило основной причиной конфликта между ней и Павлом.
Голословно обвинив апостолов в том, что они "хвалятся", Павел тут же легитимизирует и свое желание хвалиться. И он не просто хвалится, но превозносит себя над Иерусаимской общиной, унижая тех людей, которые были с Иисусом изначально, и перечисляет свои личные "достижения" на поприще миссионерской деятельности, которые "гораздо значимее" достижений апостолов.
М. Бейджмент и Р. Ли: "Евангелия, как признает большинство исследователей, являются весьма ненадежными источниками в качестве исторических документов. Первое из них, Евангелие от Марка, было создано не ранее 66 г. н.э., а более вероятно – и еще позже. Все четыре Евангелия повествуют о событиях, далеко – лет на шестьдесят-семьдесят – отстоящих от времени их создания. Они излагают беглый пересказ основных событий, составлявших исторический фон эпохи, и сосредоточивают все внимание на сильно мифологизированной фигуре Иисуса и его учении. Они представляют собой чрезвычайно поэтичные и возвышенные тексты, вовсе не претендующие на роль исторических хроник. Книга Деяний – памятник совсем иного рода. Разумеется, ее тоже невозможно считать абсолютно достоверной в историческом отношении. Во-первых, ей свойственна явная предвзятость. Лука, номинальный автор текста, несомненно, черпал сведения из целого ряда других источников, редактируя и перерабатывая материал в соответствии со своими собственными целями. В тексте не заметно особых попыток придать вероучительным пассажам и литературному стилю хоть какое-то подобие единообразия. Даже церковные историки признают, что хронология Книги Деяний нарушена, что ее автор не был участником и очевидцем многих исторических событий, о которых он пишет, и что он стремится расположить их в удобной ему последовательности. В результате разные исторические события оказались у него соединенными в один эпизод, а иногда одно событие, наоборот, распадается на несколько отдельных эпизодов. Все эти проблемы особенно остро заявляют о себе в той части текста, которая посвящена событиям, предшествовавшим появлению Павла. Далее, вполне возможно, что Деяния, как и Евангелия, представляют собой плод выборочной компиляции и что над ними активно потрудились позднейшие редакторы.
...
Книга Деяний апостолов, несмотря на то что главное внимание в ней сконцентрировано на ап. Павле, являющемся центральной фигурой второй части повествования, излагает историю отношений Павла с иерусалимской общиной, которая состояла из ближайших учеников Иисуса, а возглавлял ее Иаков, брат Господень. Это был своего рода анклав или тесная группа, членов которой впоследствии стали называть первохристианами, а сегодня в них склонны видеть «первоначальную церковь». Любопытно, что, рассказывая о непростых отношениях Павла с этой общиной, Книга Деяний излагает лишь точку зрения Павла. Таким образом, Деяния – это, вполне естественно, документ Павлова направления христианства, которое теперь представляется «нормативным». Другими словами, в Деяниях Павел всегда выступает в роли «героя», и всякий, кто противостоит ему, будь то другие авторитетные апостолы или даже сам Иаков, автоматически предстают врагами и злодеями.
...
В Деян. 9 рассказывается об обращении Савла. Вскоре после мученической смерти Стефана он отправился в Дамаск, чтобы продолжить там преследования членов «ранней церкви». Он отправился в сопровождении отряда карателей, имея при себе ордера на арест христиан, выданные его непосредственным начальником – первосвященником Храма. Как мы уже говорили, целью его похода была не Сирия, а другой «Дамаск» – тот самый, который фигурирует в Дамасском документе. En route (на пути) к месту назначения Савл пережил некий мучительный опыт, который разные комментаторы интерпретируют очень и очень по-разному: от солнечного удара до эпилептического припадка и мистического озарения (Деян. 9,1–19; 22,6–16). «Свет с неба» «внезапно осиял его», так что Павел, по-видимому, упал с коня, услышав «голос», раздававшийся откуда-то с неба: «Савл, Савл! Что ты гонишь Меня!» Савл обратился к голосу и спросил, кто с ним говорит. И услышал в ответ: «Я Иисус, которого ты гонишь». Затем голос повелел Павлу идти в Дамаск, где ему будет сказано, как ему действовать дальше. Когда видение кончилось и сознание понемногу вернулось к Савлу, он обнаружил, что ослеп. В Дамаске один из членов «первоначальной церкви» вернул ему зрение, и Савл принял крещение.
Современный психолог не усмотрел бы в приключении с Савлом ничего необычного. Подобное явление действительно могло быть вызвано солнечным ударом и эпилептическим припадком. С равным успехом его можно объяснить и галлюцинацией, и истерической или психотической реакцией, или, что еще более вероятно, комплексом вины человека, чувствовавшего, что его руки обагрены кровью. Савл, однако, воспринял это как реальное явление ему самого Иисуса, которого он, кстати сказать, прежде никогда не видел и который заставил его уверовать в Него. Савл даже отрекся от своего прежнего имени и принял новое имя – Павел. Впоследствии он сделался столь же ревностным распространителем учения «ранней церкви», сколь рьяным гонителем его был еще недавно. Павел вступил в их общину и стал кем-то вроде послушника или ученика. Как он сам рассказывает в своем послании к галатам (Гал. 1,17–18), он находился в послушании около трех лет, проведя большую часть этого времени в Дамаске. По свидетельству текстов свитков Мертвого моря, период обучения и, так сказать, «испытательный срок» для новичков в Кумранской общине также составлял три года. После трехлетнего испытательного срока Павел возвратился в Иерусалим и встретился с лидерами тамошней общины. Не удивительно, что многие из них относились к нему с подозрением, не вполне доверяя обращению недавнего свирепого гонителя. Павел говорит (Гал. 1,18–20), что виделся только с Иаковом и Кифой. Все прочие, включая и апостолов, избегали его. Ему приходилось вновь и вновь доказывать истинность своих слов. Лишь со временем у Павла появились приверженцы, и он смог начать свою проповедь. Однако его доводы казались некоторым недостаточными, и, по свидетельству Книги Деяний (Деян. 9, 29), некоторые из числа членов Иерусалимской общины даже угрожали ему. Стремясь разрядить потенциально опасную ситуацию, приверженцы Павла увезли его в Таре, его родной город (ныне на территории Турции). Там, оказавшись у себя дома, он продолжил свою проповедь.
Важно понимать, что подобная ситуация была равнозначна изгнанию. Иерусалимскую общину, как, впрочем, и Кумранскую, по большей части занимали политические события, происходившие тогда в Палестине. Остальной мир, и прежде всего Римская империя, волновал их лишь в той мере, в какой он мог повлиять на развитие событий в ограниченном мирке Палестины. Таким образом, ссылку Павла в Таре можно сравнить с тем, как если бы крестный отец ИРА (Ирландской республиканской армии) послал нового, плохо обученного, но зато излишне энергичного члена своей организации в Перу на вербовку новых сторонников из числа тамошних головорезов. Разумеется – если допустить невероятное, – при условии, что ему удалось бы собрать необходимых для этого людей, деньги, средства и прочее, что имеет хоть какую-то ценность. При условии, что он вскоре не вернулся оттуда ни с чем, убедившись, что эта затея может принести куда больше хлопот, чем проку. Так началось первое из трех (согласно свидетельству Деяний) миссионерских путешествий Павла за границу. В числе прочих мест он побывал и в Антиохии, и именно там, в Антиохии, «ученики… в первый раз стали называться христианами» (Деян. 11,26). Комментаторы обычно относят первое путешествие Павла к 43 г. н.э. К тому времени община «первоначальной церкви» успела уже несколько утвердиться, и роль лидера «секты» в Иерусалиме перешла к Иакову. Спустя примерно пять лет после того, как Павел начал свою проповедь в Антиохии, возник вопрос о содержании его миссионерской деятельности. Как сказано в 15 главе Книги Деяний, в Антиохию прибыл целый ряд представителей от Иерусалимской общины, – вероятно, как предполагает Эйзенман, с весьма специфической целью – проконтролировать действия Павла. Посланники настойчиво подчеркивали важность строгого соблюдения Закона и обвиняли Павла в пренебрежительном отношении к нему. В итоге Павлу и его сподвижнику Варнаве было приказано явиться в Иерусалим для консультаций с руководством общины. С этого времени в отношениях между Павлом и Иаковом появляется широкая трещина, и автор Деяний, рассказывая о конфликте между ними, выступает в роли апологета Павла.
При всех последовавших за этим разногласиях необходимо подчеркнуть, что Павел, по сути дела, стал первым «христианским» еретиком и что его учение, ставшее впоследствии богословским фундаментом для позднейшего христианства, представляет собой явное и несомненное уклонение от «первоначального», или «чистого», учения, которого придерживались лидеры общины. Независимо от того, был ли Иаков, брат Господень, настоящим братом Иисуса по крови или нет, совершенно очевидно, что он хорошо знал Иисуса – или человека, которого впоследствии стали называть этим именем. То же самое можно сказать и о большинстве других членов Иерусалимской общины, или «первоначальной церкви», включая, естественно, и Петра. Говоря об Иисусе, они обладали авторитетом свидетелей и очевидцев. Что касается Павла, то он никогда не встречался и не был знаком с человеком, которого вскоре начал именовать Спасителем. Единственное, на что он мог ссылаться, – это полумистический опыт видения в пустыне да звуки таинственного голоса. И приписывать себе на основе этого видения некие особые права было для него, мягко говоря, слишком самонадеянным. Однако это не помешало ему исказить учение Иисуса почти до неузнаваемости, по сути сформулировав свою собственную, резко индивидуалистическую и идеосинкратическую богословскую систему, а затем придать ей легитимный характер, приписав ее Иисусу. Ибо Иисус, строго придерживавшийся иудейского Закона, наверняка счел бы крайним богохульством создание культа и почитание любого смертного человека, включая его самого. Павел же, напротив, как бы отодвигает Бога на второй план и впервые устанавливает почитание самого Иисуса, причем Иисус становится иудейским аналогом Адониса, Аттиса, Таммуза и прочих умирающих и воскресающих божеств, которые были столь популярны на Среднем Востоке в ту эпоху. Чтобы иметь шансы соперничать с этими богами, Иисус должен был соответствовать представлениям о них, что называется, слово в слово, чудо в чудо. Именно в этот период с биографией Иисуса начали ассоциироваться многие чудесные моменты, в том числе и, по всей видимости, Его чудесное рождение от Девы и воскресение из мертвых. Эти детали, естественно, представляют собой изобретения самого Павла, диаметрально противоположные «чистому» учению, проповедниками которого выступали Иаков, брат Господень, и прочие члены Иерусалимской общины. Таким образом, неудивительно, что Иаков и его единомышленники были крайне удивлены узнав, что именно проповедует Павел.
И тем не менее Павел знал, что делал. Он прекрасно разбирался, причем на удивительно высоком даже по современным меркам уровне, в технике религиозной пропаганды. Он понимал, что необходимо для того, чтобы превратить человека в бога, и осуществлял это куда более умело и последовательно, чем римляне, насаждавшие культы своих императоров. Павел, как он сам признавал, не претендовал на то, что повествует о реальном Иисусе – человеке, которого и Иаков, и Петр, и Андрей знали лично. Напротив, во втором послании к коринфянам (2 Кор. 11,3–4) Павел прямо заявляет, что члены Иерусалимской общины проповедуют «другого Иисуса». Их посланники, говорит он, называют себя «служителями правды» – характерно кумранское выражение. Отныне они стали и по делам своим, и по учению открытыми соперниками Павла. В соответствии с данными ему инструкциями Павел, по мнению большинства исследователей, ок. 48–49 гг. н.э. возвращается из Антиохии в Иерусалим и встречается с лидерами тамошней общины. Неудивительно, что вспыхивают новые споры. По свидетельству Книги Деяний, Иаков, стремясь сохранить мир в церкви, соглашается пойти на компромисс, чтобы облегчить «язычникам» возможность вступления в общину. Трудно поверить, но он соглашается закрыть глаза на нарушение некоторых положений Закона, оставаясь непреклонным в отношении соблюдения других. Павел тоже вынужден идти на уступки лидерам общины. На этом этапе он также нуждается в ее поддержке – не с тем, чтобы придать легитимный характер его проповеди, а с тем, чтобы легитимизировать и тем самым обеспечить выживание общин (церквей), основанных им за пределами Палестины. Он предпринимает новое миссионерское путешествие, уча и проповедуя, а затем, по свидетельству Деяний (Деян. 18, 21), вновь возвращается в Иерусалим. Большинство его посланий относятся именно к этому периоду – между 50 и 58 г. н.э. Из его посланий со всей очевидностью следует, что к тому времени он практически полностью устранился и от связей с лидерами Иерусалимской общины, и от их строгостей в соблюдении Закона. В своем миссионерском послании к галатам, созданном ок. 57 г. н.э., Павел с грустью говорит: «…в знаменитых чем-либо, какими бы они ни были когда-либо, для меня нет ничего особенного…» (Гал. 2,6). Его богословские взгляды также коренным образом отличаются от воззрений ревнителей Закона. В том же послании к галатам (Гал. 2,16) он постулирует, что «человек оправдывается только верою в Иисуса Христа, и мы уверовали во Христа Иисуса, чтобы оправдаться верою во Христа, а не делами закона, ибо делами закона не оправдается никакая плоть». В другом послании, послании к филиппийцам (Флп. 3,9), он высказывается вполне определенно: «И найтись в Нем не своею праведностью, которая от закона, но с тою, которая чрез веру во Христа, с праведностью от Бога по вере». Это уже откровенно провокационные и вызывающие саморазоблачительные признания ренегата-отступника. Таким образом, «христианство», которое впоследствии будут связывать прежде всего с именем Павла, порвало со своими корнями и стало проповедовать не личность самого Иисуса, а образ Иисуса в представлении Павла.".
ЧИТАТЬ полностью
http://levit1144.ru/forum/27-11951-1
Послание галатам является апофеозом отделения Павла от Иудаизма, в чем он сам лично признается в начале письма, и дополнительно доказывает это в своей дальнейшей проповеди.
Свое презрительное отношение к апостолам Иисуса он выказывает следующим образом:
Гал. 1
"Павел Апостол, избранный не человеками и не через человека, но Иисусом Христом и Богом Отцом".
Здесь явно видно, что Павел проповедует "иного Иисуса", не того, который самолично избирал себе учеников, которых Павел не признает.
"У людей ли я ныне ищу благоволения, или у Бога? людям ли угождать стараюсь? Если бы я и поныне угождал людям, то не был бы рабом Христовым. Возвещаю вам, братия, что Евангелие, которое я благовествовал, не есть человеческое, ибо и я принял его и научился не от человека, но через откровение Иисуса Христа".
В связи с непрестанными конфликтами Павла с Иерусалимской общиной, он оправдывается тем, что, мол, у людей не ищет благоволения. Еще бы, община явно не благоволила к нему, считая врагом и отступником. Павел напрямую утверждает, что евангелие, которое он "благовествует", - "не есть человеческое". Т.е. оно явно не основано на предположительно реальном учении реально жившего человека. Оно "не человеческое", но подано ему "прямо с неба". Тогда зачем Иисус "воплощался" и ходил по Галилее, уча народ? Мог бы просто пару раз явиться нескольким таким супер-харизматичным людям как Павел, дать им "учение не человеческое", и пошло-поехало. Хотя, как видим, даже одного Павла оказалось достаточно, чтобы заразить этим "не человеческим" учением половину мира...
"Вы слышали о моем прежнем образе жизни в Иудействе, что я жестоко гнал Церковь Божию, и опустошал ее, и преуспевал в Иудействе более многих сверстников в роде моем, будучи неумеренным ревнителем отеческих моих преданий".
Такое чувство, что по его мнению, "Иудейство" только и состоит в том, чтобы "гнать церковь". Это как раз единственное, чем иудаизм никогда не занимался. Итак, Павел однозначно отрекается от иудаизма (слово, переведенное как "Иудейство", в оригинале на греч. "иудаизмос" - иудаизм), и от своего прежнего образа жизни, который, якобы, заключался в ревности по отеческим преданиям. Т.е. Павел отрекся от иудаизма, как "прежнего образа жизни" и стал христианином.
Весьма странно, что человек, который был "ревнителем преданий", вдруг, в один миг поменял свой менталитет, и стал проповедовать "учение с неба, которое не принял от человеков". Это, по меньшей мере, заставляет усомниться в его прежней ревности.
"Когда же Бог, избравший меня от утробы матери моей и призвавший благодатью Своею, благоволил открыть во мне Сына Своего, чтобы я благовествовал Его язычникам, — я не стал тогда же советоваться с плотью и кровью, и не пошел в Иерусалим к предшествовавшим мне Апостолам, а пошел в Аравию, и опять возвратился в Дамаск".
Павел автоматически диагностирует у апостолов всяческое отсутствие духовности, называя их "плотью и кровью". А ведь именно они - те, на которых "спустился дух" на Пятидесятницу... Но нет, они - ничто и никто, всего лишь "плоть и кровь", подумаешь... В общем, Павел к ним не пошел, и не поинтересовался - кем вообще этот Иисус был, чему учил, как жил. Все это он посчитал не важным, ведь с неба получил учение! Это, конечно, аргумент!.. Интересно только, чему он мог научиться в Аравии?..
"Потом, спустя три года, ходил я в Иерусалим видеться с Петром и пробыл у него дней пятнадцать. Другого же из Апостолов я не видел никого, кроме Иакова, брата Господня".
Только спустя три года Павел удосужился встретиться с Петром, и то, только потому, что Иерусалимская община возмутилась тем, какую ересь он проповедует под эгидой их учения.
"Церквам Христовым в Иудее лично я не был известен"
Не удивительно. Вполне вероятно, они считали его врагом, хотя он и пишет дальше, что они "прославляли бога за него".
Следующая встреча Павла с Иерусалимской общиной состоялась лишь через 14 лет! Он явно всячески избегал каких-либо контактов с реальными учениками Иисуса.
Гал. 2 "И в знаменитых чем - либо, какими бы ни были они когда - либо, для меня нет ничего особенного: Бог не взирает на лице человека"
В очередной раз Павел выказывает свое презрение к "некогда знаменитым" апостолам, в которых "нет ничего особенного", т.е. они совсем ничего не значат для него, хотя, по логике христианства, они должны быть "возлюбленными братьями". Павел утверждает, что "бог не взирает на лицо человека", однако, Иисус лично избрал именно этих конкретных людей. Значит, "взирает". Апостолы действительно стали "некогда знаменитыми", потому что отныне знаменитость Павла во много раз превзошла их известность, особенно среди множества язычников.
Дальше, в послании, Павел нападает на Петра, обвиняя его в лицемерии. В общем, противно читать, если честно. Что такого "назидательного" христиане усматривают в этих письмах, читая о перепалках и междоусобицах, о внутренней вражде первых христиан, о павловом превозношении себя любимого, и всяческом унижении Иерусалимской общины учеников Иисуса, не говоря уже об унижении подлинных Иудеев... Непонятно.
Да уж, сильна братская любовь между "столпами христианства", ничего не скажешь! Не мудрено, что их духовные дети - христиане, следуют по стопам своих учителей.
Можно смело констатировать тот факт, что Павлу таки удалось разрушить "протохристианскую общину", состоявшую из учеников Иисуса. Его ересь, увлекшая язычников, весьма быстро затмила то движение, которое начало зарождаться в Иудее, и погибло, практически, в зачатке.
Возникает вопрос: с какой целью он это делал? Честно говоря, затрудняюсь с ответом. Однако, можно с уверенностью сказать, что Иудеем Павел не был. Человек, который "дышит угрозами и убийством" на людей, проповедующих праведный образ жизни в соответствии с Торой, по определению, не Иудей. И проливающий кровь в Храме - тоже. Ведь Павел не только "дышал убийством", он был реальным убийцей! Согласно Кумранским рукописям, ворвавшись со своими сподвижниками в Храм, он, с криком: "Мочите всех!" напал на учеников Иисуса и убил Иакова. Правда, Иакову удалось выжить и оправиться от ран. Какие у них после этого могли быть взаимоотношения? Хотя, будь они христианами, должны были лобызать друг друга. Но, выходит, христианами они не были...
"Однако если отойти чуть в сторону от канонического текста, начинает вырисовываться существенно иной образ Иакова. Это показывают результаты исследований Эйзенмана, проводившихся им в последние годы. Одним из источников информации, указываемых им, является анонимный текст «ранней церкви», так называемые «Климентины», появившиеся в начале III в. н.э. По свидетельству этого документа, Иаков проповедовал в Храме, когда туда ворвался неназванный «враг» в окружении своих приспешников. «Враг», возвысив голос, обрушился с упреками на слушавших Иакова, а затем попытался возбудить толпу «бранью и злобой, словно безумный, подстрекая всех к убийству, говоря: „Что же вы? Отчего вы медлите? О ленивые и равнодушные, почему вы не наложите руки на них и не разорвете этих негодяев на куски?“» При этом «враг» не ограничился одними только словесными оскорблениями. Схватив факел, он начал размахивать им, нападая на собравшихся в Храме верующих. Его приспешники следовали за ним. Вспыхнул самый настоящий мятеж: «Пролилось много крови; завязался бой, в ходе которого враг напал на Иакова и сбросил его вниз головой с верха лестницы; затем, думая, что тот мертв, враг не стал вновь нападать на него». Иаков, однако, остался жив. По свидетельству тех же «Климентин», его сторонники отнесли его к нему в дом, находившийся в Иерусалиме. На следующее утро, еще до рассвета, раненый Иаков вместе со своими сподвижниками покинул город, направившись в Иерихон, где они провели некоторое время, по всей вероятности – до тех пор, пока Иаков немного не оправился от ран.
По мнению Эйзенмана, это нападение на Иакова весьма показательно. Он усматривает прямую параллель между ним и нападением на первомученика Стефана, описанным в Книге Деяний. Эйзенман подчеркивает, что Стефан, возможно, был вымышленной фигурой, появившейся для того, чтобы завуалировать тот факт, что подобное нападение, скрыть которое Книга Деяний попросту не смогла, на самом деле было направлено против Иакова. Эйзенман также говорит, что Иерихон, куда бежали Иаков и его сподвижники после нападения, находится всего в нескольких милях от Кумрана. Более того, он утверждает, что бегство в Иерихон – это несомненная историческая деталь. Дело в том, что сознательно сфабриковать и вставить в текст подробности подобного рода просто невозможно, поскольку они не служат никакой особой цели. Что же касается «врага», то в отношении его личности остается мало сомнений. В «Климентинах» сказано буквально следующее: «Тогда спустя три дня к нам пришел от Гамалиила один из братьев… принесший нам тайные вести о том, что враг получил от Каиафы, первосвященника, задание арестовать всех, кто уверовал в Иисуса, и для этого намеревается отправиться в Дамаск с письмом от него [Каиафы]…»"
Автор :"Галилеянка", Форум "Бейт - Мидраш".
http://levit1144.ru/forum/111
2кор. 11
"Ибо если бы кто, придя, начал проповедовать другого Иисуса, которого мы не проповедовали, или если бы вы получили иного Духа, которого не получили,
или иное благовестие, которого не принимали, — то вы были бы очень снисходительны к тому.
Но я думаю, что у меня ни в чем нет недостатка против высших Апостолов:
хотя я и невежда в слове, но не в познании. Впрочем мы во всем совершенно известны вам.
Согрешил ли я тем, что унижал себя, чтобы возвысить вас, потому что безвозмездно проповедовал вам Евангелие Божие?
Другим церквам я причинял издержки, получая от них содержание для служения вам; и, будучи у вас, хотя терпел недостаток, никому не докучал,
ибо недостаток мой восполнили братия, пришедшие из Македонии; да и во всем я старался и постараюсь не быть вам в тягость.
По истине Христовой во мне скажу, что похвала сия не отнимется у меня в странах Ахаии.
Почему же так поступаю? Потому ли, что не люблю вас? Богу известно! Но как поступаю, так и буду поступать,
чтобы не дать повода ищущим повода, дабы они, чем хвалятся, в том оказались такими же, как и мы.
Ибо таковые лжеапостолы, лукавые делатели, принимают вид Апостолов Христовых.
И неудивительно: потому что сам сатана принимает вид Ангела света,
а потому не великое дело, если и служители его принимают вид служителей правды; но конец их будет по делам их.
Еще скажу: не почти кто - нибудь меня неразумным; а если не так, то примите меня, хотя как неразумного, чтобы и мне сколько — нибудь похвалиться.
Что скажу, то скажу не в Господе, но как бы в неразумии при такой отважности на похвалу.
Как многие хвалятся по плоти, то и я буду хвалиться. Ибо вы, люди разумные, охотно терпите неразумных:
вы терпите, когда кто вас порабощает, когда кто объедает, когда кто обирает, когда кто превозносится, когда кто бьет вас в лицо.
К стыду говорю, что на это у нас недоставало сил. А если кто смеет хвалиться чем - либо, то (скажу по неразумию) смею и я.
Они Евреи? и я. Израильтяне? и я. Семя Авраамово? и я.
Христовы служители? (в безумии говорю): я больше. Я гораздо более был в трудах, безмерно в ранах, более в темницах и многократно при смерти".
Первое, что бросается в глаза, это "я... я... я..." Резкий антагонизм: "я - хороший, они - плохие".
Думаю, не многие христиане, читая эти строки, понимают, о ком речь, и кто эти "лжеапостолы".
Очевидно, что под "высшими апостолами" подразумевается Иерусалимская община Петра и Иакова. Павел опасался, что именно эти люди станут проповедовать язычникам "другого Иисуса", не такого, которого проповедует им он сам.
Именно членов Иерусалимской общины, тех людей, которые были избраны самим Иисусом, Павел окрестил лжеапостолами и лукавыми делателями. Почему? Потому что они "хвалятся". Чем хвалятся? Нет, не тем, что они евреи, как напрямую говорит Павел, хотя между строк подразумевает совсем другое. Они "хвалятся" исполнением Торы! Причем, он утверждает, что то, чем они "хвалятся", в том окажутся "как мы" - как язычники. Т.е. они окажутся беззаконниками (ведь Павел считает, что "Законом никто не оправдывается перед Б-гом"). Он не может сказать напрямую: "Они держатся за соблюдение Торы, ну и дураки!", поэтому использует свою обычную манипулятивную аргументацию. Он обвиняет апостолов в том, что они "принимают вид служителей правды", и "конец их будет по делам их". Что же такого ужасного делают эти люди, что Павел желает им страшного конца...
Удивительно, но Павел идентифицирует себя именно с язычниками ("как мы"), хотя чуть дальше и станет заявлять что он еврей и семя Авраамово. Он еврей, но Иудей ли? Будь он Иудеем, не думаю, что так легко отрекся бы от своего народа, уравняв их с нечестивцами. Выходит, Иерусалимская община продолжала считать себя именно Иудеями и настаивала на соблюдении Торы, что и послужило основной причиной конфликта между ней и Павлом.
Голословно обвинив апостолов в том, что они "хвалятся", Павел тут же легитимизирует и свое желание хвалиться. И он не просто хвалится, но превозносит себя над Иерусаимской общиной, унижая тех людей, которые были с Иисусом изначально, и перечисляет свои личные "достижения" на поприще миссионерской деятельности, которые "гораздо значимее" достижений апостолов.
М. Бейджмент и Р. Ли: "Евангелия, как признает большинство исследователей, являются весьма ненадежными источниками в качестве исторических документов. Первое из них, Евангелие от Марка, было создано не ранее 66 г. н.э., а более вероятно – и еще позже. Все четыре Евангелия повествуют о событиях, далеко – лет на шестьдесят-семьдесят – отстоящих от времени их создания. Они излагают беглый пересказ основных событий, составлявших исторический фон эпохи, и сосредоточивают все внимание на сильно мифологизированной фигуре Иисуса и его учении. Они представляют собой чрезвычайно поэтичные и возвышенные тексты, вовсе не претендующие на роль исторических хроник. Книга Деяний – памятник совсем иного рода. Разумеется, ее тоже невозможно считать абсолютно достоверной в историческом отношении. Во-первых, ей свойственна явная предвзятость. Лука, номинальный автор текста, несомненно, черпал сведения из целого ряда других источников, редактируя и перерабатывая материал в соответствии со своими собственными целями. В тексте не заметно особых попыток придать вероучительным пассажам и литературному стилю хоть какое-то подобие единообразия. Даже церковные историки признают, что хронология Книги Деяний нарушена, что ее автор не был участником и очевидцем многих исторических событий, о которых он пишет, и что он стремится расположить их в удобной ему последовательности. В результате разные исторические события оказались у него соединенными в один эпизод, а иногда одно событие, наоборот, распадается на несколько отдельных эпизодов. Все эти проблемы особенно остро заявляют о себе в той части текста, которая посвящена событиям, предшествовавшим появлению Павла. Далее, вполне возможно, что Деяния, как и Евангелия, представляют собой плод выборочной компиляции и что над ними активно потрудились позднейшие редакторы.
...
Книга Деяний апостолов, несмотря на то что главное внимание в ней сконцентрировано на ап. Павле, являющемся центральной фигурой второй части повествования, излагает историю отношений Павла с иерусалимской общиной, которая состояла из ближайших учеников Иисуса, а возглавлял ее Иаков, брат Господень. Это был своего рода анклав или тесная группа, членов которой впоследствии стали называть первохристианами, а сегодня в них склонны видеть «первоначальную церковь». Любопытно, что, рассказывая о непростых отношениях Павла с этой общиной, Книга Деяний излагает лишь точку зрения Павла. Таким образом, Деяния – это, вполне естественно, документ Павлова направления христианства, которое теперь представляется «нормативным». Другими словами, в Деяниях Павел всегда выступает в роли «героя», и всякий, кто противостоит ему, будь то другие авторитетные апостолы или даже сам Иаков, автоматически предстают врагами и злодеями.
...
В Деян. 9 рассказывается об обращении Савла. Вскоре после мученической смерти Стефана он отправился в Дамаск, чтобы продолжить там преследования членов «ранней церкви». Он отправился в сопровождении отряда карателей, имея при себе ордера на арест христиан, выданные его непосредственным начальником – первосвященником Храма. Как мы уже говорили, целью его похода была не Сирия, а другой «Дамаск» – тот самый, который фигурирует в Дамасском документе. En route (на пути) к месту назначения Савл пережил некий мучительный опыт, который разные комментаторы интерпретируют очень и очень по-разному: от солнечного удара до эпилептического припадка и мистического озарения (Деян. 9,1–19; 22,6–16). «Свет с неба» «внезапно осиял его», так что Павел, по-видимому, упал с коня, услышав «голос», раздававшийся откуда-то с неба: «Савл, Савл! Что ты гонишь Меня!» Савл обратился к голосу и спросил, кто с ним говорит. И услышал в ответ: «Я Иисус, которого ты гонишь». Затем голос повелел Павлу идти в Дамаск, где ему будет сказано, как ему действовать дальше. Когда видение кончилось и сознание понемногу вернулось к Савлу, он обнаружил, что ослеп. В Дамаске один из членов «первоначальной церкви» вернул ему зрение, и Савл принял крещение.
Современный психолог не усмотрел бы в приключении с Савлом ничего необычного. Подобное явление действительно могло быть вызвано солнечным ударом и эпилептическим припадком. С равным успехом его можно объяснить и галлюцинацией, и истерической или психотической реакцией, или, что еще более вероятно, комплексом вины человека, чувствовавшего, что его руки обагрены кровью. Савл, однако, воспринял это как реальное явление ему самого Иисуса, которого он, кстати сказать, прежде никогда не видел и который заставил его уверовать в Него. Савл даже отрекся от своего прежнего имени и принял новое имя – Павел. Впоследствии он сделался столь же ревностным распространителем учения «ранней церкви», сколь рьяным гонителем его был еще недавно. Павел вступил в их общину и стал кем-то вроде послушника или ученика. Как он сам рассказывает в своем послании к галатам (Гал. 1,17–18), он находился в послушании около трех лет, проведя большую часть этого времени в Дамаске. По свидетельству текстов свитков Мертвого моря, период обучения и, так сказать, «испытательный срок» для новичков в Кумранской общине также составлял три года. После трехлетнего испытательного срока Павел возвратился в Иерусалим и встретился с лидерами тамошней общины. Не удивительно, что многие из них относились к нему с подозрением, не вполне доверяя обращению недавнего свирепого гонителя. Павел говорит (Гал. 1,18–20), что виделся только с Иаковом и Кифой. Все прочие, включая и апостолов, избегали его. Ему приходилось вновь и вновь доказывать истинность своих слов. Лишь со временем у Павла появились приверженцы, и он смог начать свою проповедь. Однако его доводы казались некоторым недостаточными, и, по свидетельству Книги Деяний (Деян. 9, 29), некоторые из числа членов Иерусалимской общины даже угрожали ему. Стремясь разрядить потенциально опасную ситуацию, приверженцы Павла увезли его в Таре, его родной город (ныне на территории Турции). Там, оказавшись у себя дома, он продолжил свою проповедь.
Важно понимать, что подобная ситуация была равнозначна изгнанию. Иерусалимскую общину, как, впрочем, и Кумранскую, по большей части занимали политические события, происходившие тогда в Палестине. Остальной мир, и прежде всего Римская империя, волновал их лишь в той мере, в какой он мог повлиять на развитие событий в ограниченном мирке Палестины. Таким образом, ссылку Павла в Таре можно сравнить с тем, как если бы крестный отец ИРА (Ирландской республиканской армии) послал нового, плохо обученного, но зато излишне энергичного члена своей организации в Перу на вербовку новых сторонников из числа тамошних головорезов. Разумеется – если допустить невероятное, – при условии, что ему удалось бы собрать необходимых для этого людей, деньги, средства и прочее, что имеет хоть какую-то ценность. При условии, что он вскоре не вернулся оттуда ни с чем, убедившись, что эта затея может принести куда больше хлопот, чем проку. Так началось первое из трех (согласно свидетельству Деяний) миссионерских путешествий Павла за границу. В числе прочих мест он побывал и в Антиохии, и именно там, в Антиохии, «ученики… в первый раз стали называться христианами» (Деян. 11,26). Комментаторы обычно относят первое путешествие Павла к 43 г. н.э. К тому времени община «первоначальной церкви» успела уже несколько утвердиться, и роль лидера «секты» в Иерусалиме перешла к Иакову. Спустя примерно пять лет после того, как Павел начал свою проповедь в Антиохии, возник вопрос о содержании его миссионерской деятельности. Как сказано в 15 главе Книги Деяний, в Антиохию прибыл целый ряд представителей от Иерусалимской общины, – вероятно, как предполагает Эйзенман, с весьма специфической целью – проконтролировать действия Павла. Посланники настойчиво подчеркивали важность строгого соблюдения Закона и обвиняли Павла в пренебрежительном отношении к нему. В итоге Павлу и его сподвижнику Варнаве было приказано явиться в Иерусалим для консультаций с руководством общины. С этого времени в отношениях между Павлом и Иаковом появляется широкая трещина, и автор Деяний, рассказывая о конфликте между ними, выступает в роли апологета Павла.
При всех последовавших за этим разногласиях необходимо подчеркнуть, что Павел, по сути дела, стал первым «христианским» еретиком и что его учение, ставшее впоследствии богословским фундаментом для позднейшего христианства, представляет собой явное и несомненное уклонение от «первоначального», или «чистого», учения, которого придерживались лидеры общины. Независимо от того, был ли Иаков, брат Господень, настоящим братом Иисуса по крови или нет, совершенно очевидно, что он хорошо знал Иисуса – или человека, которого впоследствии стали называть этим именем. То же самое можно сказать и о большинстве других членов Иерусалимской общины, или «первоначальной церкви», включая, естественно, и Петра. Говоря об Иисусе, они обладали авторитетом свидетелей и очевидцев. Что касается Павла, то он никогда не встречался и не был знаком с человеком, которого вскоре начал именовать Спасителем. Единственное, на что он мог ссылаться, – это полумистический опыт видения в пустыне да звуки таинственного голоса. И приписывать себе на основе этого видения некие особые права было для него, мягко говоря, слишком самонадеянным. Однако это не помешало ему исказить учение Иисуса почти до неузнаваемости, по сути сформулировав свою собственную, резко индивидуалистическую и идеосинкратическую богословскую систему, а затем придать ей легитимный характер, приписав ее Иисусу. Ибо Иисус, строго придерживавшийся иудейского Закона, наверняка счел бы крайним богохульством создание культа и почитание любого смертного человека, включая его самого. Павел же, напротив, как бы отодвигает Бога на второй план и впервые устанавливает почитание самого Иисуса, причем Иисус становится иудейским аналогом Адониса, Аттиса, Таммуза и прочих умирающих и воскресающих божеств, которые были столь популярны на Среднем Востоке в ту эпоху. Чтобы иметь шансы соперничать с этими богами, Иисус должен был соответствовать представлениям о них, что называется, слово в слово, чудо в чудо. Именно в этот период с биографией Иисуса начали ассоциироваться многие чудесные моменты, в том числе и, по всей видимости, Его чудесное рождение от Девы и воскресение из мертвых. Эти детали, естественно, представляют собой изобретения самого Павла, диаметрально противоположные «чистому» учению, проповедниками которого выступали Иаков, брат Господень, и прочие члены Иерусалимской общины. Таким образом, неудивительно, что Иаков и его единомышленники были крайне удивлены узнав, что именно проповедует Павел.
И тем не менее Павел знал, что делал. Он прекрасно разбирался, причем на удивительно высоком даже по современным меркам уровне, в технике религиозной пропаганды. Он понимал, что необходимо для того, чтобы превратить человека в бога, и осуществлял это куда более умело и последовательно, чем римляне, насаждавшие культы своих императоров. Павел, как он сам признавал, не претендовал на то, что повествует о реальном Иисусе – человеке, которого и Иаков, и Петр, и Андрей знали лично. Напротив, во втором послании к коринфянам (2 Кор. 11,3–4) Павел прямо заявляет, что члены Иерусалимской общины проповедуют «другого Иисуса». Их посланники, говорит он, называют себя «служителями правды» – характерно кумранское выражение. Отныне они стали и по делам своим, и по учению открытыми соперниками Павла. В соответствии с данными ему инструкциями Павел, по мнению большинства исследователей, ок. 48–49 гг. н.э. возвращается из Антиохии в Иерусалим и встречается с лидерами тамошней общины. Неудивительно, что вспыхивают новые споры. По свидетельству Книги Деяний, Иаков, стремясь сохранить мир в церкви, соглашается пойти на компромисс, чтобы облегчить «язычникам» возможность вступления в общину. Трудно поверить, но он соглашается закрыть глаза на нарушение некоторых положений Закона, оставаясь непреклонным в отношении соблюдения других. Павел тоже вынужден идти на уступки лидерам общины. На этом этапе он также нуждается в ее поддержке – не с тем, чтобы придать легитимный характер его проповеди, а с тем, чтобы легитимизировать и тем самым обеспечить выживание общин (церквей), основанных им за пределами Палестины. Он предпринимает новое миссионерское путешествие, уча и проповедуя, а затем, по свидетельству Деяний (Деян. 18, 21), вновь возвращается в Иерусалим. Большинство его посланий относятся именно к этому периоду – между 50 и 58 г. н.э. Из его посланий со всей очевидностью следует, что к тому времени он практически полностью устранился и от связей с лидерами Иерусалимской общины, и от их строгостей в соблюдении Закона. В своем миссионерском послании к галатам, созданном ок. 57 г. н.э., Павел с грустью говорит: «…в знаменитых чем-либо, какими бы они ни были когда-либо, для меня нет ничего особенного…» (Гал. 2,6). Его богословские взгляды также коренным образом отличаются от воззрений ревнителей Закона. В том же послании к галатам (Гал. 2,16) он постулирует, что «человек оправдывается только верою в Иисуса Христа, и мы уверовали во Христа Иисуса, чтобы оправдаться верою во Христа, а не делами закона, ибо делами закона не оправдается никакая плоть». В другом послании, послании к филиппийцам (Флп. 3,9), он высказывается вполне определенно: «И найтись в Нем не своею праведностью, которая от закона, но с тою, которая чрез веру во Христа, с праведностью от Бога по вере». Это уже откровенно провокационные и вызывающие саморазоблачительные признания ренегата-отступника. Таким образом, «христианство», которое впоследствии будут связывать прежде всего с именем Павла, порвало со своими корнями и стало проповедовать не личность самого Иисуса, а образ Иисуса в представлении Павла.".
ЧИТАТЬ полностью
http://levit1144.ru/forum/27-11951-1
Послание галатам является апофеозом отделения Павла от Иудаизма, в чем он сам лично признается в начале письма, и дополнительно доказывает это в своей дальнейшей проповеди.
Свое презрительное отношение к апостолам Иисуса он выказывает следующим образом:
Гал. 1
"Павел Апостол, избранный не человеками и не через человека, но Иисусом Христом и Богом Отцом".
Здесь явно видно, что Павел проповедует "иного Иисуса", не того, который самолично избирал себе учеников, которых Павел не признает.
"У людей ли я ныне ищу благоволения, или у Бога? людям ли угождать стараюсь? Если бы я и поныне угождал людям, то не был бы рабом Христовым. Возвещаю вам, братия, что Евангелие, которое я благовествовал, не есть человеческое, ибо и я принял его и научился не от человека, но через откровение Иисуса Христа".
В связи с непрестанными конфликтами Павла с Иерусалимской общиной, он оправдывается тем, что, мол, у людей не ищет благоволения. Еще бы, община явно не благоволила к нему, считая врагом и отступником. Павел напрямую утверждает, что евангелие, которое он "благовествует", - "не есть человеческое". Т.е. оно явно не основано на предположительно реальном учении реально жившего человека. Оно "не человеческое", но подано ему "прямо с неба". Тогда зачем Иисус "воплощался" и ходил по Галилее, уча народ? Мог бы просто пару раз явиться нескольким таким супер-харизматичным людям как Павел, дать им "учение не человеческое", и пошло-поехало. Хотя, как видим, даже одного Павла оказалось достаточно, чтобы заразить этим "не человеческим" учением половину мира...
"Вы слышали о моем прежнем образе жизни в Иудействе, что я жестоко гнал Церковь Божию, и опустошал ее, и преуспевал в Иудействе более многих сверстников в роде моем, будучи неумеренным ревнителем отеческих моих преданий".
Такое чувство, что по его мнению, "Иудейство" только и состоит в том, чтобы "гнать церковь". Это как раз единственное, чем иудаизм никогда не занимался. Итак, Павел однозначно отрекается от иудаизма (слово, переведенное как "Иудейство", в оригинале на греч. "иудаизмос" - иудаизм), и от своего прежнего образа жизни, который, якобы, заключался в ревности по отеческим преданиям. Т.е. Павел отрекся от иудаизма, как "прежнего образа жизни" и стал христианином.
Весьма странно, что человек, который был "ревнителем преданий", вдруг, в один миг поменял свой менталитет, и стал проповедовать "учение с неба, которое не принял от человеков". Это, по меньшей мере, заставляет усомниться в его прежней ревности.
"Когда же Бог, избравший меня от утробы матери моей и призвавший благодатью Своею, благоволил открыть во мне Сына Своего, чтобы я благовествовал Его язычникам, — я не стал тогда же советоваться с плотью и кровью, и не пошел в Иерусалим к предшествовавшим мне Апостолам, а пошел в Аравию, и опять возвратился в Дамаск".
Павел автоматически диагностирует у апостолов всяческое отсутствие духовности, называя их "плотью и кровью". А ведь именно они - те, на которых "спустился дух" на Пятидесятницу... Но нет, они - ничто и никто, всего лишь "плоть и кровь", подумаешь... В общем, Павел к ним не пошел, и не поинтересовался - кем вообще этот Иисус был, чему учил, как жил. Все это он посчитал не важным, ведь с неба получил учение! Это, конечно, аргумент!.. Интересно только, чему он мог научиться в Аравии?..
"Потом, спустя три года, ходил я в Иерусалим видеться с Петром и пробыл у него дней пятнадцать. Другого же из Апостолов я не видел никого, кроме Иакова, брата Господня".
Только спустя три года Павел удосужился встретиться с Петром, и то, только потому, что Иерусалимская община возмутилась тем, какую ересь он проповедует под эгидой их учения.
"Церквам Христовым в Иудее лично я не был известен"
Не удивительно. Вполне вероятно, они считали его врагом, хотя он и пишет дальше, что они "прославляли бога за него".
Следующая встреча Павла с Иерусалимской общиной состоялась лишь через 14 лет! Он явно всячески избегал каких-либо контактов с реальными учениками Иисуса.
Гал. 2 "И в знаменитых чем - либо, какими бы ни были они когда - либо, для меня нет ничего особенного: Бог не взирает на лице человека"
В очередной раз Павел выказывает свое презрение к "некогда знаменитым" апостолам, в которых "нет ничего особенного", т.е. они совсем ничего не значат для него, хотя, по логике христианства, они должны быть "возлюбленными братьями". Павел утверждает, что "бог не взирает на лицо человека", однако, Иисус лично избрал именно этих конкретных людей. Значит, "взирает". Апостолы действительно стали "некогда знаменитыми", потому что отныне знаменитость Павла во много раз превзошла их известность, особенно среди множества язычников.
Дальше, в послании, Павел нападает на Петра, обвиняя его в лицемерии. В общем, противно читать, если честно. Что такого "назидательного" христиане усматривают в этих письмах, читая о перепалках и междоусобицах, о внутренней вражде первых христиан, о павловом превозношении себя любимого, и всяческом унижении Иерусалимской общины учеников Иисуса, не говоря уже об унижении подлинных Иудеев... Непонятно.
Да уж, сильна братская любовь между "столпами христианства", ничего не скажешь! Не мудрено, что их духовные дети - христиане, следуют по стопам своих учителей.
Можно смело констатировать тот факт, что Павлу таки удалось разрушить "протохристианскую общину", состоявшую из учеников Иисуса. Его ересь, увлекшая язычников, весьма быстро затмила то движение, которое начало зарождаться в Иудее, и погибло, практически, в зачатке.
Возникает вопрос: с какой целью он это делал? Честно говоря, затрудняюсь с ответом. Однако, можно с уверенностью сказать, что Иудеем Павел не был. Человек, который "дышит угрозами и убийством" на людей, проповедующих праведный образ жизни в соответствии с Торой, по определению, не Иудей. И проливающий кровь в Храме - тоже. Ведь Павел не только "дышал убийством", он был реальным убийцей! Согласно Кумранским рукописям, ворвавшись со своими сподвижниками в Храм, он, с криком: "Мочите всех!" напал на учеников Иисуса и убил Иакова. Правда, Иакову удалось выжить и оправиться от ран. Какие у них после этого могли быть взаимоотношения? Хотя, будь они христианами, должны были лобызать друг друга. Но, выходит, христианами они не были...
"Однако если отойти чуть в сторону от канонического текста, начинает вырисовываться существенно иной образ Иакова. Это показывают результаты исследований Эйзенмана, проводившихся им в последние годы. Одним из источников информации, указываемых им, является анонимный текст «ранней церкви», так называемые «Климентины», появившиеся в начале III в. н.э. По свидетельству этого документа, Иаков проповедовал в Храме, когда туда ворвался неназванный «враг» в окружении своих приспешников. «Враг», возвысив голос, обрушился с упреками на слушавших Иакова, а затем попытался возбудить толпу «бранью и злобой, словно безумный, подстрекая всех к убийству, говоря: „Что же вы? Отчего вы медлите? О ленивые и равнодушные, почему вы не наложите руки на них и не разорвете этих негодяев на куски?“» При этом «враг» не ограничился одними только словесными оскорблениями. Схватив факел, он начал размахивать им, нападая на собравшихся в Храме верующих. Его приспешники следовали за ним. Вспыхнул самый настоящий мятеж: «Пролилось много крови; завязался бой, в ходе которого враг напал на Иакова и сбросил его вниз головой с верха лестницы; затем, думая, что тот мертв, враг не стал вновь нападать на него». Иаков, однако, остался жив. По свидетельству тех же «Климентин», его сторонники отнесли его к нему в дом, находившийся в Иерусалиме. На следующее утро, еще до рассвета, раненый Иаков вместе со своими сподвижниками покинул город, направившись в Иерихон, где они провели некоторое время, по всей вероятности – до тех пор, пока Иаков немного не оправился от ран.
По мнению Эйзенмана, это нападение на Иакова весьма показательно. Он усматривает прямую параллель между ним и нападением на первомученика Стефана, описанным в Книге Деяний. Эйзенман подчеркивает, что Стефан, возможно, был вымышленной фигурой, появившейся для того, чтобы завуалировать тот факт, что подобное нападение, скрыть которое Книга Деяний попросту не смогла, на самом деле было направлено против Иакова. Эйзенман также говорит, что Иерихон, куда бежали Иаков и его сподвижники после нападения, находится всего в нескольких милях от Кумрана. Более того, он утверждает, что бегство в Иерихон – это несомненная историческая деталь. Дело в том, что сознательно сфабриковать и вставить в текст подробности подобного рода просто невозможно, поскольку они не служат никакой особой цели. Что же касается «врага», то в отношении его личности остается мало сомнений. В «Климентинах» сказано буквально следующее: «Тогда спустя три дня к нам пришел от Гамалиила один из братьев… принесший нам тайные вести о том, что враг получил от Каиафы, первосвященника, задание арестовать всех, кто уверовал в Иисуса, и для этого намеревается отправиться в Дамаск с письмом от него [Каиафы]…»"
Автор :"Галилеянка", Форум "Бейт - Мидраш".
http://levit1144.ru/forum/111
Оправдывает ли Б-г беззаконников "даром"?
Рим. 3
"Итак, что же? имеем ли мы преимущество? Нисколько. Ибо мы уже доказали, что как Иудеи, так и Еллины, все под грехом,
как написано: нет праведного ни одного; нет разумевающего; никто не ищет Бога; все совратились с пути, до одного негодны; нет делающего добро, нет ни одного.
Гортань их — открытый гроб; языком своим обманывают; яд аспидов на губах их.
Уста их полны злословия и горечи. Ноги их быстры на пролитие крови; разрушение и пагуба на путях их; они не знают пути мира. Нет страха Божия перед глазами их.
Но мы знаем, что закон, если что говорит, говорит к состоящим под законом, так что заграждаются всякие уста, и весь мир становится виновен пред Богом,
потому что делами закона не оправдается пред Ним никакая плоть; ибо законом познаётся грех.
Но ныне, независимо от закона, явилась правда Божия, о которой свидетельствуют закон и пророки,
правда Божия через веру в Иисуса Христа во всех и на всех верующих, ибо нет различия,
потому что все согрешили и лишены славы Божией, получая оправдание даром, по благодати Его, искуплением во Христе Иисусе,
которого Бог предложил в жертву умилостивления в Крови Его через веру, для показания правды Его в прощении грехов, соделанных прежде,
во время долготерпения Божия, к показанию правды Его в настоящее время, да явится Он праведным и оправдывающим верующего в Иисуса.
Где же то, чем бы хвалиться? уничтожено. Каким законом? законом дел? Нет, но законом веры.
Ибо мы признаём, что человек оправдывается верою, независимо от дел закона".
Павел в очередной раз использует манипулятивную аргументацию, извращая смысл написанного в ТаНаХе. Он искусно компилирует цитаты из нескольких Псалмов и Экклезиаста, полностью игнорируя смысловую последовательность написанного, и вырывая цитаты из контекста.
Пс. 11 "Спаси, Господи, ибо не стало праведного, ибо нет верных между сынами человеческими. Ложь говорит каждый своему ближнему; уста льстивы, говорят от сердца притворного. Истребит Господь все уста льстивые, язык велеречивый, тех, которые говорят: «языком нашим пересилим, уста наши с нами; кто нам господин»?"
Пс. 5 "Ибо нет в устах их истины: сердце их — пагуба, гортань их — открытый гроб, языком своим льстят".
Пс. 13 "Все уклонились, сделались равно непотребными; нет делающего добро, нет ни одного."
Павел выводит аксиому: нет праведного ни одного! И точка! И на том основании заключает, что "человек оправдывается верою, НЕЗАВИСИМО от дел Закона. Получает оправдание ДАРОМ". Таким образом, он утверждает, по сути, что человек волен жить так, как ему заблагорассудится, но он "спасется" и "оправдается" Б-гом в результате веры в Иисуса. Собственно, Павел утверждает, что Б-г будет оправдывать сознательных грешников.
И тут же он возвращается к больной для себя теме: то, чем "хвалятся" Павловы оппоненты (апостолы Иерусалимской общины, которые ратовали за соблюдение Торы) - "уничтожено"! Т.е. "праведность от дел" уничтожается "праведностью от веры". Хотя, праведность, по определению, взаимосвязана исключительно с "делами", т.е. с жизнью по Торе.
Безусловно, Всевышний милует людей за их проступки и неосознанные грехи, а также прощает осознанные после того, как человек искренне покается и прекратит их совершать, однако, Он ни в коем случае не оправдывает осознанное беззаконие!
Каков же контекст того, о чем писали Давид и Соломон в ТаНаХе:
Пс. 11 "Слова Господни — слова чистые, серебро, очищенное от земли в горниле, семь раз переплавленное."
Что за Слова? Тора! Давиду и в голову не могло придти, что его сетования о том, что стали исчезать праведные люди, могут привести к выводу, что Тора - "отменена". Он взывал ко Всевышнему именно для того, чтобы Тот помог народу вернуться к Истине, к Торе, которую сравнил с чистым серебром, многократно переплавленным.
Пс. 5 "Услышь, Господи, слова мои, уразумей помышления мои. Внемли гласу вопля моего, Царь мой и Бог мой! ибо я к Тебе молюсь. Господи! рано услышь голос мой, — рано предстану пред Тобою, и буду ожидать, ибо Ты Бог, не любящий беззакония; у Тебя не водворится злой; нечестивые не пребудут пред очами Твоими: Ты ненавидишь всех, делающих беззаконие. Ты погубишь говорящих ложь; кровожадного и коварного гнушается Господь. А я, по множеству милости Твоей, войду в дом Твой, поклонюсь святому храму Твоему в страхе Твоем. ... И возрадуются все уповающие на Тебя, вечно будут ликовать, и Ты будешь покровительствовать им; и будут хвалиться Тобою любящие имя Твое. Ибо Ты благословляешь праведника, Господи; благоволением, как щитом, венчаешь его."
Здесь явно противопоставляются праведники и беззаконники. Человек, "верующий в Иисуса", но живущий во грехах - беззаконник в глазах Всевышнего! Б-г ненавидит всех, делающих беззаконие, независимо от их "веры". В том же Псалме написано, что Он благословляет праведника, т.е. человека, живущего в соответствии с заповедями. Не понятно, на каком основании Павел делает извращенный вывод о том, что "Б-г оправдывает беззаконника".
Праведник это тот, у кого есть страх Б-жий. Пс 110:10 "Начало мудрости — страх Господень; разум верный у всех, исполняющих заповеди Его. Хвала Ему пребудет вовек". Соответственно, те люди, которые сознательно отвергают и не исполняют заповеди - страха Б-жьего не имеют, однако, имеют извращенный разум, позволяющий им, к примеру, делать выводы о том, что "Закон отменен".
Пс. 13 "Сказал безумец в сердце своем: «нет Бога». Они развратились, совершили гнусные дела; нет делающего добро. Господь с небес призрел на сынов человеческих, чтобы видеть, есть ли разумеющий, ищущий Бога. Все уклонились, сделались равно непотребными; нет делающего добро, нет ни одного. Неужели не вразумятся все, делающие беззаконие, съедающие народ мой, как едят хлеб, и не призывающие Господа? Там убоятся они страха, ибо Бог в роде праведных. Вы посмеялись над мыслью нищего, что Господь упование его. «Кто даст с Сиона спасение Израилю!» Когда Господь возвратит пленение народа Своего, тогда возрадуется Иаков и возвеселится Израиль."
В этом Псалме речь идет о язычниках, которые творят беззаконие и "съедают народ Б-жий", однако, Израилю, роду праведных, Всевышний обещает спасение! Павел же уравнивает евреев, которые хотя бы пытаются жить по Торе, с язычниками, которые Тору отвергают. Просто уму непостижимо, каким образом он пришел к такому выводу, ведь контекст написанного в ТаНаХе полностью противоречит этому. Кстати, может быть, именно в Павловых письмах кроется корень христианской привычки "общаться цитатами", злостно вырывая строки из контекста, полностью игнорируя смысловую последовательность, а также общую идею всего произведения в целом...
Эккл. 7:20
Синодальный перевод: "Нет человека праведного на земле, который делал бы добро и не грешил бы".
Еврейский перевод: "Ибо нет на земле такого праведника, который творил бы благо и не погрешил бы".
Обратите внимание, насколько разнится смысл этих переводов! В соответствии с первым вариантом, можно понять так, что на земле вообще нет ни одного праведника, и все творят исключительно зло. Читая же еврейский перевод становится ясно, что праведники на земле есть, но они не безгрешны. Праведник - это не тот, у кого абсолютно нет грехов, но тот, что стремится к совершенству, стараясь жить в соответствии с волей Творца, т.е. исполняет Закон.
Таким образом, логическая цепочка Павла о том, что "весь мир виновен перед Б-гом", следовательно "никто Законом не оправдывается", следовательно "все оправдываются даром через веру в Иисуса" - абсурдна!
http://levit1144.ru/forum/111
Рим. 3
"Итак, что же? имеем ли мы преимущество? Нисколько. Ибо мы уже доказали, что как Иудеи, так и Еллины, все под грехом,
как написано: нет праведного ни одного; нет разумевающего; никто не ищет Бога; все совратились с пути, до одного негодны; нет делающего добро, нет ни одного.
Гортань их — открытый гроб; языком своим обманывают; яд аспидов на губах их.
Уста их полны злословия и горечи. Ноги их быстры на пролитие крови; разрушение и пагуба на путях их; они не знают пути мира. Нет страха Божия перед глазами их.
Но мы знаем, что закон, если что говорит, говорит к состоящим под законом, так что заграждаются всякие уста, и весь мир становится виновен пред Богом,
потому что делами закона не оправдается пред Ним никакая плоть; ибо законом познаётся грех.
Но ныне, независимо от закона, явилась правда Божия, о которой свидетельствуют закон и пророки,
правда Божия через веру в Иисуса Христа во всех и на всех верующих, ибо нет различия,
потому что все согрешили и лишены славы Божией, получая оправдание даром, по благодати Его, искуплением во Христе Иисусе,
которого Бог предложил в жертву умилостивления в Крови Его через веру, для показания правды Его в прощении грехов, соделанных прежде,
во время долготерпения Божия, к показанию правды Его в настоящее время, да явится Он праведным и оправдывающим верующего в Иисуса.
Где же то, чем бы хвалиться? уничтожено. Каким законом? законом дел? Нет, но законом веры.
Ибо мы признаём, что человек оправдывается верою, независимо от дел закона".
Павел в очередной раз использует манипулятивную аргументацию, извращая смысл написанного в ТаНаХе. Он искусно компилирует цитаты из нескольких Псалмов и Экклезиаста, полностью игнорируя смысловую последовательность написанного, и вырывая цитаты из контекста.
Пс. 11 "Спаси, Господи, ибо не стало праведного, ибо нет верных между сынами человеческими. Ложь говорит каждый своему ближнему; уста льстивы, говорят от сердца притворного. Истребит Господь все уста льстивые, язык велеречивый, тех, которые говорят: «языком нашим пересилим, уста наши с нами; кто нам господин»?"
Пс. 5 "Ибо нет в устах их истины: сердце их — пагуба, гортань их — открытый гроб, языком своим льстят".
Пс. 13 "Все уклонились, сделались равно непотребными; нет делающего добро, нет ни одного."
Павел выводит аксиому: нет праведного ни одного! И точка! И на том основании заключает, что "человек оправдывается верою, НЕЗАВИСИМО от дел Закона. Получает оправдание ДАРОМ". Таким образом, он утверждает, по сути, что человек волен жить так, как ему заблагорассудится, но он "спасется" и "оправдается" Б-гом в результате веры в Иисуса. Собственно, Павел утверждает, что Б-г будет оправдывать сознательных грешников.
И тут же он возвращается к больной для себя теме: то, чем "хвалятся" Павловы оппоненты (апостолы Иерусалимской общины, которые ратовали за соблюдение Торы) - "уничтожено"! Т.е. "праведность от дел" уничтожается "праведностью от веры". Хотя, праведность, по определению, взаимосвязана исключительно с "делами", т.е. с жизнью по Торе.
Безусловно, Всевышний милует людей за их проступки и неосознанные грехи, а также прощает осознанные после того, как человек искренне покается и прекратит их совершать, однако, Он ни в коем случае не оправдывает осознанное беззаконие!
Каков же контекст того, о чем писали Давид и Соломон в ТаНаХе:
Пс. 11 "Слова Господни — слова чистые, серебро, очищенное от земли в горниле, семь раз переплавленное."
Что за Слова? Тора! Давиду и в голову не могло придти, что его сетования о том, что стали исчезать праведные люди, могут привести к выводу, что Тора - "отменена". Он взывал ко Всевышнему именно для того, чтобы Тот помог народу вернуться к Истине, к Торе, которую сравнил с чистым серебром, многократно переплавленным.
Пс. 5 "Услышь, Господи, слова мои, уразумей помышления мои. Внемли гласу вопля моего, Царь мой и Бог мой! ибо я к Тебе молюсь. Господи! рано услышь голос мой, — рано предстану пред Тобою, и буду ожидать, ибо Ты Бог, не любящий беззакония; у Тебя не водворится злой; нечестивые не пребудут пред очами Твоими: Ты ненавидишь всех, делающих беззаконие. Ты погубишь говорящих ложь; кровожадного и коварного гнушается Господь. А я, по множеству милости Твоей, войду в дом Твой, поклонюсь святому храму Твоему в страхе Твоем. ... И возрадуются все уповающие на Тебя, вечно будут ликовать, и Ты будешь покровительствовать им; и будут хвалиться Тобою любящие имя Твое. Ибо Ты благословляешь праведника, Господи; благоволением, как щитом, венчаешь его."
Здесь явно противопоставляются праведники и беззаконники. Человек, "верующий в Иисуса", но живущий во грехах - беззаконник в глазах Всевышнего! Б-г ненавидит всех, делающих беззаконие, независимо от их "веры". В том же Псалме написано, что Он благословляет праведника, т.е. человека, живущего в соответствии с заповедями. Не понятно, на каком основании Павел делает извращенный вывод о том, что "Б-г оправдывает беззаконника".
Праведник это тот, у кого есть страх Б-жий. Пс 110:10 "Начало мудрости — страх Господень; разум верный у всех, исполняющих заповеди Его. Хвала Ему пребудет вовек". Соответственно, те люди, которые сознательно отвергают и не исполняют заповеди - страха Б-жьего не имеют, однако, имеют извращенный разум, позволяющий им, к примеру, делать выводы о том, что "Закон отменен".
Пс. 13 "Сказал безумец в сердце своем: «нет Бога». Они развратились, совершили гнусные дела; нет делающего добро. Господь с небес призрел на сынов человеческих, чтобы видеть, есть ли разумеющий, ищущий Бога. Все уклонились, сделались равно непотребными; нет делающего добро, нет ни одного. Неужели не вразумятся все, делающие беззаконие, съедающие народ мой, как едят хлеб, и не призывающие Господа? Там убоятся они страха, ибо Бог в роде праведных. Вы посмеялись над мыслью нищего, что Господь упование его. «Кто даст с Сиона спасение Израилю!» Когда Господь возвратит пленение народа Своего, тогда возрадуется Иаков и возвеселится Израиль."
В этом Псалме речь идет о язычниках, которые творят беззаконие и "съедают народ Б-жий", однако, Израилю, роду праведных, Всевышний обещает спасение! Павел же уравнивает евреев, которые хотя бы пытаются жить по Торе, с язычниками, которые Тору отвергают. Просто уму непостижимо, каким образом он пришел к такому выводу, ведь контекст написанного в ТаНаХе полностью противоречит этому. Кстати, может быть, именно в Павловых письмах кроется корень христианской привычки "общаться цитатами", злостно вырывая строки из контекста, полностью игнорируя смысловую последовательность, а также общую идею всего произведения в целом...
Эккл. 7:20
Синодальный перевод: "Нет человека праведного на земле, который делал бы добро и не грешил бы".
Еврейский перевод: "Ибо нет на земле такого праведника, который творил бы благо и не погрешил бы".
Обратите внимание, насколько разнится смысл этих переводов! В соответствии с первым вариантом, можно понять так, что на земле вообще нет ни одного праведника, и все творят исключительно зло. Читая же еврейский перевод становится ясно, что праведники на земле есть, но они не безгрешны. Праведник - это не тот, у кого абсолютно нет грехов, но тот, что стремится к совершенству, стараясь жить в соответствии с волей Творца, т.е. исполняет Закон.
Таким образом, логическая цепочка Павла о том, что "весь мир виновен перед Б-гом", следовательно "никто Законом не оправдывается", следовательно "все оправдываются даром через веру в Иисуса" - абсурдна!
http://levit1144.ru/forum/111
Часть 3. Деяния святых апостолов и послания Авторы посланий
Кем был Иисус, прежде чем стать Христом? Как протекала в действительности его жизнь на земле? Исследователи Библии искали, разумеется, ответ на этот вопрос также и в нехристианской литературе, но, как мы убедились, узнали немного. Правда, в этой литературе есть сведения, подтверждающие отчасти факт исторического существования Иисуса, но, кроме этого, ничего конкретного они не сообщают
Мы могли надеяться, что кто-кто, а уж сами последователи Иисуса, знавшие его лично, постараются сохранить для грядущих поколений все, что было им о нем известно. Ведь естественно было ученикам стремиться спасти от забвения даже мельчайшие крупицы сведений о жизни своего учителя. А между тем оказывается, что евангелия по замыслу их авторов отнюдь не являлись биографическими сочинениями и преследовали совсем иные цели. Поэтому с точки зрения восстановления биографии Иисуса евангелия представляют собой весьма скудный источник
Более того, оказалось, что даже сообщаемые евангелиями сведения вызывают сомнения. Ведь установлено, что они не из первых рук, хотя лица, считающиеся их авторами, должны были все рассказанное там знать по личным наблюдениям. Между тем эти якобы очевидцы событий, а также их друг и летописец Лука - все они использовали чужие источники. Так, например, Матфей и Лука включили в свои евангелия почти весь текст Марка и т. д. Сегодня мы знаем уже, чем это объяснить. Евангелия написаны не Матфеем, не Марком, не Иоанном и, быть может, даже не Лукой. Их создали или скомпилировали из разных письменных источников и устных преданий другие, неизвестные нам авторы, чьи подлинные имена мы, должно быть, так никогда и не узнаем. Даже католическая церковь вынуждена была признать, что вопрос об авторстве евангелий отнюдь не закрыт и нельзя возражать против дальнейшего научного исследования этой проблемы. Участники второго Ватиканского собора, обсуждая "Конституцию об откровении", отвергли большинством голосов следующий пункт: "Божья церковь всегда утверждала и утверждает, что авторами евангелий являются те, чьи имена названы в каноне священных книг, а именно: Матфей, Марк, Лука и Иоанн". Вместо перечисления этих имен решили вписать - "святые авторы"
Итак, повторяем ещё раз, авторы евангелий не были очевидцами событий. Это были компиляторы, черпавшие свои сведения из фольклорной традиции христианских общин, где уже тогда путем сочетания фактов с легендами создавался некий стереотип биографии Иисуса, называемый некоторыми исследователями "протоевангелием" или "праевангелием". Синоптические евангелия базируются на таком общем источнике, и этим объясняется их сходство, послужившее основанием для убеждения, что их авторы, будучи очевидцами событий, независимо друг от друга рассказывают то, что в самом деле происходило. Любопытно, что этого убеждения не поколебало даже Евангелие от Иоанна. Оно было создано в совершенно иной среде, вне влияния синоптического образца и дает совершенно иной образ Иисуса. Мы напомнили вкратце выводы предыдущих двух глав для того, чтобы ещё раз подчеркнуть ничтожное значение евангелий как источников информации о подлинной биографии Иисуса. Но в Новом завете есть ещё два произведения, которые в силу своего жанра кажутся более обнадеживающими. Это, прежде всего, "Деяния святых апостолов", а также сборник посланий, приписываемых св. Павлу, св. Иакову, св. Иоанну и св. Иуде. Поговорим прежде всего о посланиях, представляющих собою важный источник для изучения истории христианства
Филологические исследования показали, что из четырнадцати посланий Павла лишь часть можно считать подлинными. Некоторые исследователи считают подлинными всего четыре послания. Эту точку зрения сформулировал в середине минувшего столетия известный профессор богословия в Тюбингене Фердинанд Баур, пришедший после филологического анализа текстов к выводу, что Павел был автором только посланий к коринфянам, галатам и к Филимону. Этот вывод, с одной лишь поправкой, подтвердили современные библеисты из города Эдинбурга: профессор богословия Макгрегор и его сотрудник Мортон. В своих лингвистических исследованиях они воспользовались компьютером и на основе математических вычислений неопровержимо установили, что единство языка и стиля связывает пять посланий: к римлянам, к коринфянам (оба послания), к галатам и к Филимону. Не подлежит сомнению, что они написаны одним человеком. А поскольку на основании ряда признаков, на которых мы здесь не будем останавливаться, считается доказанным, что автором двух посланий (первое послание к коринфянам и послание к галатам) является св. Павел, то приходится признать его также и автором трех остальных. Что до остальных посланий, приписываемых Павлу, то уже ясно, что они принадлежат неизвестным авторам, которые по обычаю того времени назвались именем апостола, чтобы придать большую значимость своим доводам. Послания к Тимофею и к Титу, например, относятся к первой половине второго века: в них отражена такая обстановка в христианских общинах, какая была просто невозможна при жизни Павла. Там идет речь о борьбе с ересями, возникшими, когда Павла уже давно не было в живых. Мы не ставим своей целью детально рассматривать эти вопросы - сугубо специальные, чрезвычайно сложные и отнюдь не до конца решенные. Критическая литература, посвященная посланиям, колоссальна, и даже тем, кто специально занимается этой проблемой, трудно охватить её всю. Мы хотим лишь в самых общих чертах познакомить читателя с существом проблемы и рассказать, в чем историческая ценность посланий. Что же представляют собой подлинные послания Павла? Вкратце можно сказать, что автор поднимает там ряд доктринальных и нравственных проблем, волновавших в ту пору христианские общины. Но главной целью автора посланий является проповедь теологической идеи, которую, хотя она и начала уже тогда зарождаться среди христиан в результате синкретического воздействия различных эллинистических течений, лишь Павел последовательно разработал и изложил. Главное в его учении - вера в то, что Иисус Христос является богом, который ради искупления первородного греха человечества позволил себя распять, воскрес, вознесся на небеса и со дня на день вернется, чтобы установить царство божье на земле. В этой концепции Иисус, как конкретная историческая личность, естественно, отодвигался на задний план. Павел, поглощенный своей идеей, не интересовался земной стороной жизни Иисуса. В своих посланиях он называет его всегда "Христос", что значит мессия, или сын божий, спаситель и сын человеческий
Возможность такой трактовки Иисуса облегчало Павлу то обстоятельство, что он не был лично знаком с Иисусом и не оказался поэтому в положении тех евреев из Евангелия от Иоанна, которые вопрошали с ужасом и изумлением: "Не Иисус ли это, сын Иосифов, которого отца и мать мы знаем? Как же говорит он: Я сошел с небес?" (6:42)
Все, что Павел знал об Иисусе, он слышал от других, в основном от его ревностных последователей, которые в своих восторженных воспоминаниях изображали его сверхчеловеческим существом. Эта отвлеченная трактовка, при которой Иисус лишился конкретных черт и стал исключительно воплощением теологической идеи, привела к тому, что в посланиях Павла Иисус-человек почти полностью отсутствует
Что касается остальных посланий, то многие ученые (в особенности немецкий библеист Марксен) прямо заявляют, что ни одно из них не принадлежит указанному в каноне автору. Нельзя уже установить, кто приписал авторство их соответствующим апостолам: сами авторы или более поздние переписчики. Возможно, что послания какое-то время были анонимными, что способствовало возникновению подобных ошибок или сознательных мистификаций. Некоторое исключение составляет тут первое послание св. Иоанна, ибо очевидно, что его написал автор четвертого евангелия. Все вышесказанное не значит, однако, что послания Нового завета не представляют ценности для историков и религиоведов. Фиктивными оказались их официальные авторы, но не их содержание. Мы находим в них достоверный, живой, написанный по горячим следам событий рассказ о различных явлениях, характерных для быта, нравов и социальных отношений в рассеянных по миру христианских общинах
Перед читателем встают изобилующие множеством подробностей и на редкость интересные картины жизни христиан. Тут и толпы верующих, преданных Иисусу душою и телом, а рядом - несправедливость, возмутительные интриги и склоки среди членов общин, сектантские отступничества и измены, падение нравов и даже нравственные извращения. Мы с увлечением наблюдаем, как в этом клубке хороших и плохих инстинктов и черт человеческого характера начинает зарождаться идеал нового человека
Авторы посланий, хотя и скрытые под маской фиктивных имен, исторически достоверны. Ведь они действительно существовали и страстно боролись за этого нового человека. Но это не были апостолы. Они не знали лично Иисуса и не могут считаться очевидцами его жизни и деяний. Поэтому в посланиях нет ничего такого, что могло бы пригодиться для воссоздания биографии Христа
Борьба за идею христианства
Во всех средиземноморских городах, которые св. Павел посетил во время своих трех миссионерских путешествий, он встречал яростную, угрожающую его жизни оппозицию со стороны ортодоксальных иудеев. В их нападках чувствуется система, и поэтому некоторые библеисты предполагают, что все эти инциденты организовали агенты, присланные из Иерусалима Иаковом - "братом господним" - или кем-то из его приближенных
Об одном из самых интересных эпизодов этой многолетней борьбы за идею христианства мы узнаем из послания к галатам. Павел ратовал за универсальный характер новой религии. Он хотел облегчить язычникам принятие её, ликвидируя необходимость подчиняться бесконечным ритуальным правилам иудаизма, и прежде всего обряду обрезания. Иаков, Петр и другие назореи считали себя правоверными иудеями, и им трудно было смириться с мыслью, что к их братству могут примкнуть люди, чуждые иудаизму, не подчиняющиеся его законам. Павел же, сознавая, как важен этот вопрос для дальнейшего развития христианства, предпочел вступить в конфликт с еврейскими собратьями, но не отказался от своей концепции. Он никак не ожидал, что именно некоторые новообращенные язычники нанесут ему в этой борьбе, образно выражаясь, удар в спину. Меж тем община галатов, вероятно, под влиянием иудео-христианских агитаторов перешла в иудейство и ввела у себя обрезание. Павел был потрясен и, очевидно, никак не мог взять в толк, почему племя галатов, или галлов, не имевшее ничего общего с иудейством, внезапно побороло в себе отвращение к кровавому обряду
Однако современные исследователи, во всеоружии достижений исторической науки, сумели объяснить причины этого явления
Галлы, народ кельтского происхождения, покинули родную Галлию и направились на поиски нового жизненного пространства. В 390 году до нашей эры они завоевали Рим, затем ушли в Малую Азию, создали в Анатолии свое государство и с течением времени полностью эллинизировались. В Анатолии же с незапамятных времен существовал культ фригийской богини Кибелы и её юного возлюбленного Аттиса, который в припадке безумия оскопил себя. Весной, в праздник божественных возлюбленных, разыгрывались драмы-мистерии, содержанием которых были оскопление Аттиса, его смерть и воскресение. Устраивались праздничные шествия и прежде всего оргиастические пляски, во время которых доведенные до экстаза анатолийцы калечили себя в честь бога Аттиса. Миф об умершем от оскопления и воскресшем боге символизировал, разумеется, ритм замирающей и возрождающейся природы
Культ был связан с земледелием, являвшимся основным занятием местного населения. Галаты, тоже занимавшиеся главным образом земледелием и проживавшие в Анатолии уже более трехсот лет, не могли не приобщиться к этому культу
Поэтому обрезание не было для них чем-то ужасным и отталкивающим. Некоторый нажим со стороны единоверцев, верных иудаизму, привел к отождествлению древнееврейского ритуального обряда с укоренившимся в народе анатолийским культом. Прошло более двадцати лет с тех пор, как Павел отправился в Дамаск в качестве агента синедриона. И вот, закончив свое третье миссионерское путешествие, он вернулся в Иерусалим. За это двадцатилетие в иерусалимской общине назореев ничего не изменилось. Руководимая "братом господним", Иаковом, она оставалась по-прежнему одной из многочисленных сект иудаизма. Неудивительно поэтому, что, когда Павел явился к Иакову и старейшинам общины, на него сразу же накинулись с упреками. "Видишь, брат, - читаем мы в "Деяниях апостолов", - сколько тысяч уверовавших иудеев, и все они ревнители закона. А о тебе наслышались они, что ты всех иудеев, живущих между язычниками, учишь отступлению от Моисея, говоря, чтобы они не обрезывали детей своих и не поступали по обычаям" (21: 20, 21). Павел подчинился требованиям старейшин и семь дней очищался в храме от греха, совершая жертвоприношения. А когда, несмотря на это, разъяренная толпа хотела учинить над ним расправу, он клялся, что никогда не переставал быть одним из них: иудеянином
Вернемся, однако, назад на целое двадцатилетие и вспомним дело Стефана и его товарищей. Удивительно, что Савл, начиная травлю "эллинистов", словно бы ничего не слышал об апостолах. Трудно поверить, чтобы в таком маленьком городе, как Иерусалим того времени, он мог не знать об их существовании. Но сегодня мы уже понимаем, в чем дело. Если даже двадцать лет спустя иерусалимская община ни на шаг не отошла от иудаизма, то на заре её существования, несомненно, было точно так же. В этой обстановке Савл просто не видел никакой разницы между назореями и всей массой верующих евреев, разбитых на различные секты и религиозные группировки. Также и мессианизм назореев не смущал его, идею мессианства проповедовали и другие иудейские секты, как, например, ессеи. Вера в мессию не считалась у иудеев преступлением, поскольку пророки с незапамятных времен предсказывали его приход. Членам новой секты не ставили в вину того, что они почитали Иисуса, как мессию, при условии, что они в остальном придерживались законов Торы. Иаков же и его собратья ежедневно совершали моления в храме, вызывая всеобщее уважение своим благочестием, чистотой нравов и четким соблюдением правил моисеевой религии. Основания для беспокойства давала только та часть приверженцев Иисуса, которых автор "Деяний апостолов" называет "эллинистами". Прибыв из разных городов эллинского мира, они шокировали провинциальных жителей Иерусалима свободой нравов и критическими высказываниями на различные щекотливые темы. Некоторые из этих высказываний смахивали на кощунство, ересь и бунт против власти синедриона
Защитительная речь Стефана, отрывок из которой мы привели выше, показывает, как далеко заходили "эллинисты" в своем радикализме. Стефан изображает в ней историю еврейского народа как непрерывную цепь нарушений божьей воли, а поколения евреев - как преступников, которые убивали своих пророков и, наконец, недавно распяли Иисуса Назорейского. Совершенно очевидно, что "эллинисты" отворачивались от старой религии и - сознательно или нет - шли к вероотступничеству. Неудивительно поэтому, что Савл, проявляя терпимость к лояльным иудеохристианам, "эллинистов" считал опасными смутьянами, которых следовало обуздать во что бы то ни стало
В самом ли деле Савл так по-разному относился к двум группам назореев? Не является ли эта гипотеза слишком произвольной? Автор "Деяний апостолов" не дает нам, правда, точных сведений по этому вопросу, но в его повествовании есть детали, подкрепляющие нашу точку зрения. Так мы узнаем из "Деяний апостолов", что после драматического бегства из Дамаска Савл снова появился в Иерусалиме. И тогда произошло нечто странное: он пришел прямо к Петру и Иакову, и те, убежденные Варнавой в искренности его обращения, встретили его с радушием. В общем, Савл вел себя как человек, не испытывающий чувства вины, и апостолы, со своей стороны, не питали по отношению к нему никакой обиды
Между тем "эллинисты", с которыми он тоже пытался установить связь, отнеслись к нему совершенно иначе: хотели убить его, и ему пришлось бежать из города
Откуда такая ярость? Совершенно очевидно, что именно они, а не подопечные Иакова были прежде жертвами его террора, по его вине потеряли родных и друзей и ещё совсем недавно вынуждены были скрываться от его палачей
"Эллинисты" и другие
Обстоятельства и события убедительно доказывают, что христианская общественность в Иерусалиме очень рано распалась на две группировки. В "Деяниях апостолов" мы находим кое-какие указания на то, как углубился этот разлом после бунта "эллинистов". Нельзя забывать, что Иерусалим был тогда, в сущности, небольшим городком, все жители которого могли знать друг друга, по крайней мере в лицо. Ведь они изо дня в день толклись по тем же тесным улочкам и проводили много времени во дворе храма, игравшем в Иерусалиме ту же роль, что форум в Риме и агора в греческих городах; и все же, как ни странно, "эллинисты" какое-то время даже не подозревали, что Савл находится в городе, столковался с апостолами и беспрепятственно проповедует в их среде свое учение. Они узнали о нем лишь тогда, когда он сам дал знать о себе. Право же, трудно найти более убедительное доказательство того, насколько продвинулся процесс отчуждения двух групп назореев. Но это ещё не все. Вот что мы читаем в "Деяниях апостолов": "Братья, узнав о сем, о намерении убить Савла, отправили его в Кесарию и препроводили в Таре" (9: 30). Значит, люди Иакова не щадили энергии и денег, чтобы вырвать Савла из рук "эллинистских" мстителей, хотя не могли не знать, сколько зла он им причинил. Чем руководствовались иудео-христиане в своем милосердном поступке? Скрытой убежденностью, что Савл справедливо обуздал опасных еретических авантюристов? Или простым человеческим снисхождением к тому, кто зачеркнул свое ужасное прошлое и примкнул к ним? Каковы бы ни были подлинные мотивы их действий, несомненно одно: обе христианские группировки шли уже в то время каждая своим путем и более того - враждовали друг с другом
Мы показали, как можно путем логического умозаключения прочесть между строк то, о чем автор сознательно или несознательно умолчал. Полученные таким образом выводы весьма неожиданны и чрезвычайно полезны для лучшего понимания того, что в действительности происходило в первые годы существования христианства. Итак, мы пришли к выводу, что Савл преследовал не всех назореев, а лишь представителей крайнего крыла: "эллинистов" и их главного агитатора, Стефана
Причем отнюдь не за то, что они были последователями галилейского пророка, а за их воинственность, которая могла вызвать в городе политические беспорядки
Евреи подавляли в зародыше такие экстремистские выступления, опасаясь - и не без оснований - вооруженной интервенции римлян
Итак, Савл защищал не Моисееву религию, которой, по его мнению, ничего со стороны назореев не угрожало, он защищал от покушений "эллинистов" старый строй с его издревле сложившимися общественными отношениями и властью синедриона. То есть им руководили исключительно политические, а не религиозные мотивы. И тут напрашивается вывод, что преследование христиан в том смысле, в каком их изображает церковная традиция, вообще не имело места. Этот вывод интересен для нас ещё и потому, что позволяет глубже понять любопытнейший, загадочный внутренний облик св. Павла. Как известно, его обращение в веру назореев было внезапным и, казалось бы, парадоксальным. Неудивительно, что людям, отлично помнившим ещё этого свирепого агента синедриона, такое внезапное превращение казалось чудом
Но мы, проанализировав взятые из текста фактографические детали, знаем уже сегодня, что этот внезапный поворот был, в сущности, неизбежен. Прежде всего, как мы установили, у него не было никаких ни личных, ни религиозных предубеждений по отношению к людям, которые, сохраняя верность иудаизму, верили в божественную миссию Иисуса. Он никогда не только не поднимал на них руку, но они были ему, в сущности, ближе, чем это могло показаться. Ведь он был фарисей, а фарисеи, в отличие от саддукеев, тоже верили в бессмертие души, в воскресение и приход предсказанного пророками мессии. От веры в мессию до убеждения, что Иисус и есть мессия, был всего один шаг. И Савл во время своего путешествия в Дамаск этот шаг сделал. Все, что мы узнаем из посланий самого Павла и из "Деяний апостолов", доказывает, что это был не случайный выбор, а необходимость, вытекающая из его внутренних склонностей и феноменальной цепкости ума. В соответствии с составленной библеистами хронологической таблицей, все описанные выше события приходятся примерно на 35-36 годы, то есть они произошли за тридцать пять лет до разрушения Иерусалима и, что самое удивительное, вскоре после смерти Иисуса. Значит, его учение очень рано начало отрываться от своего иудаистского ствола. Это произошло, как мы знаем, стараниями "эллинистов", то есть евреев, говоривших на греческом языке, которые вынуждены были покинуть Иерусалим. Поселившись в эллинских метрополиях Средиземноморья, они становились пионерами христианства, подчиняясь одновременно преображающему влиянию новой среды. Христианские общины, выраставшие, как грибы, по всему Средиземноморскому побережью, приобретали все новых адептов, но в представлении этих неофитов Иерусалим был уже каким-то экзотическим городком где-то на краю света. Они по сути дела не имели понятия о том, кем был Иисус в действительности, какова была его судьба. То, что им рассказывали, касалось главным образом его божественной миссии, мученической смерти и воскресения. Они любили его за то, что ради их спасения он принял такую же смерть, какой карали их, плебеев Римской империи, голытьбу, лишенную каких-либо человеческих прав. И разумеется, при этой любви, преклонении и обожании им хотелось знать, каким он был человеком, что говорил, как выглядел, как вел себя в повседневной жизни. Они жадно ловили и распространяли любые сведения о нем
Но вести из иудейской провинции доходили скудные, искаженные и сильно поблекшие от расстояния. Что касается очевидцев событий, появлявшихся иногда в эллинских метрополиях, то шансы встретиться с ними были поистине ничтожны. Ведь их было очень немного, а количество христиан исчислялось уже тысячами и тысячами. Кроме того, эти истинные или мнимые спутники Учителя рассказывали о нем лишь то, что он творил чудеса, погиб на кресте и воскрес. Его земная биография их не интересовала. Типичным примером является тут св. Павел. Из его посланий, то есть из самых древних документов христианства, тогдашний читатель узнавал об Иисусе лишь то, что он был распят и потом воскрес. Автор не называет даже имен его родителей, Иосифа и Марии. Для людей, привыкших мыслить конкретными, осязательными образами, такой вакуум был невыносим. И народная фантазия заполняла его, создавая легенды и притчи, полные обаяния и глубокого смысла
Таким образом, постепенно создавалась агиографическая биография божественного учителя, основанная на смешении фактов с вымыслом. Пищу для этого фольклорного творчества верующие черпали не только из собственных чаяний и надежд, но и из древних мессианских традиций иудаизма и из греческих религиозных мистерий
Таким образом, чуть ли не сразу же после смерти Иисуса началось то синкретическое слияние еврейских и греческих элементов, из которого возникла в конечном итоге новая религия. В её основе лежала христология, сформулированная св. Павлом, и мифологический образ Иисуса Христа, созданный авторами евангелий, образ, мало похожий на еврейского пророка из Галилеи
Как св. Павел стал апостолом
Как мы уже говорили, вторая, несколько более обширная часть "Деяний апостолов" почти целиком посвящена деятельности и жизненным перипетиям главного идеолога этих эпохальных сдвигов - св. Павла. Она начинается с 13-й главы, но уже раньше мы видим как бы интродукцию к ней - рассказ о внезапном переходе грозного агента синедриона на сторону назореев. Павел не прервал своего путешествия в Дамаск, но, как гласит сказание, пробыл там недолго. Тамошние ортодоксальные иудеи, мстя ему за отступничество, так настойчиво покушались на его жизнь, что ему пришлось спасаться бегством. У городских ворот устроили на него засаду, но преданные ученики из числа вновь обращенных спустили его под покровом ночи с городской стены в привязанной к канату корзине. Автор "Деяний апостолов" рассказывает, что беглец направился в Иерусалим и попал, как говорится, из огня да в полымя. Ибо там решили, в свою очередь, расквитаться с ним "эллинисты"
Спасаясь от них, Павел очутился наконец в своем родном городе Тарсе
Имеющиеся источники не сообщают, сколько он там пробыл, но по некоторым косвенным указаниям, содержащимся в посланиях Павла, можно заключить, что срок этот исчислялся годами. Что же он делал там так долго? Точно это не известно, но то, что произошло потом, позволяет строить кое-какие предположения и, более того, делать логические выводы. Именно в тот период, когда Павел исчезает с исторической арены, все более важную роль в развитии христианства начинает играть столица Сирии - Антиохия. Это был тогда третий по величине город Римской империи с населением почти в полмиллиона, именуемый благодаря своим великолепным сооружениям, площадям и садам "Царицей Востока". Там господствовала, разумеется, эллинская культура, а все население, несмотря на свою этническую пестроту, говорило на греческом языке
В Антиохии существовала с давних пор большая еврейская колония, которая, по свидетельству Иосифа Флавия, пользовалась множеством гражданских привилегий
Неудивительно поэтому, что "эллинисты", бегущие от преследований из Иерусалима, искали прибежища прежде всего в Антиохии. Благодаря этим беженцам там возникла самая многочисленная и активная, а также самая богатая - после Иерусалимской - христианская община. Ведь, как мы знаем из "Деяний апостолов", члены этой общины оказывали материальную помощь своим иерусалимским собратьям, страдавшим при императоре Клавдии от голода. Слухи об антиохийских последователях Иисуса быстро дошли до Иерусалима, и Иаков, должно быть, не слишком доверяя "эллинистам", решил послать туда доверенного человека для наблюдения и руководства. Выбор его пал на уже знакомого вам Варнаву. Это был в прошлом очень богатый левит с острова Кипр, который продал все свое имущество, а вырученные деньги отдал апостолам на нужды общины. В Антиохии Варнава развил бурную деятельность, и число приверженцев новой религии быстро увеличивалось
Одному Варнаве все труднее было руководить разросшейся общиной, и он стал подумывать о помощнике. И вот сейчас, после этого отступления, мы возвращаемся к главному герою нашего рассказа - Павлу. Оказывается, Варнава решает претерпеть все невзгоды трудного пути в Тарс, чтобы привести оттуда бывшего агента синедриона, перешедшего много лет назад в христианскую веру
Неужели он бы так поступил, если бы Павел сидел в Тарсе тихо, занимаясь лишь простыми житейскими делами? Разумеется, нет. Должно быть, Павел проповедовал новую религию в своем родном городе, а также на его тылах - в римской провинции Киликии. Причем проявлял в этом такую активность, что о его деятельности стало известно даже в Антиохии. Иначе трудно объяснить поступок Варнавы. Тут могут спросить, не слишком ли много места мы посвящаем этому вроде бы незначительному вопросу. Но мы ответим, что нет, напротив. Полученные дедуктивным методом выводы чрезвычайно важны для подкрепления нашего основного тезиса. Ибо что мы видим? Страстный еврейский патриот и фарисей внезапно переходит в веру, с которой он знаком лишь постольку, поскольку беспощадно уничтожал её самых ревностных приверженцев, а тех из них, кто мог бы ему рассказать подробнее об Иисусе и его учении, по всей вероятности, вообще в глаза не видел. Это не голословное утверждение, к такому выводу мы пришли после критического анализа того, что рассказано в "Деяниях апостолов". Напомним, что там же сообщается, что вскоре после своего обращения Павел был вынужден бежать из Дамаска и вернуться в Иерусалим, где будто бы встретился с Иаковом. И здесь мы вынуждены отметить, что автор "Деяний апостолов" что-то напутал, ибо его версия не соответствует тому, что пишет сам Павел в своих посланиях. В послании к галатам (1: 17-18) он утверждает (а кому верить, как не ему?), что из Дамаска отправился в Аравию и лишь через три года снова приехал в этот сирийский город, а оттуда в Иерусалим. Правда, во втором послании к коринфянам Павел упоминает о бегстве из Дамаска (11: 32), но как причину указывает вражду не со стороны евреев, а со стороны областного правителя, царя Ареты. Возможно, автор "Деяний апостолов" просто перепутал хронологию, а пресловутое бегство действительно имело место, но только после трехлетнего пребывания Павла в Аравии и по совершенно иной причине. Так или иначе, из этих противоречивых рассказов ясно одно: как ни странно, Павел, свежеиспеченный последователь Иисуса, не ощущает никакой потребности связаться с его подлинными учениками в Иерусалиме и расспросить их о жизни и учении Учителя. Он, правда, прибывает в Иерусалим, но лишь через три года, причем, по всей вероятности, скрываясь от преследований царя Ареты. Да и тогда он ведет себя не так, как следовало ожидать, проводит там всего пятнадцать дней и встречается исключительно с Петром и "братом господним" Иаковом, словно избегая остальных апостолов и членов секты назореев (К галатам, 1: 18-19). А вот другой любопытный факт. Если верить автору "Деяний апостолов" (а нам не обязательно подвергать сомнению все рассказанное им), Павел вел себя в Иерусалиме отнюдь не как скромный ученик, жаждущий сведений об Иисусе. Напротив, он сразу выступил в роли самоуверенного учителя и "смело проповедовал во имя господа Иисуса" ("Деяния апостолов", 9: 28). Потом он провел несколько лет в Тарсе и, по-видимому, столь активно пропагандировал там новую религию, что слухи о нем докатились до самой Антиохии
Итак, если не считать 15-дневного пребывания в Иерусалиме, сколько же времени провел Павел вдали от истоков христианской религии? Вдали от людей, являвшихся подлинными учениками и преемниками распятого мессии? Сколько лет он прожил в иноземной среде, в эллинском городе, где безраздельно господствовала греческая культура, а религиозная жизнь проходила под знаком мифов об умирающем и воскресающем боге? Возникает сразу же и ещё один вопрос: откуда Павел знал все то, что он с такой страстью и безапелляционностью внушал другим? На каком основании он выступал от имени еврейского пророка из далекой Галилеи, знакомого ему разве только понаслышке? Павел, правда, уверял - и, должно быть, сам глубоко верил в это, - что Иисус явился ему на пути в Дамаск и сам поручил ему эту миссию. Беда в том, однако, что ему поверили не все, и многие прямо упрекали в том, что он самозваный апостол. Это обвинение, очевидно, сильно задело Павла, ибо в своих посланиях он его опровергает с нескрываемой горечью. Что хуже всего, его претензии отвергались и руководителями иерусалимской общины, о чем свидетельствуют многочисленные конфликты личного и доктринального характера между ним и такими ведущими представителями нового учения, как Петр, Иаков Праведный, Варнава и Иоанн Марк. Вряд ли бы они так сурово критиковали доктринальные отклонения Павла и назначили ему покаяние в Иерусалимском храме, если б они всерьез относились к его утверждениям, что он избранник самого Иисуса. Действительно, Павел мог в глазах своих современников выглядеть самозванцем. Он, в сущности, создавал новую религию, новую теологию вдали от сферы влияния иерусалимской секты назореев, в совершенно иной социальной, этнической и культурной среде. В этой религиозной концепции, как уже говорилось, Иисус имеет мало общего со странствующим учителем из далекой Галилеи или с еврейским мессией, как его изображали назореи. Что касается привода Павла в Антиохию, то некоторые исследователи (в частности, знаменитый американский библеист Поуэл Дэвис в книге "Первый христианин") связывают этот вопрос с крупными политическими событиями в Римской империи того времени
Положение на Ближнем Востоке было очень тяжелым, была засуха, начался голод
Как всегда в подобных случаях, чернь искала виновника своих невзгод, и в Александрии вспыхнул кровавый еврейский погром
В довершение всех бед император Калигула приказал поставить свою статую в Иерусалимском храме. Публий Петроний, римский легат в Сирии, в подчинении которого находился Иерусалим, пришел в ужас. Он знал, что евреи неминуемо ответят на это мятежом и начнется жестокое кровопролитие. Рискуя жизнью, он задержал выполнение приказа и отправил императору письмо, в котором умолял его отменить свое решение. Калигула в ответ приказал ему за непослушание покончить жизнь самоубийством
Но тут внезапно все начинает меняться к лучшему. В то самое время, когда Петроний набрался мужества и отправил петицию к помешанному тирану, кончилась продолжительная засуха, пошли дожди. Калигула погибает от меча сотника преторианцев, и по счастливой случайности весть о его смерти приходит в Антиохию раньше, чем императорский приговор: Петроний спасен. Императорский престол переходит к Клавдию, который был известен своим расположением к евреям
И наконец, основная сенсация: новый император назначает своего друга, Ирода Агриппу, царем Иудеи
Антиохия - вторая столица христианства
Когда Павел прибыл в Антиохию, город насчитывал уже четыреста лет. Основанный одним из полководцев Александра Македонского на сирийской реке Оронте, он стал, как мы уже говорили, одним из главных городов Римской империи, центром эллинизма в этой части света, а также столицей Сирии, что сказывалось на этническом составе населения. Здесь было больше восточных людей, чем греков и римлян. Город отличался своей высокой культурой, здесь существовали широко известные школы философии, логики, риторики. Преподавали в них знаменитые софисты, слушать которых приходили даже сыновья римских патрициев. Огромной популярностью пользовались в Антиохии весенние культовые торжества в честь юного бога Адониса, возлюбленного богини Аштарт. Обряды длились восемь дней
Красавец бог в конце лета умирал от избытка любви и воскресал весной. В течение первых четырех дней жители Антиохии, плача и рыдая, собирались у символической могилы Адониса, а в следующие четыре дня в радостном шествии носили по улицам города его изображение в виде статуэтки
И в другие времена года сновали по улицам бесконечные шествия приверженцев различных культов. Оскопленные жрецы "Великой матери" плясали в экстазе, раня себя кинжалами и обрызгивая кровью уличных зевак. Жрицы храма плодовитости проституцией зарабатывали на его содержание... Представив себе все это, мы можем взглянуть на христианскую общину в Антиохии с верной исторической перспективы. Нельзя забывать, что в этой полумиллионной, яркой и шумной человеческой массе евреи составляли, в сущности, очень небольшой обособленный круг, внутри которого находилась ещё более незаметная и малочисленная группа последователей Иисуса. И когда мы слышим, что Антиохия стала в ту пору второй после Иерусалима столицей христианства, то это определение надо воспринимать осторожно, учитывая пропорции. Конечно, жители Антиохии знали евреев, но вряд ли слышали о какой-то организованной ими новой секте последователей Иисуса. Это были внутренние дела еврейского квартала, не доходившие до сознания основной массы населения
Но вот обстановка, как мы уже сказали, внезапно изменилась. Для евреев наступила пора необычайного благополучия. Это произвело, разумеется, огромное впечатление на многих оппортунистов из числа жителей города, всегда готовых подчиняться колебаниям в настроении властей. Среди них было множество рабов и бедняков, стремившихся просто найти пристанище внутри еврейского монолитного, привилегированного содружества и, быть может, снова обрести там чувство безопасности, которое дает принадлежность к какому-нибудь организованному братству. К тому же при синагогах еврейской диаспоры существовала уже давно многочисленная группа язычников, отказавшихся от своих племенных верований и перешедших к монотеизму. Они именовались "теми, кто боялся бога" и принимали участие в иудейских молениях, хотя им разрешалось стоять только у порога храма, не заходя внутрь. "Богобоязненные" не хотели подчиняться ритуальным требованиям иудаизма, хотя их привлекали его моральный кодекс и вера в единого бога
Поскольку наиболее влиятельной сектой диаспоры были фарисеи, то "богобоязненные" переняли их веру в мессию. Именно у этой группы бывших язычников были все данные для того, чтобы потом без труда перейти в христианство
Секта христиан в Антиохии состояла, главным образом, из бежавших из Иерусалима "эллинистов", как известно, более либеральных в своих религиозных воззрениях, чем ортодоксальные иудеи, более связанных с окружающим миром. По отношению к приверженцам нееврейской национальности они шли на большие уступки, чтобы не оттолкнуть их. Они освободили их не только от обряда обрезания, но и от обязанности соблюдать иудейские запреты в области питания. Нужно было только верить в Иисуса Христа
И как бы по закону обратной связи сами они, хотя и ощущали себя иудеями, все чаще нарушали их законы и запреты, причем не только "эллинисты", но и такие преданные иудаизму иерусалимские назореи, как Петр и Варнава. Вероятно, под влиянием Павла они садились за общий стол с "язычниками", навлекая на себя гнев Иакова Праведного; а когда, под нажимом его посланцев, они вернулись на позиции ригористической ортодоксии, то заслужили горькие упреки со стороны Павла. В общем изменение конъюнктуры в благоприятную для евреев сторону и либерализм "эллинистов" привели к тому, что секта последователей Иисуса приобретала все больше адептов среди народных масс Антиохии. Этих людей привлекали не только мессианские посулы новой религии, но и надежды на выгоды, вытекающие из принадлежности к братству и совместного пользования его материальными благами
Этот приток иноплеменных неофитов имел серьезные последствия: они вносили в секту элементы своих религиозных представлений, начался процесс эллинизации христианства. Возможно, именно это и склонило Варнаву призвать на помощь знаменитого уже тогда Павла. Сам он не чувствовал себя в силах справиться с этим огромным притоком новообращенных
Загадка "Иерусалимского собора"
Строившись в Антиохии, Павел с необычайным жаром и самоотверженностью развернул миссионерскую кампанию, длившуюся, по подсчетам большинства библеистов, около двадцати лет. Автор "Деяний апостолов" рассказывает, что Павел совершил за это время три больших путешествия: он посетил родину Варнавы - остров Кипр, затем города и селения, расположенные на восточном побережье Средиземного и Эгейского морей, забрался далеко на север, в Троаду, портовый город страны, где столицей был Иллион, то есть Троя, и, наконец, на судне отправился в Македонию и оттуда - по суше - в Афины
Во множестве местностей, где он побывал, он или находил уже существующие христианские общины, или создавал новые, обращая в христианство иудеев и язычников. Здесь прежде всего следует назвать Эфес, Филиппы, столицу Македонии - Фессалонику, Коринф и ряд других
По утверждениям того же автора "Деяний апостолов", Павел каждое из своих трех путешествий заканчивал прибытием в Иерусалим. Он привозил туда средства, собранные для бедствующих иудео-христианских братьев, но главной целью его посещений была нормализация отношений с Иаковом и мирное разрешение возникших между ними доктринальных споров. Во время первого пребывания Павла в Иерусалиме будто бы состоялся так называемый "Иерусалимский собор", на котором были установлены условия обращения Павлом в христианство язычников. Ему разрешалось освобождать их от обряда обрезания при условии, что они будут соблюдать четыре наставления Иакова: 1) не есть идоложертвенного мяса; 2) воздерживаться от блуда, то есть от сношений с блудницами из языческих храмов; 3) не есть мяса удавленных животных; 4) не брать в рот крови животных. Церковь придает громадное значение этому собору, ибо его результатом было официальное признание Павла апостолом и тем самым также санкционирование его христологии. Однако многие исследователи сомневаются в том, состоялся ли вообще такой собор. Они ссылаются прежде всего на свидетельство самого Павла. Дело в том, что в его посланиях нет о соборе ни малейшего намека. Мыслимо ли, чтобы Павел умолчал о событии, столь важном для укрепления его авторитета? Не напомнил о нем антагонистам, отказывавшим ему в праве проповедовать слово божье? Удивительно и то, что Павел совершенно не чувствовал себя связанным, например, третьим наставлением Иакова. Мы позднее узнаем, что этот апостол разрешал прозелитам есть удавленину и сам ел её вместе с ними. Невозможно поверить, чтобы человек строжайших моральных правил так бесцеремонно нарушал принятые им самим обязательства. Остается предположить, что он просто никаких соборных обязательств на себя не брал. Кстати, и автор "Деяний апостолов" невольно подтверждает наше предположение. Он рассказывает, что во время последнего пребывания Павла в Иерусалиме, перед самым его арестом, то есть спустя много лет после якобы состоявшегося собора, Иаков заявил ему: "А об уверовавших язычниках мы писали, положив, чтобы они ничего такого не наблюдали, а только хранили себя от идоложертвенного, от крови, от удавленины и от блуда" (21:25). Внимательный читатель сразу же обратит внимание, что Иаков разговаривает тут с Павлом, как с человеком, который впервые слышит об этом постановлении. Ведь нелепо было бы сообщать о нем человеку, который уже давно знаком с этими запретами и обязался соблюдать их в своей миссионерской деятельности... Автор "Деяний апостолов" явно забыл все написанное им недавно о "Иерусалимском соборе" и запутался в дебрях непоследовательности. И мы, естественно, начинаем сомневаться в исторической достоверности сообщаемых им фактов. Сопоставляя этот компрометирующий промах со странным умолчанием о соборе в подлинных посланиях Павла, мы не можем не согласиться с теми библеистами, которые считают рассказ об "Иерусалимском соборе" вымыслом. Автор "Деяний апостолов", рассказывая подобные истории, руководствовался, должно быть, пропагандистскими соображениями. Нетрудно заметить, что вообще главным его героем является не Петр, а Павел. Он с восхищением и энтузиазмом описывает его неутомимую деятельность, полную трудностей, препятствий. Подчеркивая незаурядность, стойкость Павла и его заслуги перед церковью, он хочет вместе с тем убедить читателей, что тот действовал не самовольно, а с ведома и согласия родной иерусалимской общины. Словом, нарисованный им портрет Павла, в сущности, тенденциозное изображение, выдержанное в духе паулинистского течения в христианстве. Почему автор "Деяний апостолов" был заинтересован в поддержании этой версии? Дело в том, что христианизм Павла, хотя и освободившийся от балласта некоторых ритуальных ветхозаветных строгостей, не полностью отказался от иудаистской родословной. Без Ветхого завета он бы просто повис в воздухе, потеряв свою духовную и историческую базу. Ведь для первых христиан Иисус был евреем, потомком царя Давида, мессией, предсказанным ветхозаветными пророками, которых частенько цитируют евангелия в доказательство того, что мессией был именно он и никто другой
Подлинными учениками и преемниками Иисуса были апостолы и другие спутники его странствий, а значит, также старейшины иерусалимской общины и "брат господень" Иаков. И, стало быть, Павел, получив на соборе их одобрение, верно проповедовал то, чему учил Иисус. "Иерусалимский собор" был тем важным звеном, которое соединяло Павла с иудео-христианской фазой в истории церкви. Итак, автор "Деяний апостолов", очевидно, задался целью защитить Павла как подлинного продолжателя дела апостолов. А нуждался ли он в такой защите? Ведь к тому времени, когда писались "Деяния", с антагонистами Павла можно было и не считаться. Иерусалим превратился в груду развалин, а члены иерусалимской общины (с которыми в действительности, как показывают документы, Павел постоянно конфликтовал) частью ушли за Иордан, а частью рассеялись по городам и селениям Римской империи. Однако, несмотря на этот исторический катаклизм, постигший евреев, влияние иудео-христиан и противников Павла было ещё, очевидно, достаточно сильным, коль скоро автор "Деяний апостолов" считал нужным противостоять ему. Антагонисты отвергали учение Павла, не признавали его апостолом, а чуждое иудаизму обожествление Иисуса клеймили как ересь. Согласно их ветхозаветным представлениям, Иисус, хотя и был мессией, избранником божьим, пророком и чудотворцем, оставался все же человеком, лишенным божественной сущности. Эти антагонизмы продолжались ещё долго после смерти автора "Деяний апостолов". Это доказывает, что противники Павла не поверили рассказу о якобы состоявшемся "Иерусалимском соборе". Ещё в четвёртом веке, то есть триста лет спустя, потомки иудео-христиан, так называемые "евиониты" ("нищие"), яростно нападали на Павла, клеймя его как вероотступника, исказившего учение Иисуса
В 1965 году в этой области было сделано сенсационное открытие. Профессор Иерусалимского университета Шломо Пинес заинтересовался найденным в Стамбуле огромным (в шестьсот страниц) арабским манускриптом. Это оказался тысячелетней давности полемический трактат, написанный арабским теологом по фамилии Абед Аль-Яббар. Один из фрагментов манускрипта представляет собою иудео-христианский текст, переведенный в пятом и шестом веках с арамейского диалекта, некогда распространенного в Сирии. Профессор Пинес полагает, что авторы текста - подлинные члены общины назореев в Иерусалиме. Они рассказывают о том, как их секта делалась день ото дня все многочисленнее. И вместе с тем с горечью сообщают о раздирающих её внутренних конфликтах. Для нас же самое интересное то, что авторы текста пишут о Павле. Подчеркивая, что назореи всегда оставались верными последователями закона Моисеева и почитали Иисуса не как бога, а как "мужа праведного" и пророка иудейского, они клеймят Павла как фальсификатора учения Иисуса и ренегата, перешедшего на сторону римлян
Необыкновенные приключения Павла
Фабула второй части "Деяний апостолов" отличается необыкновенным динамизмом и драматичностью. Вся она буквально нашпигована необыкновенными происшествиями и чудесами. Создается впечатление, что автор сознательно использовал жанр приключенческого романа, которым в эпоху эллинизма увлекались некоторые летописцы и биографы. В соответствии с законами этого жанра Павел непрерывно попадает во всевозможные переделки, следующие одна за другой в ошеломляющем темпе. На протяжении шестнадцати кратеньких глав, то есть в повествовании, соответствующем по размеру современному рассказу, он шестнадцать раз подвергается величайшей опасности и вступает с окружением в конфликты, которые своим драматизмом, несомненно, вызывали у древних читателей ужас и вместе с тем восхищение ловкостью их протагониста. Первое приключение Павла произошло на острове Кипр, куда он прибыл с Варнавой в самом начале своего первого путешествия. Там он обратил в христианство римского проконсула Сергия Павла. Но до этого ему пришлось преодолеть сопротивление и обезвредить волхва по имени Елима, временно лишив его зрения
В Антиохии Мисидийской набожные женщины и руководители тамошней иудейской общины, с которыми Павел начал резкий религиозный спор, выгнали его из города
В Иконии язычники и евреи сговорились побить Павла каменьями, но, предупрежденный друзьями, он бежал и направился в Листру навстречу одному из самых удивительных приключений, которое можно было бы назвать смешным, если б не его трагическая развязка. Павел, прибыв в Листру, исцелил человека, парализованного от рождения
Слух о чудесном исцелении быстро разнесся по городу, люди в экстазе стали кричать, что к ним сошли боги в образе человеческом. Более крупного Варнаву они назвали Зевсом, а маленького, подвижного Павла - Гермесом. Дело дошло до того, что жрец местного храма Зевса, поддавшись общему психозу, привел украшенных гирляндами волов, чтобы заколоть их в честь "божественных" пришельцев. Павел и Варнава смешались с толпой и восклицали, раздирая на себе одежды: "Мужи! что вы это делаете? И мы - подобные вам человеки!" (14:15). Объясняя, кто они и какое проповедуют учение, они удержали народ от кровавого жертвоприношения
Вскоре, однако, им пришлось убедиться, как изменчиво бывает настроение толпы
Оказалось, что евреи из Антиохии и Иконии послали за ними погоню. Посланцы этих мстительных иудейских общин подговорили толпу, которая вытащила Павла и Варнаву за город, забросала камнями и бросила в поле, считая их погибшими. Но те лишь потеряли сознание, а к утру очнулись и с трудом побрели в Дервию. В известном македонском городе Филиппы у Павла было другое приключение, которое началось драматически, но закончилось скорее забавно. На этот раз спутником Павла был Сила. Всякий раз, когда они направлялись в иудейский молитвенный дом, рядом как из-под земли вырастала какая-то молодая прорицательница и, идя вслед за ними, выкрикивала: "Сии человеки - рабы бога всевышнего!" (16:17). Это, наконец, надоело Павлу, и он изгнал из прорицательницы вещего духа, превратив её в обыкновенную женщину. Оказалось, однако, что некоторые граждане, извлекавшие прибыль из её прорицательства, были этим очень недовольны. В отместку они обвинили Павла и Силу в том, что те сеют смуту в городе, и поволокли их к властям. Возбужденная толпа с криками требовала для них наказания. Городские начальники велели их раздеть, поколотить палками и, надев на них колодки, заточить в темницу
Казалось, положение наших героев было совершенно безвыходным. Но, как обычно в "Деяниях апостолов", их выручила потусторонняя сила. Внезапно задрожала земля, тюрьма пошатнулась, ворота распахнулись настежь, с узников слетели колодки
Страж, подумав, что узники сбежали, хотел было покончить с собой, но увидел, что они на месте, и, исполненный благодарности, покормил их, а затем перешел в христианскую веру. Назавтра дело приняло и вовсе неожиданный оборот. В тюрьму прибыл ликтор с приказом освободить Павла и Силу, но те ударились в амбицию и заявили, что не уйдут, пока перед ними не извинятся. "Нас, римских граждан, - сказал Павел, - без суда всенародно били и бросили в темницу, а теперь тайно выпускают? нет, пусть придут и сами выведут нас" (16:37). И действительно, как только городские начальники услышали, что совершили беззаконие, выпоров людей, которых, как римских граждан, нельзя было подвергать подобному наказанию, они тут же поспешили в тюрьму и с извинениями выпустили их на свободу, умоляя поскорее покинуть город. К сожалению, осталось тайной Павла и Силы, почему они так покорно разрешили измываться над собой, если достаточно было одного слова, чтобы предотвратить все это. После краткого пребывания в столице Македонии Фессалонике, откуда им снова пришлось бежать от агрессивности еврейской толпы, Павел с Силой попали в Афины. Павел со свойственным ему темпераментом развернул там широкую пропагандистскую кампанию, стремясь к осуществлению своей заветной цели: насаждению христианства в самом сердце греческой культуры. Он вел с философами-эпикурейцами и стоиками жаркие диспуты, окончившиеся тем, что его повели на Ареопаг, где он излагал свои взгляды перед верховным трибуналом Афин
Там его сначала слушали с интересом, но когда он стал тоном оракула вещать о страшном суде и телесном воскресении мертвых, то против этого восстала вся натура греков, пропитанная духом логики и скепсиса
Взгляды, проповедуемые этим пришельцем из Азии, показались им настолько нелепыми, что они встретили их язвительным хохотом. Когда Павел покидал недружелюбный город, этот хохот ещё звучал у него в ушах. И все же полностью побежденным он себя не чувствовал. Ему все-таки удалось кое-кого обратить в свою веру, найти пионеров первой христианской общины на территории Европы
Автор "Деяний апостолов" называет по имени только двух из числа новообращенных: женщину Дамарь и Дионисия Ареопагита, о котором историк христианства Евсевий пишет, что он стал первым епископом Афин
В Коринфе, куда Павел направился после Афин, он провел более полутора лет
Вначале он проповедовал в местной синагоге, но, поскольку евреи упорно отвергали его учение, он решил уделить все свое внимание гражданам города нееврейской национальности. Однако и среди евреев Павел мог похвастаться одним крупным успехом, доставившим ему, правда, вскоре много хлопот. Ему удалось обратить в христианскую веру самого начальника синагоги, Криспа, вместе с родными и домочадцами. Возмущению еврейской общественности не было предела
Избранный поспешно на место Криспа новый начальник Сосфен жаждал как можно скорее избавиться от Павла, чтобы предотвратить подобные случаи. Но он не последовал примеру других городов и не стал подстрекать народ против Павла, а обратился с жалобой к римскому проконсулу Галлиону, заявив, что Павел сеет смуту. Однако римский сановник не пожелал вмешиваться в разногласия еврейской колонии и велел разогнать толпу, сопровождавшую Сосфена и с криком требовавшую казни Павла. Разъяренная толпа выместила злобу на Сое-фене, изрядно его поколотив. Павел же спокойно остался в Коринфе ещё на какое-то время и покинул его тогда, когда сам захотел. Во время своего третьего миссионерского путешествия Павел вторично посетил Эфес и задержался там почти на три года
Судя по тому, что рассказано в "Деяниях апостолов", это был самый бурный этап его деятельности. Павел вошел в конфликт с купцами и ремесленниками Эфеса. Один из них, по имени Димитрий, торговавший серебряными изображениями храма Артемиды, восстановил против Павла всех жителей города. На состоявшемся в этой связи собрании он сказал, в частности: "Друзья! вы знаете, что от этого ремесла зависит благосостояние наше; между тем вы видите и слышите, что не только в Ефесе, но почти во всей Асии этот Павел своими убеждениями совратил немалое число людей, говоря, что делаемые руками человеческими не суть боги. А это нам угрожает тем, что не только ремесло наше придет в презрение, но и храм великой богини Артемиды ничего не будет значить и испровергнется величие той, которую почитает вся Асия и вселенная" (19:25-27)
Разъяренная толпа схватила спутников Павла - Гая и Аристарха. Павел хотел было выступить в их защиту, но, вняв просьбам своих учеников и некоторых римских чиновников, отказался от своего намерения. Впрочем, как оказалось, в его вмешательстве не было надобности" беспорядки закончились шествием в честь Артемиды в городском театре, после чего толпа, по призыву городского блюстителя порядка, спокойно разошлась по домам и Павел со своими спутниками мог без препятствий покинуть Эфес и отправиться в Македонию. Как мы видим, сказание это весьма драматично. А как все это выглядит в свете известных нам исторических фактов? Неужели христианство одерживало в ту пору победы, которые могли всерьез напугать языческое население Эфеса? Попробуем вкратце ответить на этот вопрос
Прежде всего следует отметить, что греческая богиня Артемида с течением времени превратилась в Эфесе в типичное восточное божество. Ведь Эфес был расположен в Малой Азии, где с незапамятных времен существовал культ "Великой Матери". В соответствии с этой традицией эфесская Артемида стала богиней плодовитости и кормилицей человечества. Чтобы подчеркнуть эти функции, её изображали в виде женщины с множеством грудей. Храм Артемиды (Артемизион) был построен в 580-560 годах до нашей эры, и, значит, при Павле ему было уже более шестисот лет
Правда, в течение своей многовековой истории он не раз был разрушен, но всегда возрождался из пепла ещё более прекрасным и величественным
Жрецы храма занимались отнюдь не только культом Артемиды; благодаря их деятельности храм стал одним из крупнейших финансовых и экономических центров мира. Дело в том, что Эфес был большим морским портом, славившимся своей оживленной торговлей. У его берегов встречались суда Запада и Востока, чтобы обмениваться богатым ассортиментом товаров: вином, экзотическими благовониями, произведениями искусства, изделиями ремесленников. Такая международная торговля не могла обойтись без кредитов и пайщиков, располагающих наличными деньгами
Жрецы Артемиды, накопившие, благодаря щедрости царей и пожертвованиям паломников, огромные богатства, живо откликнулись на эту потребность. Их храм стал чем-то вроде банка, который принимал за плату на хранение или передавал в другие города денежные вклады, давал займы под проценты, финансировал морские походы, а доходы, получаемые от этих операций, вкладывал в латифундии, приобретаемые повсюду, где только возможно, даже в самой Италии. Английский археолог Вуд обнаружил во второй половине девятнадцатого века место, где находились подземелья разрушенного храма. Он вел там раскопки, продолженные затем другими археологами. Плодом этих изысканий явились находки, дающие представление о богатстве Артемизиона, - три тысячи предметов из золота и слоновой кости, бесценные художественные и исторические сокровища. Добавим ещё, что Эфес был не каким-то провинциальным городом на дальней окраине Римской империи. Это была настоящая метрополия, находившаяся в центре исторических событий того времени
Мы не зря позволили себе сделать столь пространное отступление. Необходимо было напомнить кое-какие факты из жизни Эфеса, чтобы теперь сопоставить их с тем, о чем так красочно рассказывает автор "Деяний апостолов". Это сопоставление, как мы увидим, не способствует укреплению его авторитета как историка
Сколько членов могла тогда насчитывать руководимая Павлом христианская община? Несколько сот или от силы несколько тысяч. Для двухсоттысячной метрополии, постоянно запруженной толпами паломников, это была капля в море. Почитатели Иисуса, затерянные в громадном людском муравейнике, представляли собою маленькую, экзотическую, оторванную от общества группу. Автор "Деяний апостолов" не замечает этой вопиющей диспропорции и беззаботно раздувает роль христианства до утопических размеров. Если бы было так, как он рассказывает, то Артемида теряла бы почитателей с головокружительной быстротой. Только в этом случае можно было бы понять, почему богатые и славившиеся своей оборотистостью эфесские купцы лишились покупателей на изображения храма Артемиды и терпели такие убытки, что впали в панику, а знаменитый богатейший храм всерьез испугался за свое будущее. Но ведь, как мы знаем, Артемизион процветал потом ещё целых два столетия и перестал существовать не из-за отсутствия верующих, а потому, что его в 262 году разрушили племена готов, вторгшиеся в Малую Азию
Впрочем, и тогда культ Артемиды сохранил множество приверженцев. На развалинах старого храма вырос новый, правда, значительно более скромный, потому что обнищал сам город, но все же он существовал ещё некоторое время, и лишь потом на его месте построили церковь - первую церковь в истории христианства, посвященную богоматери, Деве Марии. Это, кстати, типичный пример конформизма христианской церкви, которая, встречая глубоко укоренившиеся языческие верования или древние культовые места, всегда умела ловко приспособить их к своим нуждам
Сказание о беспорядках в Эфесе для нас чрезвычайно поучительно. На его примере мы увидели, как автор "Деяний апостолов" понимал задачу историка. В этом смысле он типичное дитя своего времени. История была для него прежде всего способом проповедования определенных мнений и взглядов. Он придерживался цицероновского принципа: "Historia est magistra vitae". История - учительница жизни Автор использовал здесь - впрочем, уже не впервые - свой талант беллетриста, чтобы в драматическом, захватывающем сказании показать Павла в ореоле его великих успехов на поприще обращения в христианство языческих племен. Было бы несправедливо ставить автору в вину то, что он так, а не иначе понимал суть историографического ремесла. Но описание эфесских событий ещё раз напоминает нам о том, с какой осторожностью нужно относиться ко всему тому, что он преподносит как достоверные исторические факты. Жители Эфеса, быть может, и заметили волнения и беспорядки в еврейском квартале, но для большого, полного жизни города это были незначительные события, недостойные внимания. Хуже, когда эти события начали угрожать их жизненным интересам. Однажды под впечатлением неистовых выступлений Павла "...довольно многие, собрав книги свои, сожгли перед всеми, и сложили цены их, и оказалось их на пятьдесят тысяч драхм* (19:19). Итак, это был костер, на котором сгорело громадное количество свитков (книг в ту пору ещё, конечно, не было), первое, пожалуй, в истории аутодафе, послужившее, увы, одним из образцов для инквизиции
Из "Деяний апостолов" не ясно, какие тексты пали жертвой пламени, но автор дает понять, что речь идет о суеверных сочинениях. Может, они и казались таковыми нетерпимым христианским неофитам, но это не значит, что большинство эфесских граждан придерживалось того же мнения. Для них эти свитки были, без сомнения, чем-то близким, связанным с их традициями и верованиями. И горящий костер был ими воспринят как дерзкая провокация. Они вышли на улицы и с гневом требовали наказать святотатцев. Можно лишь удивляться их сдержанности и благоразумию, ведь в результате виновникам все сошло с рук, а бушующая толпа по призыву одного из представителей властей спокойно разошлась по домам
Вот что после нашего критического анализа осталось от сказания о блестящих успехах Павла и о панике, якобы охватившей знаменитую метрополию и её величественный храм. После третьего миссионерского путешествия Павел решил переселиться в Италию, посетив, однако, перед этим Иерусалим. Когда он прибыл в Кесарию, друзья и преданный ему иудейский пророк Агав предупреждали его, что со стороны иерусалимцев ему угрожает смертельная опасность, но он не послушался их и продолжал свой путь
Решение, которое принял Павел, несмотря на угрожавшую ему опасность, было куда более рискованным, чем это можно предположить на основании "Деяний апостолов"
То, что их автор обходит молчанием, досказывает в своих сочинениях Иосиф Флавий. От него мы узнаем, какая тяжелая обстановка сложилась в ту пору в Иерусалиме и вообще во всей Иудее. Угнетенное, доведенное до отчаяния еврейское население то и дело поднимало восстания против римских поработителей. Все эти взрывы кончались, как правило, резней, избиением виновных и невиновных, мужчин, женщин и детей. Неудивительно, что страну охватил психоз мистицизма: люди искали духовного прибежища в мессианских иллюзиях. Напряженная обстановка способствовала появлению всякого рода фанатиков или просто шарлатанов, внушавших себе и другим, что они пророки, призванные вывести еврейский народ из рабства. Одурманенные толпы шли за ними в пустыню или на берег реки Иордан, где их якобы ожидала новая жизнь, свободная от римского ига. Римский прокуратор внимательно следил за подобного рода исходами, посылал вслед воинские части и жестоко расправлялся с несчастными, обманутыми людьми
Особенно знаменитым в ту пору пророком был какой-то еврей из Египта, имя которого неизвестно. Выдавая себя за преемника Иосии, он будто бы увел в пустыню тридцать тысяч человек, охваченных мистической экзальтацией, и привел их к горе Елеонской, обещав продемонстрировать, как он одним своим словом разрушит крепостные стены города и уничтожит римский гарнизон. Поход, разумеется, окончился крахом. Римские легионеры яростно накинулись на евреев, а когда те разбежались, потеряв четыреста человек убитыми, то оказалось, что лжепророк сумел улизнуть, чтобы никогда больше не появляться. О нем упоминает, кстати, и автор "Деяний апостолов". По его рассказу, когда Павла арестовали в Иерусалиме, римский трибун, заподозрив, что он и есть бежавший возмутитель спокойствия, сказал ему: "Так не ты ли тот египтянин, который пред сими днями произвел возмущение и вывел в пустыню четыре тысячи человек разбойников?" (21:38). Что касается числа участников этого исхода, то автор "Деяний апостолов" был, очевидно, менее склонен к преувеличениям и ближе к истине, чем Иосиф Флавий. Когда Павел прибыл в Иерусалим, должность римского прокуратора занимал вольноотпущенник Феликс. Его женой была еврейская принцесса Друзилла, сестра царя Агриппы первого, что, однако, никак не влияло на отношение прокуратора к подвластному ему еврейскому народу. Из римских источников мы знаем, что это был человек подлый, безжалостный и продажный. Павла он продержал в тюрьме два года, надеясь получить за него какой-нибудь выкуп. Его жестокость и злоупотребления привели к тому, что евреи послали на него жалобу в Рим. Но жалоба осталась без ответа, так как Феликса поддерживал его брат Паллас, влиятельнейший вольноотпущенник, любимец двух императоров, Клавдия и Нерона
Еврейские патриоты, возмущенные творимой римлянами чудовищной несправедливостью, встали тогда на путь терроризма. Сеявшие ужас "сикарии", то есть "кинжальщики", смешиваясь с уличной толпой, ударами кинжалов убивали как римлян, так и соотечественников, сотрудничающих с завоевателями. Они не побоялись даже осквернить храм и в присутствии верующих, во время совершения ритуальных обрядов, убили первосвященника Ионатана, считавшегося ставленником римлян
Неудивительно, что даже малейшее отклонение от иудаизма рассматривалось тогда как предательство. Мы уже знаем, какую бурную оппозицию вызвала в среде еврейской эмиграции миссионерская деятельность Павла. Из многочисленных предостережений, которые он слышал от своих друзей в Кесарии, недвусмысленно явствовало, что синедрион отлично осведомлен о каждом его шаге, получая информацию как от своих постоянных сборщиков податей, так и от специально высланных агентов. Результаты своей репутации как еретика, богохульника и ренегата Павел ощутил немедленно, как только ступил на Иерусалимскую землю
"Я иудеянин, родившийся в Тарсе..." Оказалось, что даже у близких Павлу назореев, к которым он шел, как к своим, были к нему серьезные претензии. "Брат господень" Иаков, сторонник ортодоксального иудаизма, встретил его - как мы уже писали - тяжким обвинением, что он учит евреев вероотступничеству, призывает отказаться от обрезания и других обычаев, предусмотренных законом божьим. Иаков потребовал, чтобы Павел в течение семи дней совершал покаянное очищение в храме. Нетрудно представить, какое это было для Павла унижение: ведь он же заявлял всем и вся, что апостолом сделал его сам Иисус на пути в Дамаск. А разве мог помазанник Учителя, лично им уполномоченный, проповедуя его учение, совершить в этой проповеди промахи, требовавшие специального покаяния? И все же Павел смирился, зачеркнув таким образом свое апостольское прошлое
Обряд очищения, который он совершил в храме по указанию Иакова, был как бы возвращением блудного сына в лоно ортодоксального иудаизма, попыткой помириться с еврейским народом и иерусалимской теократией через возврат к христианству, исповедуемому общиной назореев. Что заставило Павла принять такое решение? Ища ответ на этот сложный психологический вопрос, мы должны вспомнить кое-какие факты и обстоятельства, которые могут пролить свет на мотивы поведения Павла
Наблюдая его непрерывные баталии с соплеменниками на чужбине во время трех миссионерских путешествий, мы убеждаемся, что они носили исключительно религиозный характер, что предметом конфликта была поставленная Павлом под угрозу интегральность иудаизма
Между тем в Иерусалиме положение было совершенно иным. Там евреи боролись за свое существование как народа, а в период, когда туда прибыл Павел, борьба приняла особенно ожесточенный характер. Как это всегда бывает в истории угнетенных народов, религия стала там прежде всего политическим щитом, связующим элементом в борьбе с иноземными угнетателями. Малейшее отклонение от иудаизма рассматривалось как преступление против национального единства, как обыкновенная измена
Мы знаем из посланий Павла, что он не только никогда не переставал ощущать себя евреем, но всегда с гордостью подчеркивал свое еврейское происхождение. И, как показывают страсти святого Стефана, бывал даже шовинистом. Конечно же, для него был настоящим шоком упрек в измене, к которому присоединились и близкие ему назореи, не встретившие его по-братски, как двадцать лет назад, а жестоко унизившие его
Вырванный из рук толпы и взятый под защиту римскими легионерами, он получил от них разрешение произнести перед враждебной чернью речь в свою защиту. Клянясь всеми святыми, что он правоверный иудей, говорящий по-еврейски (вернее, по-арамейски), и отчаянно пытаясь снискать расположение толпы, Павел дошел до того, что террористскую кампанию против "эллинистов", гордиться которой у него не было никаких оснований, он, не колеблясь, изображал своей заслугой и доказательством лояльности по отношению к иудаизму. В частности, рассказывая историю своего обращения в христианскую веру, он заявил: "Я иудеянин, родившийся в Тарсе Киликийском, воспитанный в сем городе при ногах Гамалиила, тщательно наставленный в отеческом законе, ревнитель по боге, как и все вы ныне. Я даже до смерти гнал последователей сего учения, связывая и предавая в темницу и мужчин и женщин, как засвидетельствует обо мне первосвященник и все старейшины, от которых и письма взяв к братиям, живущим в Дамаске, я шел, чтобы тамошних привести в оковах в Иерусалим на истязание" (22:3-5) В этом конфликте, как мы знаем, дело было не в той или иной форме христианства
Это был политический конфликт, касающийся существования евреев как народа, хотя внешне речь шла только об интегральности иудаизма. Возглавляемая Иаковом иерусалимская община последователей Иисуса, со своей двадцатилетней историей подчинения храму и жреческой теократии, не могла не считаться с общественным мнением и настроениями всего еврейского общества, и именно поэтому Павёл по прибытии в Иерусалим был встречен ею так сурово. Павел произнес свою апологетическую речь, стоя на лестнице крепости Антония, ведущей прямо во двор храма. Это сооружение описано Иосифом Флавием, а археологические раскопки подтвердили достоверность его информации. Крепость, вместе с находившимся внутри царским дворцом, построил Ирод Великий и назвал её в честь своего покровителя Антония. При Иисусе и Павле там квартировала римская воинская часть, призванная поддерживать порядок среди массы паломников, непрерывно толпящихся во дворе храма. Со стен крепости дозорные видели как на ладони все, что происходит внизу, и смогли быстро вмешаться, когда понадобилось вырвать Павла из рук разъяренных соплеменников
Римляне взяли Павла к себе, заковали в кандалы и на всякий случай собрались его бичевать. Узнав, однако, что перед ними римский подданный, они отказались от своего намерения и привели его на суд синедриона, чтобы он оправдался перед соплеменниками. Уверенность и смелость, с какими Павел отвечал на обвинения, так рассердили первосвященника, что он приказал бить его по устам. И тогда Павел произнес знаменитые, полные презрения фразы, в которых назвал первосвященника "стеной подбеленной" (23:3)
Вопреки ожиданиям Павел, превосходивший своих судей умом и сообразительностью, сумел за себя постоять. Он быстро уловил, что синедрион не представляет собою единого целого, а делится на две враждующие группировки: фарисеев и саддукеев
Первые, как мы знаем, верили в воскресение, вторые считали эту веру ересью. И вот Павел внезапно обвинил саддукеев в том, что они преследуют его и подстрекают против него народ только за то, что он фарисей и верит в воскресение. Этим ловким маневром он снова разжег старые антагонизмы и добился того, что синедрион так и не смог вынести единодушного решения по его вопросу
Разгорелась яростная полемика по поводу того, виноват Павел или не виноват, и римский трибун, опасаясь, что в пылу ссоры Павла растерзают в клочья, выволок его из толпы и отвел назад в крепость. Нашлись, однако, фанатики, не желавшие сдаваться. Они решили хитростью добиться того, чтобы Павла ещё раз привели в синедрион на допрос, и по дороге убить его. Однако о заговоре узнал племянник Павла и предупредил римлян. Тогда трибун решил, что безопаснее всего будет передать узника в распоряжение самого губернатора, находившегося в Кесарии
Сопровождавший Павла конвой состоял из четырехсот пехотинцев и семидесяти всадников. Это необычайно большое число конвоиров говорит о том, каким непримиримо враждебным было отношение иерусалимцев к Павлу и какая ему угрожала опасность. Римский трибун знал, что делает, посылая такой конвой: вероятно, у него были основания опасаться, что фанатическая иерусалимская чернь попытается отбить узника. Даже когда Павел сидел уже в тюрьме в Кесарии, первосвященник и другие влиятельные представители иерусалимской теократии явились к губернатору и, приводя юридические доводы, излагаемые специально нанятым греческим юристом Тертуллом, добивались для ненавистного узника смертной казни
Два года спустя в Кесарию прибыл новый губернатор, Фест. Он немедленно занялся нашумевшим уже делом Павла, допросил его и обратился к царю Агриппе с просьбой побеседовать с узником и высказать свое мнение о нем. Драматический разговор состоялся в присутствии супруги царя, Вереники, известной тем, что потом она стала любовницей императора Тита. Павел объяснял свое учение с таким жаром и убедительностью, что скептически настроенный Агриппа воскликнул с иронией: "Ты немного не убеждаешь меня сделаться христианином" (26:28)
Несмотря на старания Иерусалима, губернатор Фест как-то не мог поверить в вину Павла и в конце концов, чтобы решить эту проблему, предложил ему на выбор: или снова предстать перед судом синедриона, или, воспользовавшись своим правом римского гражданина, обратиться к императору. Павел знал, что его ждет в Иерусалиме, и, не задумываясь, избрал второе. Вместе с другими узниками его посадили на корабль в сопровождении римского сотника Юлия. Недалеко от острова Крит корабль попал в ураган и разбился у берегов Мальты. Благодаря расторопности Павла экипаж и узники спаслись и прожили три месяца на гостеприимном острове. За это время Павел прослыл врачом-чудотворцем (в частности, он исцелил отца начальника острова), а однажды островитяне его даже провозгласили богом. Затем на другом корабле узников отправили в Рим. В порту Путеолы и в предместье Рима Павла встретила делегация проживавших там соплеменников. Римские власти обошлись с ним мягко. Два года, в ожидании императорского вердикта, ему разрешали жить в частном доме под охраной лишь одного солдата. Павел развернул там оживленную деятельность: принимал гостей, излагая им свое учение, диктовал послания к христианским братьям. Неизвестно, каковы были другие результаты этой миссионерской работы. Но что касается попыток привлечь на свою сторону руководителей тамошней еврейской колонии, то они закончились полнейшей неудачей. Павлу не оставалось ничего другого, как расстаться с ними навсегда. Делая это, он сказал злобно; "Итак, да будет вам известно, что спасение божье послано язычникам; они и услышат (28:28). На этих знаменательных словах сказание о жизни Павла внезапно обрывается; по непонятным причинам автор "Деяний апостолов" замолкает, не сообщая нам, что же произошло дальше
Кем был Иисус, прежде чем стать Христом? Как протекала в действительности его жизнь на земле? Исследователи Библии искали, разумеется, ответ на этот вопрос также и в нехристианской литературе, но, как мы убедились, узнали немного. Правда, в этой литературе есть сведения, подтверждающие отчасти факт исторического существования Иисуса, но, кроме этого, ничего конкретного они не сообщают
Мы могли надеяться, что кто-кто, а уж сами последователи Иисуса, знавшие его лично, постараются сохранить для грядущих поколений все, что было им о нем известно. Ведь естественно было ученикам стремиться спасти от забвения даже мельчайшие крупицы сведений о жизни своего учителя. А между тем оказывается, что евангелия по замыслу их авторов отнюдь не являлись биографическими сочинениями и преследовали совсем иные цели. Поэтому с точки зрения восстановления биографии Иисуса евангелия представляют собой весьма скудный источник
Более того, оказалось, что даже сообщаемые евангелиями сведения вызывают сомнения. Ведь установлено, что они не из первых рук, хотя лица, считающиеся их авторами, должны были все рассказанное там знать по личным наблюдениям. Между тем эти якобы очевидцы событий, а также их друг и летописец Лука - все они использовали чужие источники. Так, например, Матфей и Лука включили в свои евангелия почти весь текст Марка и т. д. Сегодня мы знаем уже, чем это объяснить. Евангелия написаны не Матфеем, не Марком, не Иоанном и, быть может, даже не Лукой. Их создали или скомпилировали из разных письменных источников и устных преданий другие, неизвестные нам авторы, чьи подлинные имена мы, должно быть, так никогда и не узнаем. Даже католическая церковь вынуждена была признать, что вопрос об авторстве евангелий отнюдь не закрыт и нельзя возражать против дальнейшего научного исследования этой проблемы. Участники второго Ватиканского собора, обсуждая "Конституцию об откровении", отвергли большинством голосов следующий пункт: "Божья церковь всегда утверждала и утверждает, что авторами евангелий являются те, чьи имена названы в каноне священных книг, а именно: Матфей, Марк, Лука и Иоанн". Вместо перечисления этих имен решили вписать - "святые авторы"
Итак, повторяем ещё раз, авторы евангелий не были очевидцами событий. Это были компиляторы, черпавшие свои сведения из фольклорной традиции христианских общин, где уже тогда путем сочетания фактов с легендами создавался некий стереотип биографии Иисуса, называемый некоторыми исследователями "протоевангелием" или "праевангелием". Синоптические евангелия базируются на таком общем источнике, и этим объясняется их сходство, послужившее основанием для убеждения, что их авторы, будучи очевидцами событий, независимо друг от друга рассказывают то, что в самом деле происходило. Любопытно, что этого убеждения не поколебало даже Евангелие от Иоанна. Оно было создано в совершенно иной среде, вне влияния синоптического образца и дает совершенно иной образ Иисуса. Мы напомнили вкратце выводы предыдущих двух глав для того, чтобы ещё раз подчеркнуть ничтожное значение евангелий как источников информации о подлинной биографии Иисуса. Но в Новом завете есть ещё два произведения, которые в силу своего жанра кажутся более обнадеживающими. Это, прежде всего, "Деяния святых апостолов", а также сборник посланий, приписываемых св. Павлу, св. Иакову, св. Иоанну и св. Иуде. Поговорим прежде всего о посланиях, представляющих собою важный источник для изучения истории христианства
Филологические исследования показали, что из четырнадцати посланий Павла лишь часть можно считать подлинными. Некоторые исследователи считают подлинными всего четыре послания. Эту точку зрения сформулировал в середине минувшего столетия известный профессор богословия в Тюбингене Фердинанд Баур, пришедший после филологического анализа текстов к выводу, что Павел был автором только посланий к коринфянам, галатам и к Филимону. Этот вывод, с одной лишь поправкой, подтвердили современные библеисты из города Эдинбурга: профессор богословия Макгрегор и его сотрудник Мортон. В своих лингвистических исследованиях они воспользовались компьютером и на основе математических вычислений неопровержимо установили, что единство языка и стиля связывает пять посланий: к римлянам, к коринфянам (оба послания), к галатам и к Филимону. Не подлежит сомнению, что они написаны одним человеком. А поскольку на основании ряда признаков, на которых мы здесь не будем останавливаться, считается доказанным, что автором двух посланий (первое послание к коринфянам и послание к галатам) является св. Павел, то приходится признать его также и автором трех остальных. Что до остальных посланий, приписываемых Павлу, то уже ясно, что они принадлежат неизвестным авторам, которые по обычаю того времени назвались именем апостола, чтобы придать большую значимость своим доводам. Послания к Тимофею и к Титу, например, относятся к первой половине второго века: в них отражена такая обстановка в христианских общинах, какая была просто невозможна при жизни Павла. Там идет речь о борьбе с ересями, возникшими, когда Павла уже давно не было в живых. Мы не ставим своей целью детально рассматривать эти вопросы - сугубо специальные, чрезвычайно сложные и отнюдь не до конца решенные. Критическая литература, посвященная посланиям, колоссальна, и даже тем, кто специально занимается этой проблемой, трудно охватить её всю. Мы хотим лишь в самых общих чертах познакомить читателя с существом проблемы и рассказать, в чем историческая ценность посланий. Что же представляют собой подлинные послания Павла? Вкратце можно сказать, что автор поднимает там ряд доктринальных и нравственных проблем, волновавших в ту пору христианские общины. Но главной целью автора посланий является проповедь теологической идеи, которую, хотя она и начала уже тогда зарождаться среди христиан в результате синкретического воздействия различных эллинистических течений, лишь Павел последовательно разработал и изложил. Главное в его учении - вера в то, что Иисус Христос является богом, который ради искупления первородного греха человечества позволил себя распять, воскрес, вознесся на небеса и со дня на день вернется, чтобы установить царство божье на земле. В этой концепции Иисус, как конкретная историческая личность, естественно, отодвигался на задний план. Павел, поглощенный своей идеей, не интересовался земной стороной жизни Иисуса. В своих посланиях он называет его всегда "Христос", что значит мессия, или сын божий, спаситель и сын человеческий
Возможность такой трактовки Иисуса облегчало Павлу то обстоятельство, что он не был лично знаком с Иисусом и не оказался поэтому в положении тех евреев из Евангелия от Иоанна, которые вопрошали с ужасом и изумлением: "Не Иисус ли это, сын Иосифов, которого отца и мать мы знаем? Как же говорит он: Я сошел с небес?" (6:42)
Все, что Павел знал об Иисусе, он слышал от других, в основном от его ревностных последователей, которые в своих восторженных воспоминаниях изображали его сверхчеловеческим существом. Эта отвлеченная трактовка, при которой Иисус лишился конкретных черт и стал исключительно воплощением теологической идеи, привела к тому, что в посланиях Павла Иисус-человек почти полностью отсутствует
Что касается остальных посланий, то многие ученые (в особенности немецкий библеист Марксен) прямо заявляют, что ни одно из них не принадлежит указанному в каноне автору. Нельзя уже установить, кто приписал авторство их соответствующим апостолам: сами авторы или более поздние переписчики. Возможно, что послания какое-то время были анонимными, что способствовало возникновению подобных ошибок или сознательных мистификаций. Некоторое исключение составляет тут первое послание св. Иоанна, ибо очевидно, что его написал автор четвертого евангелия. Все вышесказанное не значит, однако, что послания Нового завета не представляют ценности для историков и религиоведов. Фиктивными оказались их официальные авторы, но не их содержание. Мы находим в них достоверный, живой, написанный по горячим следам событий рассказ о различных явлениях, характерных для быта, нравов и социальных отношений в рассеянных по миру христианских общинах
Перед читателем встают изобилующие множеством подробностей и на редкость интересные картины жизни христиан. Тут и толпы верующих, преданных Иисусу душою и телом, а рядом - несправедливость, возмутительные интриги и склоки среди членов общин, сектантские отступничества и измены, падение нравов и даже нравственные извращения. Мы с увлечением наблюдаем, как в этом клубке хороших и плохих инстинктов и черт человеческого характера начинает зарождаться идеал нового человека
Авторы посланий, хотя и скрытые под маской фиктивных имен, исторически достоверны. Ведь они действительно существовали и страстно боролись за этого нового человека. Но это не были апостолы. Они не знали лично Иисуса и не могут считаться очевидцами его жизни и деяний. Поэтому в посланиях нет ничего такого, что могло бы пригодиться для воссоздания биографии Христа
Борьба за идею христианства
Во всех средиземноморских городах, которые св. Павел посетил во время своих трех миссионерских путешествий, он встречал яростную, угрожающую его жизни оппозицию со стороны ортодоксальных иудеев. В их нападках чувствуется система, и поэтому некоторые библеисты предполагают, что все эти инциденты организовали агенты, присланные из Иерусалима Иаковом - "братом господним" - или кем-то из его приближенных
Об одном из самых интересных эпизодов этой многолетней борьбы за идею христианства мы узнаем из послания к галатам. Павел ратовал за универсальный характер новой религии. Он хотел облегчить язычникам принятие её, ликвидируя необходимость подчиняться бесконечным ритуальным правилам иудаизма, и прежде всего обряду обрезания. Иаков, Петр и другие назореи считали себя правоверными иудеями, и им трудно было смириться с мыслью, что к их братству могут примкнуть люди, чуждые иудаизму, не подчиняющиеся его законам. Павел же, сознавая, как важен этот вопрос для дальнейшего развития христианства, предпочел вступить в конфликт с еврейскими собратьями, но не отказался от своей концепции. Он никак не ожидал, что именно некоторые новообращенные язычники нанесут ему в этой борьбе, образно выражаясь, удар в спину. Меж тем община галатов, вероятно, под влиянием иудео-христианских агитаторов перешла в иудейство и ввела у себя обрезание. Павел был потрясен и, очевидно, никак не мог взять в толк, почему племя галатов, или галлов, не имевшее ничего общего с иудейством, внезапно побороло в себе отвращение к кровавому обряду
Однако современные исследователи, во всеоружии достижений исторической науки, сумели объяснить причины этого явления
Галлы, народ кельтского происхождения, покинули родную Галлию и направились на поиски нового жизненного пространства. В 390 году до нашей эры они завоевали Рим, затем ушли в Малую Азию, создали в Анатолии свое государство и с течением времени полностью эллинизировались. В Анатолии же с незапамятных времен существовал культ фригийской богини Кибелы и её юного возлюбленного Аттиса, который в припадке безумия оскопил себя. Весной, в праздник божественных возлюбленных, разыгрывались драмы-мистерии, содержанием которых были оскопление Аттиса, его смерть и воскресение. Устраивались праздничные шествия и прежде всего оргиастические пляски, во время которых доведенные до экстаза анатолийцы калечили себя в честь бога Аттиса. Миф об умершем от оскопления и воскресшем боге символизировал, разумеется, ритм замирающей и возрождающейся природы
Культ был связан с земледелием, являвшимся основным занятием местного населения. Галаты, тоже занимавшиеся главным образом земледелием и проживавшие в Анатолии уже более трехсот лет, не могли не приобщиться к этому культу
Поэтому обрезание не было для них чем-то ужасным и отталкивающим. Некоторый нажим со стороны единоверцев, верных иудаизму, привел к отождествлению древнееврейского ритуального обряда с укоренившимся в народе анатолийским культом. Прошло более двадцати лет с тех пор, как Павел отправился в Дамаск в качестве агента синедриона. И вот, закончив свое третье миссионерское путешествие, он вернулся в Иерусалим. За это двадцатилетие в иерусалимской общине назореев ничего не изменилось. Руководимая "братом господним", Иаковом, она оставалась по-прежнему одной из многочисленных сект иудаизма. Неудивительно поэтому, что, когда Павел явился к Иакову и старейшинам общины, на него сразу же накинулись с упреками. "Видишь, брат, - читаем мы в "Деяниях апостолов", - сколько тысяч уверовавших иудеев, и все они ревнители закона. А о тебе наслышались они, что ты всех иудеев, живущих между язычниками, учишь отступлению от Моисея, говоря, чтобы они не обрезывали детей своих и не поступали по обычаям" (21: 20, 21). Павел подчинился требованиям старейшин и семь дней очищался в храме от греха, совершая жертвоприношения. А когда, несмотря на это, разъяренная толпа хотела учинить над ним расправу, он клялся, что никогда не переставал быть одним из них: иудеянином
Вернемся, однако, назад на целое двадцатилетие и вспомним дело Стефана и его товарищей. Удивительно, что Савл, начиная травлю "эллинистов", словно бы ничего не слышал об апостолах. Трудно поверить, чтобы в таком маленьком городе, как Иерусалим того времени, он мог не знать об их существовании. Но сегодня мы уже понимаем, в чем дело. Если даже двадцать лет спустя иерусалимская община ни на шаг не отошла от иудаизма, то на заре её существования, несомненно, было точно так же. В этой обстановке Савл просто не видел никакой разницы между назореями и всей массой верующих евреев, разбитых на различные секты и религиозные группировки. Также и мессианизм назореев не смущал его, идею мессианства проповедовали и другие иудейские секты, как, например, ессеи. Вера в мессию не считалась у иудеев преступлением, поскольку пророки с незапамятных времен предсказывали его приход. Членам новой секты не ставили в вину того, что они почитали Иисуса, как мессию, при условии, что они в остальном придерживались законов Торы. Иаков же и его собратья ежедневно совершали моления в храме, вызывая всеобщее уважение своим благочестием, чистотой нравов и четким соблюдением правил моисеевой религии. Основания для беспокойства давала только та часть приверженцев Иисуса, которых автор "Деяний апостолов" называет "эллинистами". Прибыв из разных городов эллинского мира, они шокировали провинциальных жителей Иерусалима свободой нравов и критическими высказываниями на различные щекотливые темы. Некоторые из этих высказываний смахивали на кощунство, ересь и бунт против власти синедриона
Защитительная речь Стефана, отрывок из которой мы привели выше, показывает, как далеко заходили "эллинисты" в своем радикализме. Стефан изображает в ней историю еврейского народа как непрерывную цепь нарушений божьей воли, а поколения евреев - как преступников, которые убивали своих пророков и, наконец, недавно распяли Иисуса Назорейского. Совершенно очевидно, что "эллинисты" отворачивались от старой религии и - сознательно или нет - шли к вероотступничеству. Неудивительно поэтому, что Савл, проявляя терпимость к лояльным иудеохристианам, "эллинистов" считал опасными смутьянами, которых следовало обуздать во что бы то ни стало
В самом ли деле Савл так по-разному относился к двум группам назореев? Не является ли эта гипотеза слишком произвольной? Автор "Деяний апостолов" не дает нам, правда, точных сведений по этому вопросу, но в его повествовании есть детали, подкрепляющие нашу точку зрения. Так мы узнаем из "Деяний апостолов", что после драматического бегства из Дамаска Савл снова появился в Иерусалиме. И тогда произошло нечто странное: он пришел прямо к Петру и Иакову, и те, убежденные Варнавой в искренности его обращения, встретили его с радушием. В общем, Савл вел себя как человек, не испытывающий чувства вины, и апостолы, со своей стороны, не питали по отношению к нему никакой обиды
Между тем "эллинисты", с которыми он тоже пытался установить связь, отнеслись к нему совершенно иначе: хотели убить его, и ему пришлось бежать из города
Откуда такая ярость? Совершенно очевидно, что именно они, а не подопечные Иакова были прежде жертвами его террора, по его вине потеряли родных и друзей и ещё совсем недавно вынуждены были скрываться от его палачей
"Эллинисты" и другие
Обстоятельства и события убедительно доказывают, что христианская общественность в Иерусалиме очень рано распалась на две группировки. В "Деяниях апостолов" мы находим кое-какие указания на то, как углубился этот разлом после бунта "эллинистов". Нельзя забывать, что Иерусалим был тогда, в сущности, небольшим городком, все жители которого могли знать друг друга, по крайней мере в лицо. Ведь они изо дня в день толклись по тем же тесным улочкам и проводили много времени во дворе храма, игравшем в Иерусалиме ту же роль, что форум в Риме и агора в греческих городах; и все же, как ни странно, "эллинисты" какое-то время даже не подозревали, что Савл находится в городе, столковался с апостолами и беспрепятственно проповедует в их среде свое учение. Они узнали о нем лишь тогда, когда он сам дал знать о себе. Право же, трудно найти более убедительное доказательство того, насколько продвинулся процесс отчуждения двух групп назореев. Но это ещё не все. Вот что мы читаем в "Деяниях апостолов": "Братья, узнав о сем, о намерении убить Савла, отправили его в Кесарию и препроводили в Таре" (9: 30). Значит, люди Иакова не щадили энергии и денег, чтобы вырвать Савла из рук "эллинистских" мстителей, хотя не могли не знать, сколько зла он им причинил. Чем руководствовались иудео-христиане в своем милосердном поступке? Скрытой убежденностью, что Савл справедливо обуздал опасных еретических авантюристов? Или простым человеческим снисхождением к тому, кто зачеркнул свое ужасное прошлое и примкнул к ним? Каковы бы ни были подлинные мотивы их действий, несомненно одно: обе христианские группировки шли уже в то время каждая своим путем и более того - враждовали друг с другом
Мы показали, как можно путем логического умозаключения прочесть между строк то, о чем автор сознательно или несознательно умолчал. Полученные таким образом выводы весьма неожиданны и чрезвычайно полезны для лучшего понимания того, что в действительности происходило в первые годы существования христианства. Итак, мы пришли к выводу, что Савл преследовал не всех назореев, а лишь представителей крайнего крыла: "эллинистов" и их главного агитатора, Стефана
Причем отнюдь не за то, что они были последователями галилейского пророка, а за их воинственность, которая могла вызвать в городе политические беспорядки
Евреи подавляли в зародыше такие экстремистские выступления, опасаясь - и не без оснований - вооруженной интервенции римлян
Итак, Савл защищал не Моисееву религию, которой, по его мнению, ничего со стороны назореев не угрожало, он защищал от покушений "эллинистов" старый строй с его издревле сложившимися общественными отношениями и властью синедриона. То есть им руководили исключительно политические, а не религиозные мотивы. И тут напрашивается вывод, что преследование христиан в том смысле, в каком их изображает церковная традиция, вообще не имело места. Этот вывод интересен для нас ещё и потому, что позволяет глубже понять любопытнейший, загадочный внутренний облик св. Павла. Как известно, его обращение в веру назореев было внезапным и, казалось бы, парадоксальным. Неудивительно, что людям, отлично помнившим ещё этого свирепого агента синедриона, такое внезапное превращение казалось чудом
Но мы, проанализировав взятые из текста фактографические детали, знаем уже сегодня, что этот внезапный поворот был, в сущности, неизбежен. Прежде всего, как мы установили, у него не было никаких ни личных, ни религиозных предубеждений по отношению к людям, которые, сохраняя верность иудаизму, верили в божественную миссию Иисуса. Он никогда не только не поднимал на них руку, но они были ему, в сущности, ближе, чем это могло показаться. Ведь он был фарисей, а фарисеи, в отличие от саддукеев, тоже верили в бессмертие души, в воскресение и приход предсказанного пророками мессии. От веры в мессию до убеждения, что Иисус и есть мессия, был всего один шаг. И Савл во время своего путешествия в Дамаск этот шаг сделал. Все, что мы узнаем из посланий самого Павла и из "Деяний апостолов", доказывает, что это был не случайный выбор, а необходимость, вытекающая из его внутренних склонностей и феноменальной цепкости ума. В соответствии с составленной библеистами хронологической таблицей, все описанные выше события приходятся примерно на 35-36 годы, то есть они произошли за тридцать пять лет до разрушения Иерусалима и, что самое удивительное, вскоре после смерти Иисуса. Значит, его учение очень рано начало отрываться от своего иудаистского ствола. Это произошло, как мы знаем, стараниями "эллинистов", то есть евреев, говоривших на греческом языке, которые вынуждены были покинуть Иерусалим. Поселившись в эллинских метрополиях Средиземноморья, они становились пионерами христианства, подчиняясь одновременно преображающему влиянию новой среды. Христианские общины, выраставшие, как грибы, по всему Средиземноморскому побережью, приобретали все новых адептов, но в представлении этих неофитов Иерусалим был уже каким-то экзотическим городком где-то на краю света. Они по сути дела не имели понятия о том, кем был Иисус в действительности, какова была его судьба. То, что им рассказывали, касалось главным образом его божественной миссии, мученической смерти и воскресения. Они любили его за то, что ради их спасения он принял такую же смерть, какой карали их, плебеев Римской империи, голытьбу, лишенную каких-либо человеческих прав. И разумеется, при этой любви, преклонении и обожании им хотелось знать, каким он был человеком, что говорил, как выглядел, как вел себя в повседневной жизни. Они жадно ловили и распространяли любые сведения о нем
Но вести из иудейской провинции доходили скудные, искаженные и сильно поблекшие от расстояния. Что касается очевидцев событий, появлявшихся иногда в эллинских метрополиях, то шансы встретиться с ними были поистине ничтожны. Ведь их было очень немного, а количество христиан исчислялось уже тысячами и тысячами. Кроме того, эти истинные или мнимые спутники Учителя рассказывали о нем лишь то, что он творил чудеса, погиб на кресте и воскрес. Его земная биография их не интересовала. Типичным примером является тут св. Павел. Из его посланий, то есть из самых древних документов христианства, тогдашний читатель узнавал об Иисусе лишь то, что он был распят и потом воскрес. Автор не называет даже имен его родителей, Иосифа и Марии. Для людей, привыкших мыслить конкретными, осязательными образами, такой вакуум был невыносим. И народная фантазия заполняла его, создавая легенды и притчи, полные обаяния и глубокого смысла
Таким образом, постепенно создавалась агиографическая биография божественного учителя, основанная на смешении фактов с вымыслом. Пищу для этого фольклорного творчества верующие черпали не только из собственных чаяний и надежд, но и из древних мессианских традиций иудаизма и из греческих религиозных мистерий
Таким образом, чуть ли не сразу же после смерти Иисуса началось то синкретическое слияние еврейских и греческих элементов, из которого возникла в конечном итоге новая религия. В её основе лежала христология, сформулированная св. Павлом, и мифологический образ Иисуса Христа, созданный авторами евангелий, образ, мало похожий на еврейского пророка из Галилеи
Как св. Павел стал апостолом
Как мы уже говорили, вторая, несколько более обширная часть "Деяний апостолов" почти целиком посвящена деятельности и жизненным перипетиям главного идеолога этих эпохальных сдвигов - св. Павла. Она начинается с 13-й главы, но уже раньше мы видим как бы интродукцию к ней - рассказ о внезапном переходе грозного агента синедриона на сторону назореев. Павел не прервал своего путешествия в Дамаск, но, как гласит сказание, пробыл там недолго. Тамошние ортодоксальные иудеи, мстя ему за отступничество, так настойчиво покушались на его жизнь, что ему пришлось спасаться бегством. У городских ворот устроили на него засаду, но преданные ученики из числа вновь обращенных спустили его под покровом ночи с городской стены в привязанной к канату корзине. Автор "Деяний апостолов" рассказывает, что беглец направился в Иерусалим и попал, как говорится, из огня да в полымя. Ибо там решили, в свою очередь, расквитаться с ним "эллинисты"
Спасаясь от них, Павел очутился наконец в своем родном городе Тарсе
Имеющиеся источники не сообщают, сколько он там пробыл, но по некоторым косвенным указаниям, содержащимся в посланиях Павла, можно заключить, что срок этот исчислялся годами. Что же он делал там так долго? Точно это не известно, но то, что произошло потом, позволяет строить кое-какие предположения и, более того, делать логические выводы. Именно в тот период, когда Павел исчезает с исторической арены, все более важную роль в развитии христианства начинает играть столица Сирии - Антиохия. Это был тогда третий по величине город Римской империи с населением почти в полмиллиона, именуемый благодаря своим великолепным сооружениям, площадям и садам "Царицей Востока". Там господствовала, разумеется, эллинская культура, а все население, несмотря на свою этническую пестроту, говорило на греческом языке
В Антиохии существовала с давних пор большая еврейская колония, которая, по свидетельству Иосифа Флавия, пользовалась множеством гражданских привилегий
Неудивительно поэтому, что "эллинисты", бегущие от преследований из Иерусалима, искали прибежища прежде всего в Антиохии. Благодаря этим беженцам там возникла самая многочисленная и активная, а также самая богатая - после Иерусалимской - христианская община. Ведь, как мы знаем из "Деяний апостолов", члены этой общины оказывали материальную помощь своим иерусалимским собратьям, страдавшим при императоре Клавдии от голода. Слухи об антиохийских последователях Иисуса быстро дошли до Иерусалима, и Иаков, должно быть, не слишком доверяя "эллинистам", решил послать туда доверенного человека для наблюдения и руководства. Выбор его пал на уже знакомого вам Варнаву. Это был в прошлом очень богатый левит с острова Кипр, который продал все свое имущество, а вырученные деньги отдал апостолам на нужды общины. В Антиохии Варнава развил бурную деятельность, и число приверженцев новой религии быстро увеличивалось
Одному Варнаве все труднее было руководить разросшейся общиной, и он стал подумывать о помощнике. И вот сейчас, после этого отступления, мы возвращаемся к главному герою нашего рассказа - Павлу. Оказывается, Варнава решает претерпеть все невзгоды трудного пути в Тарс, чтобы привести оттуда бывшего агента синедриона, перешедшего много лет назад в христианскую веру
Неужели он бы так поступил, если бы Павел сидел в Тарсе тихо, занимаясь лишь простыми житейскими делами? Разумеется, нет. Должно быть, Павел проповедовал новую религию в своем родном городе, а также на его тылах - в римской провинции Киликии. Причем проявлял в этом такую активность, что о его деятельности стало известно даже в Антиохии. Иначе трудно объяснить поступок Варнавы. Тут могут спросить, не слишком ли много места мы посвящаем этому вроде бы незначительному вопросу. Но мы ответим, что нет, напротив. Полученные дедуктивным методом выводы чрезвычайно важны для подкрепления нашего основного тезиса. Ибо что мы видим? Страстный еврейский патриот и фарисей внезапно переходит в веру, с которой он знаком лишь постольку, поскольку беспощадно уничтожал её самых ревностных приверженцев, а тех из них, кто мог бы ему рассказать подробнее об Иисусе и его учении, по всей вероятности, вообще в глаза не видел. Это не голословное утверждение, к такому выводу мы пришли после критического анализа того, что рассказано в "Деяниях апостолов". Напомним, что там же сообщается, что вскоре после своего обращения Павел был вынужден бежать из Дамаска и вернуться в Иерусалим, где будто бы встретился с Иаковом. И здесь мы вынуждены отметить, что автор "Деяний апостолов" что-то напутал, ибо его версия не соответствует тому, что пишет сам Павел в своих посланиях. В послании к галатам (1: 17-18) он утверждает (а кому верить, как не ему?), что из Дамаска отправился в Аравию и лишь через три года снова приехал в этот сирийский город, а оттуда в Иерусалим. Правда, во втором послании к коринфянам Павел упоминает о бегстве из Дамаска (11: 32), но как причину указывает вражду не со стороны евреев, а со стороны областного правителя, царя Ареты. Возможно, автор "Деяний апостолов" просто перепутал хронологию, а пресловутое бегство действительно имело место, но только после трехлетнего пребывания Павла в Аравии и по совершенно иной причине. Так или иначе, из этих противоречивых рассказов ясно одно: как ни странно, Павел, свежеиспеченный последователь Иисуса, не ощущает никакой потребности связаться с его подлинными учениками в Иерусалиме и расспросить их о жизни и учении Учителя. Он, правда, прибывает в Иерусалим, но лишь через три года, причем, по всей вероятности, скрываясь от преследований царя Ареты. Да и тогда он ведет себя не так, как следовало ожидать, проводит там всего пятнадцать дней и встречается исключительно с Петром и "братом господним" Иаковом, словно избегая остальных апостолов и членов секты назореев (К галатам, 1: 18-19). А вот другой любопытный факт. Если верить автору "Деяний апостолов" (а нам не обязательно подвергать сомнению все рассказанное им), Павел вел себя в Иерусалиме отнюдь не как скромный ученик, жаждущий сведений об Иисусе. Напротив, он сразу выступил в роли самоуверенного учителя и "смело проповедовал во имя господа Иисуса" ("Деяния апостолов", 9: 28). Потом он провел несколько лет в Тарсе и, по-видимому, столь активно пропагандировал там новую религию, что слухи о нем докатились до самой Антиохии
Итак, если не считать 15-дневного пребывания в Иерусалиме, сколько же времени провел Павел вдали от истоков христианской религии? Вдали от людей, являвшихся подлинными учениками и преемниками распятого мессии? Сколько лет он прожил в иноземной среде, в эллинском городе, где безраздельно господствовала греческая культура, а религиозная жизнь проходила под знаком мифов об умирающем и воскресающем боге? Возникает сразу же и ещё один вопрос: откуда Павел знал все то, что он с такой страстью и безапелляционностью внушал другим? На каком основании он выступал от имени еврейского пророка из далекой Галилеи, знакомого ему разве только понаслышке? Павел, правда, уверял - и, должно быть, сам глубоко верил в это, - что Иисус явился ему на пути в Дамаск и сам поручил ему эту миссию. Беда в том, однако, что ему поверили не все, и многие прямо упрекали в том, что он самозваный апостол. Это обвинение, очевидно, сильно задело Павла, ибо в своих посланиях он его опровергает с нескрываемой горечью. Что хуже всего, его претензии отвергались и руководителями иерусалимской общины, о чем свидетельствуют многочисленные конфликты личного и доктринального характера между ним и такими ведущими представителями нового учения, как Петр, Иаков Праведный, Варнава и Иоанн Марк. Вряд ли бы они так сурово критиковали доктринальные отклонения Павла и назначили ему покаяние в Иерусалимском храме, если б они всерьез относились к его утверждениям, что он избранник самого Иисуса. Действительно, Павел мог в глазах своих современников выглядеть самозванцем. Он, в сущности, создавал новую религию, новую теологию вдали от сферы влияния иерусалимской секты назореев, в совершенно иной социальной, этнической и культурной среде. В этой религиозной концепции, как уже говорилось, Иисус имеет мало общего со странствующим учителем из далекой Галилеи или с еврейским мессией, как его изображали назореи. Что касается привода Павла в Антиохию, то некоторые исследователи (в частности, знаменитый американский библеист Поуэл Дэвис в книге "Первый христианин") связывают этот вопрос с крупными политическими событиями в Римской империи того времени
Положение на Ближнем Востоке было очень тяжелым, была засуха, начался голод
Как всегда в подобных случаях, чернь искала виновника своих невзгод, и в Александрии вспыхнул кровавый еврейский погром
В довершение всех бед император Калигула приказал поставить свою статую в Иерусалимском храме. Публий Петроний, римский легат в Сирии, в подчинении которого находился Иерусалим, пришел в ужас. Он знал, что евреи неминуемо ответят на это мятежом и начнется жестокое кровопролитие. Рискуя жизнью, он задержал выполнение приказа и отправил императору письмо, в котором умолял его отменить свое решение. Калигула в ответ приказал ему за непослушание покончить жизнь самоубийством
Но тут внезапно все начинает меняться к лучшему. В то самое время, когда Петроний набрался мужества и отправил петицию к помешанному тирану, кончилась продолжительная засуха, пошли дожди. Калигула погибает от меча сотника преторианцев, и по счастливой случайности весть о его смерти приходит в Антиохию раньше, чем императорский приговор: Петроний спасен. Императорский престол переходит к Клавдию, который был известен своим расположением к евреям
И наконец, основная сенсация: новый император назначает своего друга, Ирода Агриппу, царем Иудеи
Антиохия - вторая столица христианства
Когда Павел прибыл в Антиохию, город насчитывал уже четыреста лет. Основанный одним из полководцев Александра Македонского на сирийской реке Оронте, он стал, как мы уже говорили, одним из главных городов Римской империи, центром эллинизма в этой части света, а также столицей Сирии, что сказывалось на этническом составе населения. Здесь было больше восточных людей, чем греков и римлян. Город отличался своей высокой культурой, здесь существовали широко известные школы философии, логики, риторики. Преподавали в них знаменитые софисты, слушать которых приходили даже сыновья римских патрициев. Огромной популярностью пользовались в Антиохии весенние культовые торжества в честь юного бога Адониса, возлюбленного богини Аштарт. Обряды длились восемь дней
Красавец бог в конце лета умирал от избытка любви и воскресал весной. В течение первых четырех дней жители Антиохии, плача и рыдая, собирались у символической могилы Адониса, а в следующие четыре дня в радостном шествии носили по улицам города его изображение в виде статуэтки
И в другие времена года сновали по улицам бесконечные шествия приверженцев различных культов. Оскопленные жрецы "Великой матери" плясали в экстазе, раня себя кинжалами и обрызгивая кровью уличных зевак. Жрицы храма плодовитости проституцией зарабатывали на его содержание... Представив себе все это, мы можем взглянуть на христианскую общину в Антиохии с верной исторической перспективы. Нельзя забывать, что в этой полумиллионной, яркой и шумной человеческой массе евреи составляли, в сущности, очень небольшой обособленный круг, внутри которого находилась ещё более незаметная и малочисленная группа последователей Иисуса. И когда мы слышим, что Антиохия стала в ту пору второй после Иерусалима столицей христианства, то это определение надо воспринимать осторожно, учитывая пропорции. Конечно, жители Антиохии знали евреев, но вряд ли слышали о какой-то организованной ими новой секте последователей Иисуса. Это были внутренние дела еврейского квартала, не доходившие до сознания основной массы населения
Но вот обстановка, как мы уже сказали, внезапно изменилась. Для евреев наступила пора необычайного благополучия. Это произвело, разумеется, огромное впечатление на многих оппортунистов из числа жителей города, всегда готовых подчиняться колебаниям в настроении властей. Среди них было множество рабов и бедняков, стремившихся просто найти пристанище внутри еврейского монолитного, привилегированного содружества и, быть может, снова обрести там чувство безопасности, которое дает принадлежность к какому-нибудь организованному братству. К тому же при синагогах еврейской диаспоры существовала уже давно многочисленная группа язычников, отказавшихся от своих племенных верований и перешедших к монотеизму. Они именовались "теми, кто боялся бога" и принимали участие в иудейских молениях, хотя им разрешалось стоять только у порога храма, не заходя внутрь. "Богобоязненные" не хотели подчиняться ритуальным требованиям иудаизма, хотя их привлекали его моральный кодекс и вера в единого бога
Поскольку наиболее влиятельной сектой диаспоры были фарисеи, то "богобоязненные" переняли их веру в мессию. Именно у этой группы бывших язычников были все данные для того, чтобы потом без труда перейти в христианство
Секта христиан в Антиохии состояла, главным образом, из бежавших из Иерусалима "эллинистов", как известно, более либеральных в своих религиозных воззрениях, чем ортодоксальные иудеи, более связанных с окружающим миром. По отношению к приверженцам нееврейской национальности они шли на большие уступки, чтобы не оттолкнуть их. Они освободили их не только от обряда обрезания, но и от обязанности соблюдать иудейские запреты в области питания. Нужно было только верить в Иисуса Христа
И как бы по закону обратной связи сами они, хотя и ощущали себя иудеями, все чаще нарушали их законы и запреты, причем не только "эллинисты", но и такие преданные иудаизму иерусалимские назореи, как Петр и Варнава. Вероятно, под влиянием Павла они садились за общий стол с "язычниками", навлекая на себя гнев Иакова Праведного; а когда, под нажимом его посланцев, они вернулись на позиции ригористической ортодоксии, то заслужили горькие упреки со стороны Павла. В общем изменение конъюнктуры в благоприятную для евреев сторону и либерализм "эллинистов" привели к тому, что секта последователей Иисуса приобретала все больше адептов среди народных масс Антиохии. Этих людей привлекали не только мессианские посулы новой религии, но и надежды на выгоды, вытекающие из принадлежности к братству и совместного пользования его материальными благами
Этот приток иноплеменных неофитов имел серьезные последствия: они вносили в секту элементы своих религиозных представлений, начался процесс эллинизации христианства. Возможно, именно это и склонило Варнаву призвать на помощь знаменитого уже тогда Павла. Сам он не чувствовал себя в силах справиться с этим огромным притоком новообращенных
Загадка "Иерусалимского собора"
Строившись в Антиохии, Павел с необычайным жаром и самоотверженностью развернул миссионерскую кампанию, длившуюся, по подсчетам большинства библеистов, около двадцати лет. Автор "Деяний апостолов" рассказывает, что Павел совершил за это время три больших путешествия: он посетил родину Варнавы - остров Кипр, затем города и селения, расположенные на восточном побережье Средиземного и Эгейского морей, забрался далеко на север, в Троаду, портовый город страны, где столицей был Иллион, то есть Троя, и, наконец, на судне отправился в Македонию и оттуда - по суше - в Афины
Во множестве местностей, где он побывал, он или находил уже существующие христианские общины, или создавал новые, обращая в христианство иудеев и язычников. Здесь прежде всего следует назвать Эфес, Филиппы, столицу Македонии - Фессалонику, Коринф и ряд других
По утверждениям того же автора "Деяний апостолов", Павел каждое из своих трех путешествий заканчивал прибытием в Иерусалим. Он привозил туда средства, собранные для бедствующих иудео-христианских братьев, но главной целью его посещений была нормализация отношений с Иаковом и мирное разрешение возникших между ними доктринальных споров. Во время первого пребывания Павла в Иерусалиме будто бы состоялся так называемый "Иерусалимский собор", на котором были установлены условия обращения Павлом в христианство язычников. Ему разрешалось освобождать их от обряда обрезания при условии, что они будут соблюдать четыре наставления Иакова: 1) не есть идоложертвенного мяса; 2) воздерживаться от блуда, то есть от сношений с блудницами из языческих храмов; 3) не есть мяса удавленных животных; 4) не брать в рот крови животных. Церковь придает громадное значение этому собору, ибо его результатом было официальное признание Павла апостолом и тем самым также санкционирование его христологии. Однако многие исследователи сомневаются в том, состоялся ли вообще такой собор. Они ссылаются прежде всего на свидетельство самого Павла. Дело в том, что в его посланиях нет о соборе ни малейшего намека. Мыслимо ли, чтобы Павел умолчал о событии, столь важном для укрепления его авторитета? Не напомнил о нем антагонистам, отказывавшим ему в праве проповедовать слово божье? Удивительно и то, что Павел совершенно не чувствовал себя связанным, например, третьим наставлением Иакова. Мы позднее узнаем, что этот апостол разрешал прозелитам есть удавленину и сам ел её вместе с ними. Невозможно поверить, чтобы человек строжайших моральных правил так бесцеремонно нарушал принятые им самим обязательства. Остается предположить, что он просто никаких соборных обязательств на себя не брал. Кстати, и автор "Деяний апостолов" невольно подтверждает наше предположение. Он рассказывает, что во время последнего пребывания Павла в Иерусалиме, перед самым его арестом, то есть спустя много лет после якобы состоявшегося собора, Иаков заявил ему: "А об уверовавших язычниках мы писали, положив, чтобы они ничего такого не наблюдали, а только хранили себя от идоложертвенного, от крови, от удавленины и от блуда" (21:25). Внимательный читатель сразу же обратит внимание, что Иаков разговаривает тут с Павлом, как с человеком, который впервые слышит об этом постановлении. Ведь нелепо было бы сообщать о нем человеку, который уже давно знаком с этими запретами и обязался соблюдать их в своей миссионерской деятельности... Автор "Деяний апостолов" явно забыл все написанное им недавно о "Иерусалимском соборе" и запутался в дебрях непоследовательности. И мы, естественно, начинаем сомневаться в исторической достоверности сообщаемых им фактов. Сопоставляя этот компрометирующий промах со странным умолчанием о соборе в подлинных посланиях Павла, мы не можем не согласиться с теми библеистами, которые считают рассказ об "Иерусалимском соборе" вымыслом. Автор "Деяний апостолов", рассказывая подобные истории, руководствовался, должно быть, пропагандистскими соображениями. Нетрудно заметить, что вообще главным его героем является не Петр, а Павел. Он с восхищением и энтузиазмом описывает его неутомимую деятельность, полную трудностей, препятствий. Подчеркивая незаурядность, стойкость Павла и его заслуги перед церковью, он хочет вместе с тем убедить читателей, что тот действовал не самовольно, а с ведома и согласия родной иерусалимской общины. Словом, нарисованный им портрет Павла, в сущности, тенденциозное изображение, выдержанное в духе паулинистского течения в христианстве. Почему автор "Деяний апостолов" был заинтересован в поддержании этой версии? Дело в том, что христианизм Павла, хотя и освободившийся от балласта некоторых ритуальных ветхозаветных строгостей, не полностью отказался от иудаистской родословной. Без Ветхого завета он бы просто повис в воздухе, потеряв свою духовную и историческую базу. Ведь для первых христиан Иисус был евреем, потомком царя Давида, мессией, предсказанным ветхозаветными пророками, которых частенько цитируют евангелия в доказательство того, что мессией был именно он и никто другой
Подлинными учениками и преемниками Иисуса были апостолы и другие спутники его странствий, а значит, также старейшины иерусалимской общины и "брат господень" Иаков. И, стало быть, Павел, получив на соборе их одобрение, верно проповедовал то, чему учил Иисус. "Иерусалимский собор" был тем важным звеном, которое соединяло Павла с иудео-христианской фазой в истории церкви. Итак, автор "Деяний апостолов", очевидно, задался целью защитить Павла как подлинного продолжателя дела апостолов. А нуждался ли он в такой защите? Ведь к тому времени, когда писались "Деяния", с антагонистами Павла можно было и не считаться. Иерусалим превратился в груду развалин, а члены иерусалимской общины (с которыми в действительности, как показывают документы, Павел постоянно конфликтовал) частью ушли за Иордан, а частью рассеялись по городам и селениям Римской империи. Однако, несмотря на этот исторический катаклизм, постигший евреев, влияние иудео-христиан и противников Павла было ещё, очевидно, достаточно сильным, коль скоро автор "Деяний апостолов" считал нужным противостоять ему. Антагонисты отвергали учение Павла, не признавали его апостолом, а чуждое иудаизму обожествление Иисуса клеймили как ересь. Согласно их ветхозаветным представлениям, Иисус, хотя и был мессией, избранником божьим, пророком и чудотворцем, оставался все же человеком, лишенным божественной сущности. Эти антагонизмы продолжались ещё долго после смерти автора "Деяний апостолов". Это доказывает, что противники Павла не поверили рассказу о якобы состоявшемся "Иерусалимском соборе". Ещё в четвёртом веке, то есть триста лет спустя, потомки иудео-христиан, так называемые "евиониты" ("нищие"), яростно нападали на Павла, клеймя его как вероотступника, исказившего учение Иисуса
В 1965 году в этой области было сделано сенсационное открытие. Профессор Иерусалимского университета Шломо Пинес заинтересовался найденным в Стамбуле огромным (в шестьсот страниц) арабским манускриптом. Это оказался тысячелетней давности полемический трактат, написанный арабским теологом по фамилии Абед Аль-Яббар. Один из фрагментов манускрипта представляет собою иудео-христианский текст, переведенный в пятом и шестом веках с арамейского диалекта, некогда распространенного в Сирии. Профессор Пинес полагает, что авторы текста - подлинные члены общины назореев в Иерусалиме. Они рассказывают о том, как их секта делалась день ото дня все многочисленнее. И вместе с тем с горечью сообщают о раздирающих её внутренних конфликтах. Для нас же самое интересное то, что авторы текста пишут о Павле. Подчеркивая, что назореи всегда оставались верными последователями закона Моисеева и почитали Иисуса не как бога, а как "мужа праведного" и пророка иудейского, они клеймят Павла как фальсификатора учения Иисуса и ренегата, перешедшего на сторону римлян
Необыкновенные приключения Павла
Фабула второй части "Деяний апостолов" отличается необыкновенным динамизмом и драматичностью. Вся она буквально нашпигована необыкновенными происшествиями и чудесами. Создается впечатление, что автор сознательно использовал жанр приключенческого романа, которым в эпоху эллинизма увлекались некоторые летописцы и биографы. В соответствии с законами этого жанра Павел непрерывно попадает во всевозможные переделки, следующие одна за другой в ошеломляющем темпе. На протяжении шестнадцати кратеньких глав, то есть в повествовании, соответствующем по размеру современному рассказу, он шестнадцать раз подвергается величайшей опасности и вступает с окружением в конфликты, которые своим драматизмом, несомненно, вызывали у древних читателей ужас и вместе с тем восхищение ловкостью их протагониста. Первое приключение Павла произошло на острове Кипр, куда он прибыл с Варнавой в самом начале своего первого путешествия. Там он обратил в христианство римского проконсула Сергия Павла. Но до этого ему пришлось преодолеть сопротивление и обезвредить волхва по имени Елима, временно лишив его зрения
В Антиохии Мисидийской набожные женщины и руководители тамошней иудейской общины, с которыми Павел начал резкий религиозный спор, выгнали его из города
В Иконии язычники и евреи сговорились побить Павла каменьями, но, предупрежденный друзьями, он бежал и направился в Листру навстречу одному из самых удивительных приключений, которое можно было бы назвать смешным, если б не его трагическая развязка. Павел, прибыв в Листру, исцелил человека, парализованного от рождения
Слух о чудесном исцелении быстро разнесся по городу, люди в экстазе стали кричать, что к ним сошли боги в образе человеческом. Более крупного Варнаву они назвали Зевсом, а маленького, подвижного Павла - Гермесом. Дело дошло до того, что жрец местного храма Зевса, поддавшись общему психозу, привел украшенных гирляндами волов, чтобы заколоть их в честь "божественных" пришельцев. Павел и Варнава смешались с толпой и восклицали, раздирая на себе одежды: "Мужи! что вы это делаете? И мы - подобные вам человеки!" (14:15). Объясняя, кто они и какое проповедуют учение, они удержали народ от кровавого жертвоприношения
Вскоре, однако, им пришлось убедиться, как изменчиво бывает настроение толпы
Оказалось, что евреи из Антиохии и Иконии послали за ними погоню. Посланцы этих мстительных иудейских общин подговорили толпу, которая вытащила Павла и Варнаву за город, забросала камнями и бросила в поле, считая их погибшими. Но те лишь потеряли сознание, а к утру очнулись и с трудом побрели в Дервию. В известном македонском городе Филиппы у Павла было другое приключение, которое началось драматически, но закончилось скорее забавно. На этот раз спутником Павла был Сила. Всякий раз, когда они направлялись в иудейский молитвенный дом, рядом как из-под земли вырастала какая-то молодая прорицательница и, идя вслед за ними, выкрикивала: "Сии человеки - рабы бога всевышнего!" (16:17). Это, наконец, надоело Павлу, и он изгнал из прорицательницы вещего духа, превратив её в обыкновенную женщину. Оказалось, однако, что некоторые граждане, извлекавшие прибыль из её прорицательства, были этим очень недовольны. В отместку они обвинили Павла и Силу в том, что те сеют смуту в городе, и поволокли их к властям. Возбужденная толпа с криками требовала для них наказания. Городские начальники велели их раздеть, поколотить палками и, надев на них колодки, заточить в темницу
Казалось, положение наших героев было совершенно безвыходным. Но, как обычно в "Деяниях апостолов", их выручила потусторонняя сила. Внезапно задрожала земля, тюрьма пошатнулась, ворота распахнулись настежь, с узников слетели колодки
Страж, подумав, что узники сбежали, хотел было покончить с собой, но увидел, что они на месте, и, исполненный благодарности, покормил их, а затем перешел в христианскую веру. Назавтра дело приняло и вовсе неожиданный оборот. В тюрьму прибыл ликтор с приказом освободить Павла и Силу, но те ударились в амбицию и заявили, что не уйдут, пока перед ними не извинятся. "Нас, римских граждан, - сказал Павел, - без суда всенародно били и бросили в темницу, а теперь тайно выпускают? нет, пусть придут и сами выведут нас" (16:37). И действительно, как только городские начальники услышали, что совершили беззаконие, выпоров людей, которых, как римских граждан, нельзя было подвергать подобному наказанию, они тут же поспешили в тюрьму и с извинениями выпустили их на свободу, умоляя поскорее покинуть город. К сожалению, осталось тайной Павла и Силы, почему они так покорно разрешили измываться над собой, если достаточно было одного слова, чтобы предотвратить все это. После краткого пребывания в столице Македонии Фессалонике, откуда им снова пришлось бежать от агрессивности еврейской толпы, Павел с Силой попали в Афины. Павел со свойственным ему темпераментом развернул там широкую пропагандистскую кампанию, стремясь к осуществлению своей заветной цели: насаждению христианства в самом сердце греческой культуры. Он вел с философами-эпикурейцами и стоиками жаркие диспуты, окончившиеся тем, что его повели на Ареопаг, где он излагал свои взгляды перед верховным трибуналом Афин
Там его сначала слушали с интересом, но когда он стал тоном оракула вещать о страшном суде и телесном воскресении мертвых, то против этого восстала вся натура греков, пропитанная духом логики и скепсиса
Взгляды, проповедуемые этим пришельцем из Азии, показались им настолько нелепыми, что они встретили их язвительным хохотом. Когда Павел покидал недружелюбный город, этот хохот ещё звучал у него в ушах. И все же полностью побежденным он себя не чувствовал. Ему все-таки удалось кое-кого обратить в свою веру, найти пионеров первой христианской общины на территории Европы
Автор "Деяний апостолов" называет по имени только двух из числа новообращенных: женщину Дамарь и Дионисия Ареопагита, о котором историк христианства Евсевий пишет, что он стал первым епископом Афин
В Коринфе, куда Павел направился после Афин, он провел более полутора лет
Вначале он проповедовал в местной синагоге, но, поскольку евреи упорно отвергали его учение, он решил уделить все свое внимание гражданам города нееврейской национальности. Однако и среди евреев Павел мог похвастаться одним крупным успехом, доставившим ему, правда, вскоре много хлопот. Ему удалось обратить в христианскую веру самого начальника синагоги, Криспа, вместе с родными и домочадцами. Возмущению еврейской общественности не было предела
Избранный поспешно на место Криспа новый начальник Сосфен жаждал как можно скорее избавиться от Павла, чтобы предотвратить подобные случаи. Но он не последовал примеру других городов и не стал подстрекать народ против Павла, а обратился с жалобой к римскому проконсулу Галлиону, заявив, что Павел сеет смуту. Однако римский сановник не пожелал вмешиваться в разногласия еврейской колонии и велел разогнать толпу, сопровождавшую Сосфена и с криком требовавшую казни Павла. Разъяренная толпа выместила злобу на Сое-фене, изрядно его поколотив. Павел же спокойно остался в Коринфе ещё на какое-то время и покинул его тогда, когда сам захотел. Во время своего третьего миссионерского путешествия Павел вторично посетил Эфес и задержался там почти на три года
Судя по тому, что рассказано в "Деяниях апостолов", это был самый бурный этап его деятельности. Павел вошел в конфликт с купцами и ремесленниками Эфеса. Один из них, по имени Димитрий, торговавший серебряными изображениями храма Артемиды, восстановил против Павла всех жителей города. На состоявшемся в этой связи собрании он сказал, в частности: "Друзья! вы знаете, что от этого ремесла зависит благосостояние наше; между тем вы видите и слышите, что не только в Ефесе, но почти во всей Асии этот Павел своими убеждениями совратил немалое число людей, говоря, что делаемые руками человеческими не суть боги. А это нам угрожает тем, что не только ремесло наше придет в презрение, но и храм великой богини Артемиды ничего не будет значить и испровергнется величие той, которую почитает вся Асия и вселенная" (19:25-27)
Разъяренная толпа схватила спутников Павла - Гая и Аристарха. Павел хотел было выступить в их защиту, но, вняв просьбам своих учеников и некоторых римских чиновников, отказался от своего намерения. Впрочем, как оказалось, в его вмешательстве не было надобности" беспорядки закончились шествием в честь Артемиды в городском театре, после чего толпа, по призыву городского блюстителя порядка, спокойно разошлась по домам и Павел со своими спутниками мог без препятствий покинуть Эфес и отправиться в Македонию. Как мы видим, сказание это весьма драматично. А как все это выглядит в свете известных нам исторических фактов? Неужели христианство одерживало в ту пору победы, которые могли всерьез напугать языческое население Эфеса? Попробуем вкратце ответить на этот вопрос
Прежде всего следует отметить, что греческая богиня Артемида с течением времени превратилась в Эфесе в типичное восточное божество. Ведь Эфес был расположен в Малой Азии, где с незапамятных времен существовал культ "Великой Матери". В соответствии с этой традицией эфесская Артемида стала богиней плодовитости и кормилицей человечества. Чтобы подчеркнуть эти функции, её изображали в виде женщины с множеством грудей. Храм Артемиды (Артемизион) был построен в 580-560 годах до нашей эры, и, значит, при Павле ему было уже более шестисот лет
Правда, в течение своей многовековой истории он не раз был разрушен, но всегда возрождался из пепла ещё более прекрасным и величественным
Жрецы храма занимались отнюдь не только культом Артемиды; благодаря их деятельности храм стал одним из крупнейших финансовых и экономических центров мира. Дело в том, что Эфес был большим морским портом, славившимся своей оживленной торговлей. У его берегов встречались суда Запада и Востока, чтобы обмениваться богатым ассортиментом товаров: вином, экзотическими благовониями, произведениями искусства, изделиями ремесленников. Такая международная торговля не могла обойтись без кредитов и пайщиков, располагающих наличными деньгами
Жрецы Артемиды, накопившие, благодаря щедрости царей и пожертвованиям паломников, огромные богатства, живо откликнулись на эту потребность. Их храм стал чем-то вроде банка, который принимал за плату на хранение или передавал в другие города денежные вклады, давал займы под проценты, финансировал морские походы, а доходы, получаемые от этих операций, вкладывал в латифундии, приобретаемые повсюду, где только возможно, даже в самой Италии. Английский археолог Вуд обнаружил во второй половине девятнадцатого века место, где находились подземелья разрушенного храма. Он вел там раскопки, продолженные затем другими археологами. Плодом этих изысканий явились находки, дающие представление о богатстве Артемизиона, - три тысячи предметов из золота и слоновой кости, бесценные художественные и исторические сокровища. Добавим ещё, что Эфес был не каким-то провинциальным городом на дальней окраине Римской империи. Это была настоящая метрополия, находившаяся в центре исторических событий того времени
Мы не зря позволили себе сделать столь пространное отступление. Необходимо было напомнить кое-какие факты из жизни Эфеса, чтобы теперь сопоставить их с тем, о чем так красочно рассказывает автор "Деяний апостолов". Это сопоставление, как мы увидим, не способствует укреплению его авторитета как историка
Сколько членов могла тогда насчитывать руководимая Павлом христианская община? Несколько сот или от силы несколько тысяч. Для двухсоттысячной метрополии, постоянно запруженной толпами паломников, это была капля в море. Почитатели Иисуса, затерянные в громадном людском муравейнике, представляли собою маленькую, экзотическую, оторванную от общества группу. Автор "Деяний апостолов" не замечает этой вопиющей диспропорции и беззаботно раздувает роль христианства до утопических размеров. Если бы было так, как он рассказывает, то Артемида теряла бы почитателей с головокружительной быстротой. Только в этом случае можно было бы понять, почему богатые и славившиеся своей оборотистостью эфесские купцы лишились покупателей на изображения храма Артемиды и терпели такие убытки, что впали в панику, а знаменитый богатейший храм всерьез испугался за свое будущее. Но ведь, как мы знаем, Артемизион процветал потом ещё целых два столетия и перестал существовать не из-за отсутствия верующих, а потому, что его в 262 году разрушили племена готов, вторгшиеся в Малую Азию
Впрочем, и тогда культ Артемиды сохранил множество приверженцев. На развалинах старого храма вырос новый, правда, значительно более скромный, потому что обнищал сам город, но все же он существовал ещё некоторое время, и лишь потом на его месте построили церковь - первую церковь в истории христианства, посвященную богоматери, Деве Марии. Это, кстати, типичный пример конформизма христианской церкви, которая, встречая глубоко укоренившиеся языческие верования или древние культовые места, всегда умела ловко приспособить их к своим нуждам
Сказание о беспорядках в Эфесе для нас чрезвычайно поучительно. На его примере мы увидели, как автор "Деяний апостолов" понимал задачу историка. В этом смысле он типичное дитя своего времени. История была для него прежде всего способом проповедования определенных мнений и взглядов. Он придерживался цицероновского принципа: "Historia est magistra vitae". История - учительница жизни Автор использовал здесь - впрочем, уже не впервые - свой талант беллетриста, чтобы в драматическом, захватывающем сказании показать Павла в ореоле его великих успехов на поприще обращения в христианство языческих племен. Было бы несправедливо ставить автору в вину то, что он так, а не иначе понимал суть историографического ремесла. Но описание эфесских событий ещё раз напоминает нам о том, с какой осторожностью нужно относиться ко всему тому, что он преподносит как достоверные исторические факты. Жители Эфеса, быть может, и заметили волнения и беспорядки в еврейском квартале, но для большого, полного жизни города это были незначительные события, недостойные внимания. Хуже, когда эти события начали угрожать их жизненным интересам. Однажды под впечатлением неистовых выступлений Павла "...довольно многие, собрав книги свои, сожгли перед всеми, и сложили цены их, и оказалось их на пятьдесят тысяч драхм* (19:19). Итак, это был костер, на котором сгорело громадное количество свитков (книг в ту пору ещё, конечно, не было), первое, пожалуй, в истории аутодафе, послужившее, увы, одним из образцов для инквизиции
Из "Деяний апостолов" не ясно, какие тексты пали жертвой пламени, но автор дает понять, что речь идет о суеверных сочинениях. Может, они и казались таковыми нетерпимым христианским неофитам, но это не значит, что большинство эфесских граждан придерживалось того же мнения. Для них эти свитки были, без сомнения, чем-то близким, связанным с их традициями и верованиями. И горящий костер был ими воспринят как дерзкая провокация. Они вышли на улицы и с гневом требовали наказать святотатцев. Можно лишь удивляться их сдержанности и благоразумию, ведь в результате виновникам все сошло с рук, а бушующая толпа по призыву одного из представителей властей спокойно разошлась по домам
Вот что после нашего критического анализа осталось от сказания о блестящих успехах Павла и о панике, якобы охватившей знаменитую метрополию и её величественный храм. После третьего миссионерского путешествия Павел решил переселиться в Италию, посетив, однако, перед этим Иерусалим. Когда он прибыл в Кесарию, друзья и преданный ему иудейский пророк Агав предупреждали его, что со стороны иерусалимцев ему угрожает смертельная опасность, но он не послушался их и продолжал свой путь
Решение, которое принял Павел, несмотря на угрожавшую ему опасность, было куда более рискованным, чем это можно предположить на основании "Деяний апостолов"
То, что их автор обходит молчанием, досказывает в своих сочинениях Иосиф Флавий. От него мы узнаем, какая тяжелая обстановка сложилась в ту пору в Иерусалиме и вообще во всей Иудее. Угнетенное, доведенное до отчаяния еврейское население то и дело поднимало восстания против римских поработителей. Все эти взрывы кончались, как правило, резней, избиением виновных и невиновных, мужчин, женщин и детей. Неудивительно, что страну охватил психоз мистицизма: люди искали духовного прибежища в мессианских иллюзиях. Напряженная обстановка способствовала появлению всякого рода фанатиков или просто шарлатанов, внушавших себе и другим, что они пророки, призванные вывести еврейский народ из рабства. Одурманенные толпы шли за ними в пустыню или на берег реки Иордан, где их якобы ожидала новая жизнь, свободная от римского ига. Римский прокуратор внимательно следил за подобного рода исходами, посылал вслед воинские части и жестоко расправлялся с несчастными, обманутыми людьми
Особенно знаменитым в ту пору пророком был какой-то еврей из Египта, имя которого неизвестно. Выдавая себя за преемника Иосии, он будто бы увел в пустыню тридцать тысяч человек, охваченных мистической экзальтацией, и привел их к горе Елеонской, обещав продемонстрировать, как он одним своим словом разрушит крепостные стены города и уничтожит римский гарнизон. Поход, разумеется, окончился крахом. Римские легионеры яростно накинулись на евреев, а когда те разбежались, потеряв четыреста человек убитыми, то оказалось, что лжепророк сумел улизнуть, чтобы никогда больше не появляться. О нем упоминает, кстати, и автор "Деяний апостолов". По его рассказу, когда Павла арестовали в Иерусалиме, римский трибун, заподозрив, что он и есть бежавший возмутитель спокойствия, сказал ему: "Так не ты ли тот египтянин, который пред сими днями произвел возмущение и вывел в пустыню четыре тысячи человек разбойников?" (21:38). Что касается числа участников этого исхода, то автор "Деяний апостолов" был, очевидно, менее склонен к преувеличениям и ближе к истине, чем Иосиф Флавий. Когда Павел прибыл в Иерусалим, должность римского прокуратора занимал вольноотпущенник Феликс. Его женой была еврейская принцесса Друзилла, сестра царя Агриппы первого, что, однако, никак не влияло на отношение прокуратора к подвластному ему еврейскому народу. Из римских источников мы знаем, что это был человек подлый, безжалостный и продажный. Павла он продержал в тюрьме два года, надеясь получить за него какой-нибудь выкуп. Его жестокость и злоупотребления привели к тому, что евреи послали на него жалобу в Рим. Но жалоба осталась без ответа, так как Феликса поддерживал его брат Паллас, влиятельнейший вольноотпущенник, любимец двух императоров, Клавдия и Нерона
Еврейские патриоты, возмущенные творимой римлянами чудовищной несправедливостью, встали тогда на путь терроризма. Сеявшие ужас "сикарии", то есть "кинжальщики", смешиваясь с уличной толпой, ударами кинжалов убивали как римлян, так и соотечественников, сотрудничающих с завоевателями. Они не побоялись даже осквернить храм и в присутствии верующих, во время совершения ритуальных обрядов, убили первосвященника Ионатана, считавшегося ставленником римлян
Неудивительно, что даже малейшее отклонение от иудаизма рассматривалось тогда как предательство. Мы уже знаем, какую бурную оппозицию вызвала в среде еврейской эмиграции миссионерская деятельность Павла. Из многочисленных предостережений, которые он слышал от своих друзей в Кесарии, недвусмысленно явствовало, что синедрион отлично осведомлен о каждом его шаге, получая информацию как от своих постоянных сборщиков податей, так и от специально высланных агентов. Результаты своей репутации как еретика, богохульника и ренегата Павел ощутил немедленно, как только ступил на Иерусалимскую землю
"Я иудеянин, родившийся в Тарсе..." Оказалось, что даже у близких Павлу назореев, к которым он шел, как к своим, были к нему серьезные претензии. "Брат господень" Иаков, сторонник ортодоксального иудаизма, встретил его - как мы уже писали - тяжким обвинением, что он учит евреев вероотступничеству, призывает отказаться от обрезания и других обычаев, предусмотренных законом божьим. Иаков потребовал, чтобы Павел в течение семи дней совершал покаянное очищение в храме. Нетрудно представить, какое это было для Павла унижение: ведь он же заявлял всем и вся, что апостолом сделал его сам Иисус на пути в Дамаск. А разве мог помазанник Учителя, лично им уполномоченный, проповедуя его учение, совершить в этой проповеди промахи, требовавшие специального покаяния? И все же Павел смирился, зачеркнув таким образом свое апостольское прошлое
Обряд очищения, который он совершил в храме по указанию Иакова, был как бы возвращением блудного сына в лоно ортодоксального иудаизма, попыткой помириться с еврейским народом и иерусалимской теократией через возврат к христианству, исповедуемому общиной назореев. Что заставило Павла принять такое решение? Ища ответ на этот сложный психологический вопрос, мы должны вспомнить кое-какие факты и обстоятельства, которые могут пролить свет на мотивы поведения Павла
Наблюдая его непрерывные баталии с соплеменниками на чужбине во время трех миссионерских путешествий, мы убеждаемся, что они носили исключительно религиозный характер, что предметом конфликта была поставленная Павлом под угрозу интегральность иудаизма
Между тем в Иерусалиме положение было совершенно иным. Там евреи боролись за свое существование как народа, а в период, когда туда прибыл Павел, борьба приняла особенно ожесточенный характер. Как это всегда бывает в истории угнетенных народов, религия стала там прежде всего политическим щитом, связующим элементом в борьбе с иноземными угнетателями. Малейшее отклонение от иудаизма рассматривалось как преступление против национального единства, как обыкновенная измена
Мы знаем из посланий Павла, что он не только никогда не переставал ощущать себя евреем, но всегда с гордостью подчеркивал свое еврейское происхождение. И, как показывают страсти святого Стефана, бывал даже шовинистом. Конечно же, для него был настоящим шоком упрек в измене, к которому присоединились и близкие ему назореи, не встретившие его по-братски, как двадцать лет назад, а жестоко унизившие его
Вырванный из рук толпы и взятый под защиту римскими легионерами, он получил от них разрешение произнести перед враждебной чернью речь в свою защиту. Клянясь всеми святыми, что он правоверный иудей, говорящий по-еврейски (вернее, по-арамейски), и отчаянно пытаясь снискать расположение толпы, Павел дошел до того, что террористскую кампанию против "эллинистов", гордиться которой у него не было никаких оснований, он, не колеблясь, изображал своей заслугой и доказательством лояльности по отношению к иудаизму. В частности, рассказывая историю своего обращения в христианскую веру, он заявил: "Я иудеянин, родившийся в Тарсе Киликийском, воспитанный в сем городе при ногах Гамалиила, тщательно наставленный в отеческом законе, ревнитель по боге, как и все вы ныне. Я даже до смерти гнал последователей сего учения, связывая и предавая в темницу и мужчин и женщин, как засвидетельствует обо мне первосвященник и все старейшины, от которых и письма взяв к братиям, живущим в Дамаске, я шел, чтобы тамошних привести в оковах в Иерусалим на истязание" (22:3-5) В этом конфликте, как мы знаем, дело было не в той или иной форме христианства
Это был политический конфликт, касающийся существования евреев как народа, хотя внешне речь шла только об интегральности иудаизма. Возглавляемая Иаковом иерусалимская община последователей Иисуса, со своей двадцатилетней историей подчинения храму и жреческой теократии, не могла не считаться с общественным мнением и настроениями всего еврейского общества, и именно поэтому Павёл по прибытии в Иерусалим был встречен ею так сурово. Павел произнес свою апологетическую речь, стоя на лестнице крепости Антония, ведущей прямо во двор храма. Это сооружение описано Иосифом Флавием, а археологические раскопки подтвердили достоверность его информации. Крепость, вместе с находившимся внутри царским дворцом, построил Ирод Великий и назвал её в честь своего покровителя Антония. При Иисусе и Павле там квартировала римская воинская часть, призванная поддерживать порядок среди массы паломников, непрерывно толпящихся во дворе храма. Со стен крепости дозорные видели как на ладони все, что происходит внизу, и смогли быстро вмешаться, когда понадобилось вырвать Павла из рук разъяренных соплеменников
Римляне взяли Павла к себе, заковали в кандалы и на всякий случай собрались его бичевать. Узнав, однако, что перед ними римский подданный, они отказались от своего намерения и привели его на суд синедриона, чтобы он оправдался перед соплеменниками. Уверенность и смелость, с какими Павел отвечал на обвинения, так рассердили первосвященника, что он приказал бить его по устам. И тогда Павел произнес знаменитые, полные презрения фразы, в которых назвал первосвященника "стеной подбеленной" (23:3)
Вопреки ожиданиям Павел, превосходивший своих судей умом и сообразительностью, сумел за себя постоять. Он быстро уловил, что синедрион не представляет собою единого целого, а делится на две враждующие группировки: фарисеев и саддукеев
Первые, как мы знаем, верили в воскресение, вторые считали эту веру ересью. И вот Павел внезапно обвинил саддукеев в том, что они преследуют его и подстрекают против него народ только за то, что он фарисей и верит в воскресение. Этим ловким маневром он снова разжег старые антагонизмы и добился того, что синедрион так и не смог вынести единодушного решения по его вопросу
Разгорелась яростная полемика по поводу того, виноват Павел или не виноват, и римский трибун, опасаясь, что в пылу ссоры Павла растерзают в клочья, выволок его из толпы и отвел назад в крепость. Нашлись, однако, фанатики, не желавшие сдаваться. Они решили хитростью добиться того, чтобы Павла ещё раз привели в синедрион на допрос, и по дороге убить его. Однако о заговоре узнал племянник Павла и предупредил римлян. Тогда трибун решил, что безопаснее всего будет передать узника в распоряжение самого губернатора, находившегося в Кесарии
Сопровождавший Павла конвой состоял из четырехсот пехотинцев и семидесяти всадников. Это необычайно большое число конвоиров говорит о том, каким непримиримо враждебным было отношение иерусалимцев к Павлу и какая ему угрожала опасность. Римский трибун знал, что делает, посылая такой конвой: вероятно, у него были основания опасаться, что фанатическая иерусалимская чернь попытается отбить узника. Даже когда Павел сидел уже в тюрьме в Кесарии, первосвященник и другие влиятельные представители иерусалимской теократии явились к губернатору и, приводя юридические доводы, излагаемые специально нанятым греческим юристом Тертуллом, добивались для ненавистного узника смертной казни
Два года спустя в Кесарию прибыл новый губернатор, Фест. Он немедленно занялся нашумевшим уже делом Павла, допросил его и обратился к царю Агриппе с просьбой побеседовать с узником и высказать свое мнение о нем. Драматический разговор состоялся в присутствии супруги царя, Вереники, известной тем, что потом она стала любовницей императора Тита. Павел объяснял свое учение с таким жаром и убедительностью, что скептически настроенный Агриппа воскликнул с иронией: "Ты немного не убеждаешь меня сделаться христианином" (26:28)
Несмотря на старания Иерусалима, губернатор Фест как-то не мог поверить в вину Павла и в конце концов, чтобы решить эту проблему, предложил ему на выбор: или снова предстать перед судом синедриона, или, воспользовавшись своим правом римского гражданина, обратиться к императору. Павел знал, что его ждет в Иерусалиме, и, не задумываясь, избрал второе. Вместе с другими узниками его посадили на корабль в сопровождении римского сотника Юлия. Недалеко от острова Крит корабль попал в ураган и разбился у берегов Мальты. Благодаря расторопности Павла экипаж и узники спаслись и прожили три месяца на гостеприимном острове. За это время Павел прослыл врачом-чудотворцем (в частности, он исцелил отца начальника острова), а однажды островитяне его даже провозгласили богом. Затем на другом корабле узников отправили в Рим. В порту Путеолы и в предместье Рима Павла встретила делегация проживавших там соплеменников. Римские власти обошлись с ним мягко. Два года, в ожидании императорского вердикта, ему разрешали жить в частном доме под охраной лишь одного солдата. Павел развернул там оживленную деятельность: принимал гостей, излагая им свое учение, диктовал послания к христианским братьям. Неизвестно, каковы были другие результаты этой миссионерской работы. Но что касается попыток привлечь на свою сторону руководителей тамошней еврейской колонии, то они закончились полнейшей неудачей. Павлу не оставалось ничего другого, как расстаться с ними навсегда. Делая это, он сказал злобно; "Итак, да будет вам известно, что спасение божье послано язычникам; они и услышат (28:28). На этих знаменательных словах сказание о жизни Павла внезапно обрывается; по непонятным причинам автор "Деяний апостолов" замолкает, не сообщая нам, что же произошло дальше
Последний раз редактировалось Андрей 12 дек 2016, 17:25, всего редактировалось 1 раз.
Жизнь оказалась сильнее
В языческих храмах жрецы, как правило, сжигали лишь маленькую часть жертвенного животного, остальное же продавали горожанам, фактически держа в своих руках монополию на торговлю мясом. Частный убой скота был строжайше запрещен, исключение делали лишь для иудеев, которым разрешался по религиозным соображениям свой, ритуальный убой. Но кошерного мяса было мало, стоило оно довольно дорого, и повседневная жизнь заставляла многих иудеев, пренебрегая запретами, есть "языческое" мясо. В вопросе о потреблении евреями некошерного мяса зачастую существенную роль играли соображения элементарной вежливости во взаимоотношениях с людьми. Апостол Петр, например, посчитал просто неприличным отказаться, когда новообращенный в христианскую веру римский сотник Корнелий пригласил его разделить трапезу с ним, его родными и домочадцами
Совершенно иначе дело обстояло в Иерусалиме. Там для иудеев было практически невозможно нарушить запрет потребления мяса животных, приносимых в жертву языческим богам, ибо такого мяса просто не было в продаже. Таким образом, правоверный последователь иудаизма не подвергался там подобным соблазнам
Поэтому последователи Иисуса в Иерусалиме, осыпая апостолов упреками за вкушение некошерного мяса, проявляли обыкновенное провинциальное ханжество. Их глава, "брат господень" Иаков, ортодоксальный формалист в вопросах иудаизма, не соглашался ни на какие уступки в этом отношении, не понимая, что Петр и Варнава, посещавшие дома "эллинистов" в Антиохии, не могли не садиться за стол со своими новообретенными последователями, которые не видели ничего зазорного в потреблении "языческого" мяса, отказ же от совместной трапезы, несомненно, восприняли бы как обиду. И все же под давлением эмиссаров Иакова Петр и Варнава отказались от подобных контактов, вызвав этим резкую критику со стороны Павла
В послании к галатам он упрекает их в непоследовательности и лицемерии. Вот как он описывает этот неприятный инцидент: "Когда же Петр пришел в Антиохию, то я лично противостал ему, потому что он подвергался нареканию. Ибо, до прибытия некоторых от Иакова, ел вместе с язычниками; а когда те пришли, стал таиться и устраняться, опасаясь обрезанных. Вместе с ним лицемерили и прочие иудеи, так что даже Варнава был увлечен их лицемерием. Но когда я увидел, что они не прямо поступают по истине евангельской, то сказал Петру при всех: если ты, будучи иудеем, живешь по-язычески, а не по-иудейски, то для чего язычников принуждаешь жить по-иудейски?" (2:11-14). К сожалению, Павел не сообщает, что ему ответил Петр в свою защиту. Но мы знаем, что после этого конфликта их пути разошлись навсегда. Они больше ни разу не встретились, ни в Антиохии, которую Павел явно избегал, ни в Риме, если вообще сведения о пребывании Павла в этом городе достоверны. Это был, очевидно, один из моментов серьезного раскола между иудейскими и языческими последователя ми Иисуса. Отношение Павла к данной проблеме весьма любопытно. В первом послании к коринфянам (10:27-29) он рекомендовал своим еврейским подопечным, чтобы они, не прислушиваясь к голосу своей совести, покупали такое мясо, какое есть в продаже, а также садились за общий стол с язычниками. Только, если кто-нибудь из еврейских братьев сделает им замечание, что мясо "языческое", тогда пусть воздержатся, чтобы не шокировать других. На случай, если кто-нибудь подумает, что Павел советовал тут ловчить, мы приведем в его оправдание другую фразу из этого же послания к коринфянам: "Итак, об употреблении в пищу идоложертвенного мы знаем, что идол в мире ничто и что нет иного бога, кроме единого" (8:4). Стало быть, по мнению Павла, вся проблема беспредметна, поскольку мяса, испорченного языческими богами, вообще не существовало, ибо не существовало этих богов. Он лишь рекомендовал, сохраняя в этом вопросе свободу совести, не смущать тех единоверцев, которые ещё недостаточно сознательны, чтобы это понять. Этот же разумный оппортунизм перед лицом жизненных обстоятельств, который заставил Павла, ради успеха своей миссии среди язычников, отвергнуть кое-какие ритуальные обряды моисеевой религии, определил также его отношение к некоторым аспектам раннего христианства, представляемого иерусалимской общиной Иакова. Это было, как мы бы сказали сегодня, в полном смысле слова ревизионистское отношение
Позиция Павла проявилась прежде всего в вопросе о структуре общины, основанной на принципе полной общности имущества. Мы знаем из "Деяний апостолов", что руководители общины считали эту структуру неотъемлемой частью новой религии
Мельчайшее отклонение в этой области считалось тяжким грехом против святого духа (вспомним эпизод с Ананией и Сапфирой!)
Первыми последователями Иисуса в Иерусалиме была небольшая группа полунищих людей, живших на подаяния, присылаемые более состоятельными единоверцами из эллинских городов. Эти подаяния собирал и привозил в Иерусалим также и Павел. В такой обстановке общность имущества была не только желательной, но жизненно необходимой: дарами ведь нужно было распоряжаться так, чтобы всем доставалось поровну. Поэтому бедные члены общины, чей быт зависел от подаяний, были довольны уравнительным принципом. Но когда община стала бурно расти и число членов её выросло, как сообщает автор "Деяний апостолов", до пяти тысяч, рамки старой структуры не выдержали. Их разрушил приток состоятельных людей, таких, как Анания и Сапфира, а прежде всего "эллинистов" - евреев из других стран, вносивших в общину свежий ветер широкого мира и зародыш бунта против существующих отношений
Павел был не только религиозным идеологом, но и трезвым практиком, основателем многих очагов христианства. Он отлично знал социально-политическую обстановку больших и маленьких городов в зоне греческой культуры. И, несомненно, сознавал, что структура общины, основанная на общности имущества, которая даже в провинциальном Иерусалиме с трудом противостояла требованиям жизни, была бы там утопией и, более того, серьезной помехой на пути развития новой религии. Она бы лишь отталкивала прозелитов из ремесленных, купеческих и чиновничьих кругов, в которых Павел был очень заинтересован. Было бы нелепостью требовать от этих зажиточных представителей среднего сословия отказываться от своего имущества и от привычного образа жизни. Впрочем, в данном случае Павлом руководили не только тактические соображения. В силу его социального происхождения у него был, выражаясь современным языком, классовый подход к вопросу. Павел вырос в богатой семье. Его отец торговал в Киликии тканями из козьей шерсти, сам же он научился производству шатров. Благодаря состоянию отца он смог юношей отправиться в Иерусалим, учиться у знаменитого знатока "священного писания" Гамалиила. По тем временам все это стоило дорого, и позволить это себе мог далеко не каждый. После обращения в христианство материальное положение Павла, по-видимому, ухудшилось. Поскольку все источники обходят молчанием вопрос о его семье, то можно догадываться, что Павел порвал отношения с отцом, о котором нам известно, что он был фарисеем, а значит, последователем ортодоксального иудаизма. Поведение сына он, несомненно, воспринимал как непростительное отступничество от религии предков. Конечно, все это лишь догадки, но иначе нельзя объяснить тот факт, что Павел жил исключительно на подаяния своих учеников, на средства, собираемые ими в очагах христианства
В послании к филиппийцам (4, 12) он пишет, что научился жить как в скудости, так и в изобилии. Из этого признания следует, что подаяния, как и всякие добровольные взносы, поступали не слишком регулярно. Но в общем дело обстояло не так уж плохо, ибо в том же послании Павел, выражая благодарность за вспомоществование, пишет: "Я получил все, и избыточествую" (4, 18). У Павла было совсем другое отношение к богатым, чем, например, у Иисуса, судя по евангелиям. Матфей, вкладывая в уста Иисуса знаменитое изречение: "Удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в царство божие" (19, 24), осуждает само владение имуществом как безнравственное. Павел же явно мирится с существованием богачей, не осуждает их огулом, а лишь требует, чтобы они поддерживали материально нуждающихся единоверцев. "Ныне ваш избыток в восполнение их недостатка", - пишет он во втором послании к коринфянам (8, 14)
А в первом послании к Тимофею мы читаем: "Богатых в настоящем веке увещевай, чтобы они не высоко думали о себе и уповали не на богатство неверное, но на бога живого, дающего нам все обильно для наслаждения, чтобы они благодетельствовали, богатели добрыми делами, были щедры..." (6:17, 18). Как мы видим, идея бедности и общности имущества была Павлу совершенно чужда
Имущественные различия между людьми представлялись ему естественными и неизбежными, он лишь рекомендовал смягчать их щедрыми подаяниями и упованием на бога. Та же конформистская тенденция выступает у Павла в его отношении к власти и к государству. Мы знаем, с какой гордостью он подчеркивал, что он римский гражданин, и как охотно пользовался привилегиями, вытекающими из этого звания
В своей лояльности к властям он заходил так далеко, что это уже отдавало раболепством. Уму непостижимо, как мог думающий, весьма чувствительный в вопросах морали человек проповедовать подобные взгляды. Разве что они были продиктованы не внутренней убежденностью, а практическими соображениями
Вспомним, что свои мысли о власти и государстве Павел изложил в послании к единоверцам, проживающим в Риме. И можно предположить, что, призывая их в такой крайней форме к верноподданническому легализму, он стремился прежде всего дать отпор тем, кто изображал христиан врагами Римской империи, и тем самым спасти единоверцев от преследований. Вот что сказано в этом послании: "Всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от бога; существующие же власти от бога установлены. Посему противящийся власти противится божию установлению
А противящиеся сами навлекут на себя осуждение" (13:1, 2). По мнению Павла, не только всякая власть - от бога, но даже сборщики податей, как представители этой власти, - слуги божьи. "Для сего вы и подати платите, - поучает он своих римских собратьев, - ибо они божьи служители, сим самым постоянно занятые. Итак, отдавайте всякому должное: кому подать, подать; кому оброк, оброк; кому страх, страх; кому честь, честь" (13:6, 7)
Аналогичную позицию занимает Павел и по отношению к рабству. Как власть и государство, так и социальный строй - от бога. А рабство было одним из столпов строя Римской империи. В первом послании к коринфянам Павел так наставляет своих учеников: "Каждый оставайся в том звании, в котором призван" (7:20). А в послании к ефесянам он прямо приказывает рабам-христианам: "Рабы, повинуйтесь господам своим по плоти, со страхом и трепетом, в простоте сердца вашего, как Христу" (6:5)
Яркой иллюстрацией к этим положениям может послужить история раба Онисима, который убежал от своего хозяина Филимона, принял христианство и примкнул к окружению Павла (Послание к Филимону). Апостол полюбил его, но не захотел распоряжаться его судьбой, считая, что необходимо уважать чужую собственность
Поэтому он отправляет раба обратно к Филимону, чтобы тот поступил с ним по своему усмотрению. Одновременно он пытается повлиять на Филимона и его супругу и склонить их не только простить Онисима, но и прислать его снова к Павлу, дав ему вольную. В послании сквозит глубокая тревога: видимо, Павел сознавал, насколько рискованно его решение. Бегство раба считалось в ту пору тягчайшим преступлением и зачастую каралось смертью. Но вместе с тем Павел мог надеяться, что его просьба будет исполнена, поскольку Филимон был ревностным, преданным ему христианским прозелитом. Итак, Павел хотя и призывает обращаться с рабами хорошо, ибо перед богом все люди равны, но не выступает против института рабства как такового. И это понятно. Воспитанный в рабовладельческой семье, он считал рабство естественным атрибутом жизни. Мысль о возможности отмены рабства скорее всего просто не приходила ему в голову. А если бы и приходила, то, как трезвый реалист, он понимал, чем это чревато: произошло бы то, чего он стремился избежать во что бы то ни стало, - конфликт с римскими властями, которые, раздраженные многочисленными восстаниями рабов, очень ревниво относились к этим вопросам. Поэтому Павел лишь стремился каким-нибудь образом облегчить участь несчастных рабов и считал, что это является первейшим долгом христиан, исповедующих любовь к ближнему. Эта минималистская - так и хочется сказать филантропическая - программа, касающаяся одного из самых трагических явлений в истории человечества повлекла за собой плачевные последствия для многих поколений. Блаженный Августин и Иоанн Златоуст вынуждены были ввести в учение Павла существенную коррективу, чтобы оправдать пассивное отношение христианской церкви к рабству. Они выдвинули тезис, что рабство - наказание за грехи и поэтому было бы неправильным стремиться к его отмене, более того - сами рабы не должны стремиться к освобождению, ибо это идет вразрез с божьей волей
Таким образом, церковь способствовала сохранению института рабства на протяжении десятков поколений. Когда же рабство сменилось другими формами угнетения - крепостным правом, а затем капиталистической эксплуатацией наемного рабочего, она почти неизменно стояла на стороне эксплуататоров. История рабства, закончившаяся лишь во второй половине девятнадцатого века освобождением американских негров, несомненно, одна из самых позорных страниц христианской цивилизации. Поддерживая так демонстративно могущество Римской империи и её основанный на рабстве социальный строй, Павел, с одной стороны, облегчил христианству его историческое шествие к окончательной победе и превращению в официальную государственную религию, но, с другой стороны, отошел от учения Иисуса и его учеников, от всего того, что было в нем протестом против несправедливостей жизни. Он во всех отношениях сильно, так сказать, сдвинулся вправо. Социальное острие христианства притупилось. Неудивительно поэтому, что, по мнению некоторых библеистов, Павел был по сравнению с Иисусом новым феноменом и с его появлением христианство вступило в совершенно новую фазу своего развития
Павел на третьем небе
Нет нужды рассматривать в подробностях биографию Павла, но следует тем не менее остановиться на некоторых сторонах его жития, добавляющих новые штрихи к его психологическому портрету. Тем более что в этом житии немало и загадочных и спорных моментов. К таким спорным моментам относится, например, генезис двух его имен
Как еврей, он получил иудейское имя Саул (по-русски Савл). Этим именем он, несомненно, пользовался, пребывая среди соплеменников, то есть в Иерусалиме, как юный ученик Гамалиила и затем как пресловутый преследователь "эллинистов"
Что касается его второго имени - Павел (по-латыни Паулус), то тут мнения библеистов расходятся. Некоторые, исходя из того, что "паулос" значит по-гречески "маленький", считают, что это было шутливое прозвище апостола, намекающее на его низенький рост. Немецкий библеист Дибелиус, помня о практической сметке Павла, пришел к выводу, что он принял это имя, перейдя в христианскую веру, потому, что сознавал, что римский гражданин Паулус будет пользоваться у язычников большим авторитетом, чем еврей Саул. Согласно же самым древним источникам, Савл взял себе прозвище Паулус в честь проконсула острова Кипр Сергия Паулуса, которого обратил в христианскую веру. Этой версии придерживаются Ориген, св. Иероним и Блаженный Августин, несмотря на то что автор "Деяний апостолов", единственный, кто описал обращение в христианство проконсула, не упоминает об этом ни единым словом. Стало быть, это одна из более поздних легенд, призванных напомнить христианам о заслугах Павла
Совершенно иначе посмотрел на этот вопрос крупный католический библеист Евгений Домбровский. Он обратил внимание на то, о чем многие исследователи забыли, а именно, что среди евреев, живших в эмиграции и имевших римское подданство, укоренился снобистский обычай брать себе и давать сыновьям римские имена. И вероятнее всего, Павел, сын богатого еврея, римского гражданина, получил наряду с основным, еврейским именем второе, римское
Путаницу в этот вопрос внес сам Павел, манипулируя своими двумя именами в зависимости от конъюнктуры и жизненных обстоятельств. В Иерусалиме и в еврейских эмигрантских общинах он выступал как Саул, а в греческо-римских кругах - как Паулос или Паулус
Головоломкой является для историков и вопрос о наружности Павла. Автор "Деяний апостолов" поскупился тут на информацию, и мы вынуждены довольствоваться более поздними источниками. Единственное, по сути дела, дошедшее до нас описание внешности Павла содержится в известном апокрифе второго века "История Павла"
Анонимный автор сообщает нам, что Павел был маленького роста, кривоногий, почти совсем лысый, с густыми бровями и крупным крючковатым носом. Хотя к апокрифам вообще трудно относиться как к достоверным историческим источникам, однако в этом случае дело обстоит несколько иначе. Ведь "История Павла" написана в Киликии, то есть на родине апостола, где он ещё долго оставался в памяти людей таким, каким был в действительности. Однако церковная иконография, игнорируя это реалистическое описание, пошла сразу по пути вымысла, создав стереотипный портрет достопочтенного мужа с бородатым ликом задумчивого философа. Самое древнее изображение Павла, выдержанное в этом условном стиле, обнаружено в катакомбах Домитиллы на медальоне второго века. Другие, ещё более поздние найдены в изрядных количествах на саркофагах и фресках римских катакомб, и прежде всего на древних мозаиках. На физический облик Павла, несомненно, наложила отпечаток, какая-то загадочная болезнь, мучившая его всю жизнь и усугублявшая его уродство. Из послания к галатам мы узнаем, что эта болезнь со своими отвратительными симптомами была тяжким испытанием для учеников и спутников Павла. Он прекрасно сознавал это и благодарил их за то, что они не презрели его и не погнушались им (4:13). Павел описывает свою болезнь так туманно, что, в сущности, трудно догадаться, в чем она состояла. Ученые, пытавшиеся поставить диагноз, вращались в заколдованном кругу догадок и не могли прийти к единому мнению. Высказывались предположения, что это была какая-то глазная болезнь, а возможно, и малярия или эпилепсия. Большинство библеистов склоняется к диагнозу - эпилепсия. Известный библеист Шпильман подчеркивает в своей монографии любопытную деталь. Он считает, что Павел, очевидно, сознавал тесную причинную связь между своим недугом и случавшимися с ним экстатическими откровениями (2-е коринфянам, 12:7-9). Павел рассказывает о своих экстатических переживаниях так, словно речь идет о ком-то другом, но из контекста явственно следует, что он имеет в виду себя. В частности, он рассказывает своим единоверцам в Коринфе, что его однажды вознесли на "третье небо", хотя он и не уверен, было ли это физическое или духовное вознесение. Таким образом, он, в сущности, признает, что не уверен, возносили ли его в самом деле или это ему померещилось в бреду. Павел, как известно, был человеком практическим, трезвым, и подобное мистическое видение для него весьма странно (даже если предположить его болезненную основу)
Следует, видимо, сделать вывод, что тут заговорили дремлющие в его сознании ветхозаветные мотивы. Ведь, согласно преданию, пророки Енох, Илья, Ездра и Иеремия живыми вознеслись на небо. А что касается загадочного "третьего неба", то объяснение этому мы находим в двух иудейских апокрифах: в "Завещании двенадцати патриархов" и "Книге Еноха". Авторы этих сочинений сообщают, что небо состоит из семи ступеней, а на третьем небе (куда и был "вознесен" Павел) расположен рай
Полный противоречий и парадоксальных настроений.
Уже говорилось о том, что жизнь Павла изобиловала всякого рода злоключениями и острыми конфликтами. Всюду, где бы он ни появился, происходили опасные для него волнения и эксцессы. На первый взгляд кажется, что причина тут ясна: евреи реагировали на Павла так бурно, потому что считали его еретиком и ренегатом, изменившим иудаизму. Однако многих библеистов (в том числе Поуэла Дэвиса) это простое объяснение не удовлетворяет. По их мнению, в нем не учтена атмосфера терпимости, господствовавшая в еврейской среде и в диаспоре. Ведь эту среду составляли "эллинисты", известные своим либерализмом в вопросах религии. В иудейских синагогах не было священников, любой мог там выступать со своим словом перед народом. Это было время, когда иудаистская мысль переживала фазу глубокого брожения: бесконечные споры и дискуссии были повседневным явлением. В этой обстановке Павел, как и многие другие странствующие "ученые мужи", не должен был подвергаться особым неприятностям за пропаганду учения Христа
Стало быть, причиной того, что его бросали в тюрьмы, бичевали, побивали каменьями, покушались на его жизнь, не могла быть просто проповедь учения о спасителе и царстве божьем на земле. Источник всех конфликтов был, очевидно, заложен в нем самом, в его характере. Была в нем, наверное, какая-то вызывающая одержимость, создававшая вокруг него напряженность и беспокойство. В "Деяниях апостолов" есть кое-какие данные, доказывающие, что так оно и было. Очень странно, например, что в Листре возмущенная еврейская толпа выместила злобу исключительно на Павле, пыталась побить каменьями только его одного, совершенно не трогая при этом Варнаву - его неразлучного спутника и столь же ревностного последователя Иисуса. То же самое произошло в Коринфе: тамошние евреи потащили к проконсулу на суд одного Павла, не обращая внимания на остальных христиан
Особенно ярко проявилось враждебное отношение к Павлу в Верее: евреи науськали против него толпу, вызвав уличные беспорядки. Тогда спутники Павла, Сила и Тимофей, выпроводили его поскорее из города и велели идти к морю. Сами же не двинулись с места, из чего следует, что им ничего не угрожало, хотя они и были христианами
Впрочем, здесь нечему удивляться. Мы уже знакомы с биографией Павла и представляем себе, на что он был способен. Вспомним, с какой неумолимой жестокостью и фанатизмом он преследовал христиан, будучи агентом синедриона. С переходом в христианскую веру Павел мало изменился. Свидетельством тому конфликты, а затем полный разрыв с Иоанном Марком, кротким Варнавой и добряком Петром, ну и, наконец, подстрекание эфесских единоверцев к сожжению на костре языческих текстов
Этот психологический портрет, составленный на основании того, что сообщают нам о Павле "Деяния апостолов", дополняется его посланиями. В них мы находим искренние, горячие признания человека, одержимого миссионерской страстью. Когда мы их читаем, перед нашим мысленным взором встает автор: маленький, подвижный некрасивый еврей с горячечными мыслями, вечно мечущийся между эмоциональными крайностями. По отношению к противникам он бывал высокомерен и язвителен, а иногда воспламенялся гневом и проявлял попросту шокирующий фанатизм в навязывании противникам своего мнения. Во втором послании к коринфянам он клеймил их как лжеапостолов и сравнивал с сатаной, который "принимает вид ангела света" (11:13-14). В этом же послании в другом месте Павел угрожает: "Я предварял и предваряю, как бы находясь у вас во второй раз, и теперь, отсутствуя, пишу прежде согрешившим и всем прочим, что, когда опять приду, не пощажу" (13:2). Но его экстремизм достигает апогея в послании к галатам, где Павел следующим образом громит единоверцев, чьи взгляды были ему не по душе: "Но если бы даже мы или ангел с неба стал благовествовать вам не то, что мы благовествовали вам, да будет анафема. Как прежде мы сказали, так и теперь ещё говорю: кто благовествует вам не то, что вы приняли, да будет анафема" (1:8, 9). Зато к единоверцам, которые были ему послушны, Павел относился буквально с отеческой любовью. Из первого послания к коринфянам видно, что Павел переполнен чистейшей стихией любви. Ведь только человек, знающий, что такое любовь, мог создать такой волнующий, такой возвышенный гимн в её честь, один из самых прекрасных в мировой литературе (1-е к коринфянам 13:1-8). Строки эти широко известны, но мы все же приведем их здесь, чтобы эти страстные, вдохновенные, музыкальные фразы ещё раз прозвучали у нас в ушах: "Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я - медь звенящая или кимвал звучащий
Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание, и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, - то я ничто. И если я раздам все имение мое, и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы. Любовь долго терпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит. Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится"
Вымысел и правда
Итак, подвергнув тщательному анализу отдельные главы "Деяний апостолов", мы пришли к выводу, что рассказанное там нельзя признать исторически достоверным
Возникает вопрос: как же относиться ко всему сочинению в целом, можно ли его всерьез считать надежным источником сведений о раннем христианстве? Среди ученых существуют в этом вопросе полярные расхождения: от безоговорочного признания достоверности до точки зрения известного протестантского библеиста Мартина Дибелиуса, назвавшего "Деяния апостолов" сборником кратких новелл
Нельзя забывать, что "Деяния апостолов" были написаны спустя несколько десятилетий после смерти Павла, то есть тогда, когда очевидцев описываемых событий уже не было в живых. У автора, как видно, не было доступа к первоисточникам, он даже не был знаком с посланиями Павла и черпал свои сведения из устных рассказов. Эти рассказы, хотя и сдобренные фольклором, легендами и суевериями, имели все же под собой, несомненно, конкретную историческую почву. В Эфесе, например, наверняка произошли в описываемый в "Деяниях" период какие-то беспорядки, а народная фантазия видоизменила их характер и размеры, чтобы показать, каким могучим и влиятельным было христианство уже в ту пору, и тем самым возвеличить Павла. Однако нельзя сказать, что "Деяния апостолов" как историческое сочинение отражают свою эпоху
Напротив. Когда сравниваешь их нашпигованное чудесами и несуразностями повествование с необыкновенными интеллектуальными вершинами, которых достигли греческие историки, поневоле приходишь к выводу, что в развитии историографии "Деяния апостолов" представляют собою явный регресс. То же самое можно сказать и о многочисленных речах, будто бы буквально цитируемых в "Деяниях апостолов"
Сегодня никто не решится утверждать, что они подлинные, что именно эти слова произносили Гамалиил, Стефан, Петр или Павел. Они могут представлять интерес лишь как образцы литературного стиля автора или как отражение его взглядов
На одной из этих речей стоит все же остановиться несколько подробнее, так как она представляет собою хорошую иллюстрацию к тому, что мы уже сказали об авторе как историке. Имеется в виду речь Гамалиила в защиту апостолов, произнесенная перед синедрионом. В ней содержатся грубейшие исторические ошибки: Гамалиил упоминает о двух восстаниях: некоего Февда и Иуды Галилейского. О первом восстании он не мог знать вообще, поскольку оно вспыхнуло спустя десять лет после произнесения им этой речи. Второе же восстание, которое он датирует более поздним временем, произошло за сорок лет до его речи
Гамалиила, по-видимому, в этой путанице обвинять не следует. Стало быть, вывод напрашивается один: речь не зиждется ни на каких исторических источниках и является исключительно плодом воображения автора "Деяний апостолов". Ну и, разумеется, свидетельством того, как плохо он разбирался в затронутой им исторической тематике
Стремясь создать увлекательное, драматическое повествование, автор полностью пренебрегал хронологией. В результате совершенно невозможно понять, когда происходили те или иные описанные им события. Единственной точной датой мы обязаны не ему, а археологии. Из найденной при раскопках в Дельфах надписи следует, что проконсул Галлион, перед судом которого предстал Павел, пребывал в Коринфе в 51 году нашей эры. Таким образом мы узнали, когда Павел был в этом городе, и 51 год стал точкой отнесения, которая позволила нам определить другие даты биографии апостола. Автор "Деяний апостолов" проявляет крайнюю непоследовательность даже в рамках собственного повествования и противоречит самому себе, забывая сказанное ранее. В частности, не в каком-нибудь пустяковом вопросе, а в описании столь значительного и необычайно важного для церкви события, как чудесное обращение Павла, где, казалось бы, все должно быть предельно ясным и выверенным до мельчайших деталей
В "Деяниях апостолов" имеются три описания этого достопамятного события: один раз рассказ ведется от лица автора, а дважды рассказывает о своем обращении сам Павел в своих выступлениях перед жителями Иерусалима и перед царем Агриппой. В этих версиях совпадает лишь то, что сам Иисус не появлялся, что небо озарилось ослепительным светом и раздался голос Иисуса. Но в других деталях налицо явные расхождения. Итак: В первой версии (9:7) спутники Павла "стояли в оцепенении, слыша голос, а никого не видя". Во второй версии (22:9) все наоборот: те же спутники "свет видели и пришли в страх", но голоса не слыхали. В третьей версии (26:13, 14) Павел говорит, что увидел с неба свет, "осиявший меня и шедших со мною. Все мы упали на землю"; спутники вели себя так же, как Павел, а следовательно, должны были видеть и слышать то же, что и он
В двух первых версиях Иисус говорит примерно одно и то же: "Савл! Савл! Что ты гонишь меня? Трудно тебе идти против рожна". А вот в третьей версии он уже говорит совсем другое: "Я Иисус, которого ты гонишь. Но встань и стань на ноги твои; ибо я для того и явился тебе, чтобы поставить тебя служителем и свидетелем того, что ты видел и что я открою тебе, избавляя тебя от народа иудейского и от язычников, к которым я теперь посылаю тебя открыть глаза им, чтобы они обратились от тьмы к свету и от власти сатаны к богу, и верою в меня получили прощение грехов и жребий с освященными" (26:15-18). Совершенно очевидно, что автор "Деяний апостолов" вкладывает в уста Иисуса свою собственную доктрину, касающуюся роли и значения Павла в христианстве. Мы видим на этом примере, с какой легкостью он в случае надобности приспосабливал для своих пропагандистских целей даже освященные традицией речи Иисуса. При этом его совершенно не смущали текстовые расхождения, ставившие под сомнение правдивость его рассказа. А теперь заглянем в послания Павла, чтобы узнать, как он сам описывает свою встречу с Иисусом. В послании к галатам есть знаменательные строки: "Когда же бог, избравший меня от утробы матери моей и призвавший благодатью своею, благоволил открыть во мне сына своего..." (1:15-16). Ясно, что Павел изображает этот акт обращения как внутреннее озарение, как переживание чисто субъективного характера. Это признание содержится в послании, где авторство Павла не подлежит сомнению, и нам нет надобности доказывать его значение
"Деяния апостолов", написанные несколькими десятилетиями позже, преподносят это событие уже в сильно видоизмененном варианте. В значительной степени это уже плод воображения страстно верящих простых людей, которые не могли представить себе этот эпохальный для церкви момент иначе, как в драматическом оформлении, подобающем великому чуду: с сиянием на небе, голосом невидимого Иисуса и людьми, потрясенными этим небесным знамением. Итак, "Деяния апостолов" не могут рассматриваться как историческое сочинение в строгом смысле слова. Они обладают типичными атрибутами агиографии, полной чудес и невероятных происшествий. Но это не значит, что там нет совершенно ничего достоверного. "Деяния апостолов" - конгломерат правды и вымысла. Например, можно, несомненно, считать историческим фактом то, что автор сообщает о миссионерской деятельности Павла в эллинских городах, о конфликтах, какие вспыхивали вокруг него в связи с этим, и вообще о его заслугах перед церковью. Автор неплохо разбирается в трассах и условиях мореходства на Средиземном и Адриатическом морях, знаком с обычаями и общественными отношениями описываемых им стран. Известно, что в "Деяниях апостолов" нет окончания, что повествование обрывается неожиданно и внезапно
После бурной встречи с соплеменниками в Риме Павел ещё два года беспрепятственно проповедовал свое учение. А что произошло потом? Почему автор замолк в самый драматический момент, когда Павел предстал перед Римским трибуналом? Были ли у автора причины не описывать этого события? Логично рассуждая, - нет
Если бы трибунал оправдал Павла, его можно было бы изобразить триумфатором, в случае же вынесения и приведения в исполнение смертного приговора мученическая смерть достойно венчала бы всю его деятельность, полную самоотверженности и заслуг. Ведь именно так, в ореоле мученика, изображает Павла устная традиция
Какая же тайна кроется за этой недомолвкой? Библеисты и здесь расходятся во мнениях. Одни предполагают, что существовала ещё третья часть "Деяний апостолов" с описанием конца жизненного пути Павла, но она погибла во время пожара Рима в 64 году. Ведь жертвою огня пали тогда целые кварталы с тысячами домов и людей, с библиотеками, архивами и дворцами. Мудрено ли было в этих условиях сгореть скромному свитку с окончанием "Деяний"? Другие выдвигают более простое объяснение: автор хотел дописать свое произведение, но не успел, так как вместе с Павлом погиб от преследований императора Нерона. Сторонники этой гипотезы полагают, что Павла похоронили в общей могиле вместе с другими безымянными мучениками, что он погиб анонимно. По их мнению, предание о том, что Павел был казнен в индивидуальном порядке и похоронен своими почитателями в отдельной могиле, высосано из пальца. Могилы Павла, так усердно разыскиваемой археологами, просто никогда не существовало
Как могло случиться, что смерть одного из самых активных пионеров христианства окутана таким мраком? Ведь были же у Павла в Риме спутники, ученики, противники, наконец, которые не могли не знать о его смерти. Почему они молчали, и эта тема лишь много лет спустя возникла в устных преданиях? И тут оказывается, что будто бы, когда он умирал, никаких спутников и учеников рядом с ним не было вовсе. Так, во всяком случае, утверждает известный английский библеист Поуэл Дэвис. По его мнению, Павел в момент своего самого тяжкого жизненного испытания был совершенно одинок. Это действительно явствует из некоторых эпизодов "Деяний апостолов". В Путеоле и на Форуме Аппия единоверцы, правда, радушно встречают Павла, но потом они куда-то исчезают. Разговоры и полемику с ним, окончившуюся горькой сценой расставания, ведут исключительно руководители тамошней иудейской колонии. Стоя перед судом и кладя голову на плаху, Павел также был один как перст. Никто не заботился о его судьбе и, быть может, даже не знал, что с ним произошло. Павел простился с жизнью с горестным сознанием, что он покинут всеми
Эта, казалось бы, фантастическая гипотеза английского библеиста не лишена некоторых оснований. Дэвис ссылается на два отрывка из второго послания к Тимофею. В одном Павел так изливает свою горечь: "При первом моем ответе никого не было со мною, но все меня оставили. Да не вменится им!" (4:16). В другом месте он рассказывает о своем положении более подробно: "Ты знаешь, что все Асийские оставили меня, в числе их Фигелл и Ермоген. Да даст господь милость дому Онисифора за то, что он многократно покоил меня и не стыдился уз моих, но быв в Риме, с великим тщанием искал меня и нашел" (1:15-17). Сведения, содержащиеся в этом тексте, однозначны: когда Павла, закованного в кандалы, перевели в тюрьму, у него внезапно не стало друзей и товарищей
Все разбежались, "стыдясь" узника и предпочитая, осторожности ради, забыть о своем знакомстве с ним. Точно так же, кстати, поступил Петр, когда арестовали Иисуса. Понятно, почему Онисифор, прибыв в Рим и расспрашивая о Павле, поначалу не смог узнать, где он, и вынужден был искать его по всем тюрьмам города
Можно, конечно, возразить, что послание к Тимофею не признано подлинным и, возможно, вся история выдумана неизвестным автором. Трудно, однако, поверить, чтобы рассказ, не только не возвеличивающий товарищей Павла, но изображающий их в неприглядном виде, мог быть высосан из пальца. Какая-то крупица истины кроется в этом печальном рассказе. Ведь знаменательно, что о посланиях Павла долгие годы никто не вспоминал, что его популярность очень быстро падала уже при его жизни, в течение двух последних лет, когда он жил в Риме, оторванный от им же основанных христианских общин. Прошли десятки лет, прежде чем наступил ренессанс его влияния и нравственного авторитета. Но Павла уже не было в живых
Сказания о страстях и смерти св. Павла очень интересны. Христианский писатель второго века Тертуллиан сообщает, что Павел был казнен близ трех источников и место это по сей день носит название "Три фонтана". Тело его якобы забрала благочестивая матрона по имени Люцина и похоронила в своем семейном склепе среди виноградников на пути в Остию. В период преследования христиан императором Валерианом верующие перенесли останки Павла вместе с телом св
Петра в катакомбы св. Себастиана, где они покоились сорок лет. Потом Константин Великий сложил святые останки в саркофаг из мрамора и серебра и построил храм, носящий теперь название "Базилики св. Павла за стенами". Археологи искали этот саркофаг в подземельях храма, однако ничего не нашли, за исключением железной решетки, бывшей якобы элементом гробницы Павла. Другой храм, "Церковь св. Павла у Трех фонтанов", был воздвигнут в пятом веке на месте казни Павла. В 1599 году его подвергли коренной перестройке, так что от древнего сооружения ничего не осталось. Сегодня в этом храме можно увидеть лишь колонну, к которой Павел будто бы был привязан перед казнью. Существует, однако, ещё одна версия, быть может даже более обоснованная, чем предыдущая. В послании к римлянам, несомненно подлинном, Павел сообщает, что собирается в Испанию и по дороге заедет к ним на некоторое время. Он повторяет это дважды, что доказывает серьезность его намерения (15:24, 28)
Сумел ли апостол привести в исполнение свой план поездки в Испанию? Это представляется весьма вероятным, и тут можно сослаться на вполне авторитетного свидетеля - на одного из первых пап, Климента Римского (около 95 года)
Он рассказывает о пребывании в Риме св. Петра, а о Павле сообщает, что тот "достиг границы Запада". "Границей Запада" называли в ту пору именно Испанию
Запись о поездке Павла в Испанию нашли также в одном из документов второго века, обнаруженных в 1740 году в Милане крупным итальянским историком Людовико Муратори. Любопытно, что Климент Римский намекает на то, что Павел был приговорен к изгнанию. Этот вид наказания применялся в Риме очень широко, а одним из мест ссылки была именно Испания. Почему же не сохранилось никаких следов пребывания Павла в этой стране? Объяснением может служить бурная история Пиренейского полуострова, уничтожившая эти следы: набеги варварских племен, хаос после падения Римской империи, длительное господство мавров
http://www.studfiles.ru/preview/5677765/page:3/
В языческих храмах жрецы, как правило, сжигали лишь маленькую часть жертвенного животного, остальное же продавали горожанам, фактически держа в своих руках монополию на торговлю мясом. Частный убой скота был строжайше запрещен, исключение делали лишь для иудеев, которым разрешался по религиозным соображениям свой, ритуальный убой. Но кошерного мяса было мало, стоило оно довольно дорого, и повседневная жизнь заставляла многих иудеев, пренебрегая запретами, есть "языческое" мясо. В вопросе о потреблении евреями некошерного мяса зачастую существенную роль играли соображения элементарной вежливости во взаимоотношениях с людьми. Апостол Петр, например, посчитал просто неприличным отказаться, когда новообращенный в христианскую веру римский сотник Корнелий пригласил его разделить трапезу с ним, его родными и домочадцами
Совершенно иначе дело обстояло в Иерусалиме. Там для иудеев было практически невозможно нарушить запрет потребления мяса животных, приносимых в жертву языческим богам, ибо такого мяса просто не было в продаже. Таким образом, правоверный последователь иудаизма не подвергался там подобным соблазнам
Поэтому последователи Иисуса в Иерусалиме, осыпая апостолов упреками за вкушение некошерного мяса, проявляли обыкновенное провинциальное ханжество. Их глава, "брат господень" Иаков, ортодоксальный формалист в вопросах иудаизма, не соглашался ни на какие уступки в этом отношении, не понимая, что Петр и Варнава, посещавшие дома "эллинистов" в Антиохии, не могли не садиться за стол со своими новообретенными последователями, которые не видели ничего зазорного в потреблении "языческого" мяса, отказ же от совместной трапезы, несомненно, восприняли бы как обиду. И все же под давлением эмиссаров Иакова Петр и Варнава отказались от подобных контактов, вызвав этим резкую критику со стороны Павла
В послании к галатам он упрекает их в непоследовательности и лицемерии. Вот как он описывает этот неприятный инцидент: "Когда же Петр пришел в Антиохию, то я лично противостал ему, потому что он подвергался нареканию. Ибо, до прибытия некоторых от Иакова, ел вместе с язычниками; а когда те пришли, стал таиться и устраняться, опасаясь обрезанных. Вместе с ним лицемерили и прочие иудеи, так что даже Варнава был увлечен их лицемерием. Но когда я увидел, что они не прямо поступают по истине евангельской, то сказал Петру при всех: если ты, будучи иудеем, живешь по-язычески, а не по-иудейски, то для чего язычников принуждаешь жить по-иудейски?" (2:11-14). К сожалению, Павел не сообщает, что ему ответил Петр в свою защиту. Но мы знаем, что после этого конфликта их пути разошлись навсегда. Они больше ни разу не встретились, ни в Антиохии, которую Павел явно избегал, ни в Риме, если вообще сведения о пребывании Павла в этом городе достоверны. Это был, очевидно, один из моментов серьезного раскола между иудейскими и языческими последователя ми Иисуса. Отношение Павла к данной проблеме весьма любопытно. В первом послании к коринфянам (10:27-29) он рекомендовал своим еврейским подопечным, чтобы они, не прислушиваясь к голосу своей совести, покупали такое мясо, какое есть в продаже, а также садились за общий стол с язычниками. Только, если кто-нибудь из еврейских братьев сделает им замечание, что мясо "языческое", тогда пусть воздержатся, чтобы не шокировать других. На случай, если кто-нибудь подумает, что Павел советовал тут ловчить, мы приведем в его оправдание другую фразу из этого же послания к коринфянам: "Итак, об употреблении в пищу идоложертвенного мы знаем, что идол в мире ничто и что нет иного бога, кроме единого" (8:4). Стало быть, по мнению Павла, вся проблема беспредметна, поскольку мяса, испорченного языческими богами, вообще не существовало, ибо не существовало этих богов. Он лишь рекомендовал, сохраняя в этом вопросе свободу совести, не смущать тех единоверцев, которые ещё недостаточно сознательны, чтобы это понять. Этот же разумный оппортунизм перед лицом жизненных обстоятельств, который заставил Павла, ради успеха своей миссии среди язычников, отвергнуть кое-какие ритуальные обряды моисеевой религии, определил также его отношение к некоторым аспектам раннего христианства, представляемого иерусалимской общиной Иакова. Это было, как мы бы сказали сегодня, в полном смысле слова ревизионистское отношение
Позиция Павла проявилась прежде всего в вопросе о структуре общины, основанной на принципе полной общности имущества. Мы знаем из "Деяний апостолов", что руководители общины считали эту структуру неотъемлемой частью новой религии
Мельчайшее отклонение в этой области считалось тяжким грехом против святого духа (вспомним эпизод с Ананией и Сапфирой!)
Первыми последователями Иисуса в Иерусалиме была небольшая группа полунищих людей, живших на подаяния, присылаемые более состоятельными единоверцами из эллинских городов. Эти подаяния собирал и привозил в Иерусалим также и Павел. В такой обстановке общность имущества была не только желательной, но жизненно необходимой: дарами ведь нужно было распоряжаться так, чтобы всем доставалось поровну. Поэтому бедные члены общины, чей быт зависел от подаяний, были довольны уравнительным принципом. Но когда община стала бурно расти и число членов её выросло, как сообщает автор "Деяний апостолов", до пяти тысяч, рамки старой структуры не выдержали. Их разрушил приток состоятельных людей, таких, как Анания и Сапфира, а прежде всего "эллинистов" - евреев из других стран, вносивших в общину свежий ветер широкого мира и зародыш бунта против существующих отношений
Павел был не только религиозным идеологом, но и трезвым практиком, основателем многих очагов христианства. Он отлично знал социально-политическую обстановку больших и маленьких городов в зоне греческой культуры. И, несомненно, сознавал, что структура общины, основанная на общности имущества, которая даже в провинциальном Иерусалиме с трудом противостояла требованиям жизни, была бы там утопией и, более того, серьезной помехой на пути развития новой религии. Она бы лишь отталкивала прозелитов из ремесленных, купеческих и чиновничьих кругов, в которых Павел был очень заинтересован. Было бы нелепостью требовать от этих зажиточных представителей среднего сословия отказываться от своего имущества и от привычного образа жизни. Впрочем, в данном случае Павлом руководили не только тактические соображения. В силу его социального происхождения у него был, выражаясь современным языком, классовый подход к вопросу. Павел вырос в богатой семье. Его отец торговал в Киликии тканями из козьей шерсти, сам же он научился производству шатров. Благодаря состоянию отца он смог юношей отправиться в Иерусалим, учиться у знаменитого знатока "священного писания" Гамалиила. По тем временам все это стоило дорого, и позволить это себе мог далеко не каждый. После обращения в христианство материальное положение Павла, по-видимому, ухудшилось. Поскольку все источники обходят молчанием вопрос о его семье, то можно догадываться, что Павел порвал отношения с отцом, о котором нам известно, что он был фарисеем, а значит, последователем ортодоксального иудаизма. Поведение сына он, несомненно, воспринимал как непростительное отступничество от религии предков. Конечно, все это лишь догадки, но иначе нельзя объяснить тот факт, что Павел жил исключительно на подаяния своих учеников, на средства, собираемые ими в очагах христианства
В послании к филиппийцам (4, 12) он пишет, что научился жить как в скудости, так и в изобилии. Из этого признания следует, что подаяния, как и всякие добровольные взносы, поступали не слишком регулярно. Но в общем дело обстояло не так уж плохо, ибо в том же послании Павел, выражая благодарность за вспомоществование, пишет: "Я получил все, и избыточествую" (4, 18). У Павла было совсем другое отношение к богатым, чем, например, у Иисуса, судя по евангелиям. Матфей, вкладывая в уста Иисуса знаменитое изречение: "Удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в царство божие" (19, 24), осуждает само владение имуществом как безнравственное. Павел же явно мирится с существованием богачей, не осуждает их огулом, а лишь требует, чтобы они поддерживали материально нуждающихся единоверцев. "Ныне ваш избыток в восполнение их недостатка", - пишет он во втором послании к коринфянам (8, 14)
А в первом послании к Тимофею мы читаем: "Богатых в настоящем веке увещевай, чтобы они не высоко думали о себе и уповали не на богатство неверное, но на бога живого, дающего нам все обильно для наслаждения, чтобы они благодетельствовали, богатели добрыми делами, были щедры..." (6:17, 18). Как мы видим, идея бедности и общности имущества была Павлу совершенно чужда
Имущественные различия между людьми представлялись ему естественными и неизбежными, он лишь рекомендовал смягчать их щедрыми подаяниями и упованием на бога. Та же конформистская тенденция выступает у Павла в его отношении к власти и к государству. Мы знаем, с какой гордостью он подчеркивал, что он римский гражданин, и как охотно пользовался привилегиями, вытекающими из этого звания
В своей лояльности к властям он заходил так далеко, что это уже отдавало раболепством. Уму непостижимо, как мог думающий, весьма чувствительный в вопросах морали человек проповедовать подобные взгляды. Разве что они были продиктованы не внутренней убежденностью, а практическими соображениями
Вспомним, что свои мысли о власти и государстве Павел изложил в послании к единоверцам, проживающим в Риме. И можно предположить, что, призывая их в такой крайней форме к верноподданническому легализму, он стремился прежде всего дать отпор тем, кто изображал христиан врагами Римской империи, и тем самым спасти единоверцев от преследований. Вот что сказано в этом послании: "Всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от бога; существующие же власти от бога установлены. Посему противящийся власти противится божию установлению
А противящиеся сами навлекут на себя осуждение" (13:1, 2). По мнению Павла, не только всякая власть - от бога, но даже сборщики податей, как представители этой власти, - слуги божьи. "Для сего вы и подати платите, - поучает он своих римских собратьев, - ибо они божьи служители, сим самым постоянно занятые. Итак, отдавайте всякому должное: кому подать, подать; кому оброк, оброк; кому страх, страх; кому честь, честь" (13:6, 7)
Аналогичную позицию занимает Павел и по отношению к рабству. Как власть и государство, так и социальный строй - от бога. А рабство было одним из столпов строя Римской империи. В первом послании к коринфянам Павел так наставляет своих учеников: "Каждый оставайся в том звании, в котором призван" (7:20). А в послании к ефесянам он прямо приказывает рабам-христианам: "Рабы, повинуйтесь господам своим по плоти, со страхом и трепетом, в простоте сердца вашего, как Христу" (6:5)
Яркой иллюстрацией к этим положениям может послужить история раба Онисима, который убежал от своего хозяина Филимона, принял христианство и примкнул к окружению Павла (Послание к Филимону). Апостол полюбил его, но не захотел распоряжаться его судьбой, считая, что необходимо уважать чужую собственность
Поэтому он отправляет раба обратно к Филимону, чтобы тот поступил с ним по своему усмотрению. Одновременно он пытается повлиять на Филимона и его супругу и склонить их не только простить Онисима, но и прислать его снова к Павлу, дав ему вольную. В послании сквозит глубокая тревога: видимо, Павел сознавал, насколько рискованно его решение. Бегство раба считалось в ту пору тягчайшим преступлением и зачастую каралось смертью. Но вместе с тем Павел мог надеяться, что его просьба будет исполнена, поскольку Филимон был ревностным, преданным ему христианским прозелитом. Итак, Павел хотя и призывает обращаться с рабами хорошо, ибо перед богом все люди равны, но не выступает против института рабства как такового. И это понятно. Воспитанный в рабовладельческой семье, он считал рабство естественным атрибутом жизни. Мысль о возможности отмены рабства скорее всего просто не приходила ему в голову. А если бы и приходила, то, как трезвый реалист, он понимал, чем это чревато: произошло бы то, чего он стремился избежать во что бы то ни стало, - конфликт с римскими властями, которые, раздраженные многочисленными восстаниями рабов, очень ревниво относились к этим вопросам. Поэтому Павел лишь стремился каким-нибудь образом облегчить участь несчастных рабов и считал, что это является первейшим долгом христиан, исповедующих любовь к ближнему. Эта минималистская - так и хочется сказать филантропическая - программа, касающаяся одного из самых трагических явлений в истории человечества повлекла за собой плачевные последствия для многих поколений. Блаженный Августин и Иоанн Златоуст вынуждены были ввести в учение Павла существенную коррективу, чтобы оправдать пассивное отношение христианской церкви к рабству. Они выдвинули тезис, что рабство - наказание за грехи и поэтому было бы неправильным стремиться к его отмене, более того - сами рабы не должны стремиться к освобождению, ибо это идет вразрез с божьей волей
Таким образом, церковь способствовала сохранению института рабства на протяжении десятков поколений. Когда же рабство сменилось другими формами угнетения - крепостным правом, а затем капиталистической эксплуатацией наемного рабочего, она почти неизменно стояла на стороне эксплуататоров. История рабства, закончившаяся лишь во второй половине девятнадцатого века освобождением американских негров, несомненно, одна из самых позорных страниц христианской цивилизации. Поддерживая так демонстративно могущество Римской империи и её основанный на рабстве социальный строй, Павел, с одной стороны, облегчил христианству его историческое шествие к окончательной победе и превращению в официальную государственную религию, но, с другой стороны, отошел от учения Иисуса и его учеников, от всего того, что было в нем протестом против несправедливостей жизни. Он во всех отношениях сильно, так сказать, сдвинулся вправо. Социальное острие христианства притупилось. Неудивительно поэтому, что, по мнению некоторых библеистов, Павел был по сравнению с Иисусом новым феноменом и с его появлением христианство вступило в совершенно новую фазу своего развития
Павел на третьем небе
Нет нужды рассматривать в подробностях биографию Павла, но следует тем не менее остановиться на некоторых сторонах его жития, добавляющих новые штрихи к его психологическому портрету. Тем более что в этом житии немало и загадочных и спорных моментов. К таким спорным моментам относится, например, генезис двух его имен
Как еврей, он получил иудейское имя Саул (по-русски Савл). Этим именем он, несомненно, пользовался, пребывая среди соплеменников, то есть в Иерусалиме, как юный ученик Гамалиила и затем как пресловутый преследователь "эллинистов"
Что касается его второго имени - Павел (по-латыни Паулус), то тут мнения библеистов расходятся. Некоторые, исходя из того, что "паулос" значит по-гречески "маленький", считают, что это было шутливое прозвище апостола, намекающее на его низенький рост. Немецкий библеист Дибелиус, помня о практической сметке Павла, пришел к выводу, что он принял это имя, перейдя в христианскую веру, потому, что сознавал, что римский гражданин Паулус будет пользоваться у язычников большим авторитетом, чем еврей Саул. Согласно же самым древним источникам, Савл взял себе прозвище Паулус в честь проконсула острова Кипр Сергия Паулуса, которого обратил в христианскую веру. Этой версии придерживаются Ориген, св. Иероним и Блаженный Августин, несмотря на то что автор "Деяний апостолов", единственный, кто описал обращение в христианство проконсула, не упоминает об этом ни единым словом. Стало быть, это одна из более поздних легенд, призванных напомнить христианам о заслугах Павла
Совершенно иначе посмотрел на этот вопрос крупный католический библеист Евгений Домбровский. Он обратил внимание на то, о чем многие исследователи забыли, а именно, что среди евреев, живших в эмиграции и имевших римское подданство, укоренился снобистский обычай брать себе и давать сыновьям римские имена. И вероятнее всего, Павел, сын богатого еврея, римского гражданина, получил наряду с основным, еврейским именем второе, римское
Путаницу в этот вопрос внес сам Павел, манипулируя своими двумя именами в зависимости от конъюнктуры и жизненных обстоятельств. В Иерусалиме и в еврейских эмигрантских общинах он выступал как Саул, а в греческо-римских кругах - как Паулос или Паулус
Головоломкой является для историков и вопрос о наружности Павла. Автор "Деяний апостолов" поскупился тут на информацию, и мы вынуждены довольствоваться более поздними источниками. Единственное, по сути дела, дошедшее до нас описание внешности Павла содержится в известном апокрифе второго века "История Павла"
Анонимный автор сообщает нам, что Павел был маленького роста, кривоногий, почти совсем лысый, с густыми бровями и крупным крючковатым носом. Хотя к апокрифам вообще трудно относиться как к достоверным историческим источникам, однако в этом случае дело обстоит несколько иначе. Ведь "История Павла" написана в Киликии, то есть на родине апостола, где он ещё долго оставался в памяти людей таким, каким был в действительности. Однако церковная иконография, игнорируя это реалистическое описание, пошла сразу по пути вымысла, создав стереотипный портрет достопочтенного мужа с бородатым ликом задумчивого философа. Самое древнее изображение Павла, выдержанное в этом условном стиле, обнаружено в катакомбах Домитиллы на медальоне второго века. Другие, ещё более поздние найдены в изрядных количествах на саркофагах и фресках римских катакомб, и прежде всего на древних мозаиках. На физический облик Павла, несомненно, наложила отпечаток, какая-то загадочная болезнь, мучившая его всю жизнь и усугублявшая его уродство. Из послания к галатам мы узнаем, что эта болезнь со своими отвратительными симптомами была тяжким испытанием для учеников и спутников Павла. Он прекрасно сознавал это и благодарил их за то, что они не презрели его и не погнушались им (4:13). Павел описывает свою болезнь так туманно, что, в сущности, трудно догадаться, в чем она состояла. Ученые, пытавшиеся поставить диагноз, вращались в заколдованном кругу догадок и не могли прийти к единому мнению. Высказывались предположения, что это была какая-то глазная болезнь, а возможно, и малярия или эпилепсия. Большинство библеистов склоняется к диагнозу - эпилепсия. Известный библеист Шпильман подчеркивает в своей монографии любопытную деталь. Он считает, что Павел, очевидно, сознавал тесную причинную связь между своим недугом и случавшимися с ним экстатическими откровениями (2-е коринфянам, 12:7-9). Павел рассказывает о своих экстатических переживаниях так, словно речь идет о ком-то другом, но из контекста явственно следует, что он имеет в виду себя. В частности, он рассказывает своим единоверцам в Коринфе, что его однажды вознесли на "третье небо", хотя он и не уверен, было ли это физическое или духовное вознесение. Таким образом, он, в сущности, признает, что не уверен, возносили ли его в самом деле или это ему померещилось в бреду. Павел, как известно, был человеком практическим, трезвым, и подобное мистическое видение для него весьма странно (даже если предположить его болезненную основу)
Следует, видимо, сделать вывод, что тут заговорили дремлющие в его сознании ветхозаветные мотивы. Ведь, согласно преданию, пророки Енох, Илья, Ездра и Иеремия живыми вознеслись на небо. А что касается загадочного "третьего неба", то объяснение этому мы находим в двух иудейских апокрифах: в "Завещании двенадцати патриархов" и "Книге Еноха". Авторы этих сочинений сообщают, что небо состоит из семи ступеней, а на третьем небе (куда и был "вознесен" Павел) расположен рай
Полный противоречий и парадоксальных настроений.
Уже говорилось о том, что жизнь Павла изобиловала всякого рода злоключениями и острыми конфликтами. Всюду, где бы он ни появился, происходили опасные для него волнения и эксцессы. На первый взгляд кажется, что причина тут ясна: евреи реагировали на Павла так бурно, потому что считали его еретиком и ренегатом, изменившим иудаизму. Однако многих библеистов (в том числе Поуэла Дэвиса) это простое объяснение не удовлетворяет. По их мнению, в нем не учтена атмосфера терпимости, господствовавшая в еврейской среде и в диаспоре. Ведь эту среду составляли "эллинисты", известные своим либерализмом в вопросах религии. В иудейских синагогах не было священников, любой мог там выступать со своим словом перед народом. Это было время, когда иудаистская мысль переживала фазу глубокого брожения: бесконечные споры и дискуссии были повседневным явлением. В этой обстановке Павел, как и многие другие странствующие "ученые мужи", не должен был подвергаться особым неприятностям за пропаганду учения Христа
Стало быть, причиной того, что его бросали в тюрьмы, бичевали, побивали каменьями, покушались на его жизнь, не могла быть просто проповедь учения о спасителе и царстве божьем на земле. Источник всех конфликтов был, очевидно, заложен в нем самом, в его характере. Была в нем, наверное, какая-то вызывающая одержимость, создававшая вокруг него напряженность и беспокойство. В "Деяниях апостолов" есть кое-какие данные, доказывающие, что так оно и было. Очень странно, например, что в Листре возмущенная еврейская толпа выместила злобу исключительно на Павле, пыталась побить каменьями только его одного, совершенно не трогая при этом Варнаву - его неразлучного спутника и столь же ревностного последователя Иисуса. То же самое произошло в Коринфе: тамошние евреи потащили к проконсулу на суд одного Павла, не обращая внимания на остальных христиан
Особенно ярко проявилось враждебное отношение к Павлу в Верее: евреи науськали против него толпу, вызвав уличные беспорядки. Тогда спутники Павла, Сила и Тимофей, выпроводили его поскорее из города и велели идти к морю. Сами же не двинулись с места, из чего следует, что им ничего не угрожало, хотя они и были христианами
Впрочем, здесь нечему удивляться. Мы уже знакомы с биографией Павла и представляем себе, на что он был способен. Вспомним, с какой неумолимой жестокостью и фанатизмом он преследовал христиан, будучи агентом синедриона. С переходом в христианскую веру Павел мало изменился. Свидетельством тому конфликты, а затем полный разрыв с Иоанном Марком, кротким Варнавой и добряком Петром, ну и, наконец, подстрекание эфесских единоверцев к сожжению на костре языческих текстов
Этот психологический портрет, составленный на основании того, что сообщают нам о Павле "Деяния апостолов", дополняется его посланиями. В них мы находим искренние, горячие признания человека, одержимого миссионерской страстью. Когда мы их читаем, перед нашим мысленным взором встает автор: маленький, подвижный некрасивый еврей с горячечными мыслями, вечно мечущийся между эмоциональными крайностями. По отношению к противникам он бывал высокомерен и язвителен, а иногда воспламенялся гневом и проявлял попросту шокирующий фанатизм в навязывании противникам своего мнения. Во втором послании к коринфянам он клеймил их как лжеапостолов и сравнивал с сатаной, который "принимает вид ангела света" (11:13-14). В этом же послании в другом месте Павел угрожает: "Я предварял и предваряю, как бы находясь у вас во второй раз, и теперь, отсутствуя, пишу прежде согрешившим и всем прочим, что, когда опять приду, не пощажу" (13:2). Но его экстремизм достигает апогея в послании к галатам, где Павел следующим образом громит единоверцев, чьи взгляды были ему не по душе: "Но если бы даже мы или ангел с неба стал благовествовать вам не то, что мы благовествовали вам, да будет анафема. Как прежде мы сказали, так и теперь ещё говорю: кто благовествует вам не то, что вы приняли, да будет анафема" (1:8, 9). Зато к единоверцам, которые были ему послушны, Павел относился буквально с отеческой любовью. Из первого послания к коринфянам видно, что Павел переполнен чистейшей стихией любви. Ведь только человек, знающий, что такое любовь, мог создать такой волнующий, такой возвышенный гимн в её честь, один из самых прекрасных в мировой литературе (1-е к коринфянам 13:1-8). Строки эти широко известны, но мы все же приведем их здесь, чтобы эти страстные, вдохновенные, музыкальные фразы ещё раз прозвучали у нас в ушах: "Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я - медь звенящая или кимвал звучащий
Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание, и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, - то я ничто. И если я раздам все имение мое, и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы. Любовь долго терпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит. Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится"
Вымысел и правда
Итак, подвергнув тщательному анализу отдельные главы "Деяний апостолов", мы пришли к выводу, что рассказанное там нельзя признать исторически достоверным
Возникает вопрос: как же относиться ко всему сочинению в целом, можно ли его всерьез считать надежным источником сведений о раннем христианстве? Среди ученых существуют в этом вопросе полярные расхождения: от безоговорочного признания достоверности до точки зрения известного протестантского библеиста Мартина Дибелиуса, назвавшего "Деяния апостолов" сборником кратких новелл
Нельзя забывать, что "Деяния апостолов" были написаны спустя несколько десятилетий после смерти Павла, то есть тогда, когда очевидцев описываемых событий уже не было в живых. У автора, как видно, не было доступа к первоисточникам, он даже не был знаком с посланиями Павла и черпал свои сведения из устных рассказов. Эти рассказы, хотя и сдобренные фольклором, легендами и суевериями, имели все же под собой, несомненно, конкретную историческую почву. В Эфесе, например, наверняка произошли в описываемый в "Деяниях" период какие-то беспорядки, а народная фантазия видоизменила их характер и размеры, чтобы показать, каким могучим и влиятельным было христианство уже в ту пору, и тем самым возвеличить Павла. Однако нельзя сказать, что "Деяния апостолов" как историческое сочинение отражают свою эпоху
Напротив. Когда сравниваешь их нашпигованное чудесами и несуразностями повествование с необыкновенными интеллектуальными вершинами, которых достигли греческие историки, поневоле приходишь к выводу, что в развитии историографии "Деяния апостолов" представляют собою явный регресс. То же самое можно сказать и о многочисленных речах, будто бы буквально цитируемых в "Деяниях апостолов"
Сегодня никто не решится утверждать, что они подлинные, что именно эти слова произносили Гамалиил, Стефан, Петр или Павел. Они могут представлять интерес лишь как образцы литературного стиля автора или как отражение его взглядов
На одной из этих речей стоит все же остановиться несколько подробнее, так как она представляет собою хорошую иллюстрацию к тому, что мы уже сказали об авторе как историке. Имеется в виду речь Гамалиила в защиту апостолов, произнесенная перед синедрионом. В ней содержатся грубейшие исторические ошибки: Гамалиил упоминает о двух восстаниях: некоего Февда и Иуды Галилейского. О первом восстании он не мог знать вообще, поскольку оно вспыхнуло спустя десять лет после произнесения им этой речи. Второе же восстание, которое он датирует более поздним временем, произошло за сорок лет до его речи
Гамалиила, по-видимому, в этой путанице обвинять не следует. Стало быть, вывод напрашивается один: речь не зиждется ни на каких исторических источниках и является исключительно плодом воображения автора "Деяний апостолов". Ну и, разумеется, свидетельством того, как плохо он разбирался в затронутой им исторической тематике
Стремясь создать увлекательное, драматическое повествование, автор полностью пренебрегал хронологией. В результате совершенно невозможно понять, когда происходили те или иные описанные им события. Единственной точной датой мы обязаны не ему, а археологии. Из найденной при раскопках в Дельфах надписи следует, что проконсул Галлион, перед судом которого предстал Павел, пребывал в Коринфе в 51 году нашей эры. Таким образом мы узнали, когда Павел был в этом городе, и 51 год стал точкой отнесения, которая позволила нам определить другие даты биографии апостола. Автор "Деяний апостолов" проявляет крайнюю непоследовательность даже в рамках собственного повествования и противоречит самому себе, забывая сказанное ранее. В частности, не в каком-нибудь пустяковом вопросе, а в описании столь значительного и необычайно важного для церкви события, как чудесное обращение Павла, где, казалось бы, все должно быть предельно ясным и выверенным до мельчайших деталей
В "Деяниях апостолов" имеются три описания этого достопамятного события: один раз рассказ ведется от лица автора, а дважды рассказывает о своем обращении сам Павел в своих выступлениях перед жителями Иерусалима и перед царем Агриппой. В этих версиях совпадает лишь то, что сам Иисус не появлялся, что небо озарилось ослепительным светом и раздался голос Иисуса. Но в других деталях налицо явные расхождения. Итак: В первой версии (9:7) спутники Павла "стояли в оцепенении, слыша голос, а никого не видя". Во второй версии (22:9) все наоборот: те же спутники "свет видели и пришли в страх", но голоса не слыхали. В третьей версии (26:13, 14) Павел говорит, что увидел с неба свет, "осиявший меня и шедших со мною. Все мы упали на землю"; спутники вели себя так же, как Павел, а следовательно, должны были видеть и слышать то же, что и он
В двух первых версиях Иисус говорит примерно одно и то же: "Савл! Савл! Что ты гонишь меня? Трудно тебе идти против рожна". А вот в третьей версии он уже говорит совсем другое: "Я Иисус, которого ты гонишь. Но встань и стань на ноги твои; ибо я для того и явился тебе, чтобы поставить тебя служителем и свидетелем того, что ты видел и что я открою тебе, избавляя тебя от народа иудейского и от язычников, к которым я теперь посылаю тебя открыть глаза им, чтобы они обратились от тьмы к свету и от власти сатаны к богу, и верою в меня получили прощение грехов и жребий с освященными" (26:15-18). Совершенно очевидно, что автор "Деяний апостолов" вкладывает в уста Иисуса свою собственную доктрину, касающуюся роли и значения Павла в христианстве. Мы видим на этом примере, с какой легкостью он в случае надобности приспосабливал для своих пропагандистских целей даже освященные традицией речи Иисуса. При этом его совершенно не смущали текстовые расхождения, ставившие под сомнение правдивость его рассказа. А теперь заглянем в послания Павла, чтобы узнать, как он сам описывает свою встречу с Иисусом. В послании к галатам есть знаменательные строки: "Когда же бог, избравший меня от утробы матери моей и призвавший благодатью своею, благоволил открыть во мне сына своего..." (1:15-16). Ясно, что Павел изображает этот акт обращения как внутреннее озарение, как переживание чисто субъективного характера. Это признание содержится в послании, где авторство Павла не подлежит сомнению, и нам нет надобности доказывать его значение
"Деяния апостолов", написанные несколькими десятилетиями позже, преподносят это событие уже в сильно видоизмененном варианте. В значительной степени это уже плод воображения страстно верящих простых людей, которые не могли представить себе этот эпохальный для церкви момент иначе, как в драматическом оформлении, подобающем великому чуду: с сиянием на небе, голосом невидимого Иисуса и людьми, потрясенными этим небесным знамением. Итак, "Деяния апостолов" не могут рассматриваться как историческое сочинение в строгом смысле слова. Они обладают типичными атрибутами агиографии, полной чудес и невероятных происшествий. Но это не значит, что там нет совершенно ничего достоверного. "Деяния апостолов" - конгломерат правды и вымысла. Например, можно, несомненно, считать историческим фактом то, что автор сообщает о миссионерской деятельности Павла в эллинских городах, о конфликтах, какие вспыхивали вокруг него в связи с этим, и вообще о его заслугах перед церковью. Автор неплохо разбирается в трассах и условиях мореходства на Средиземном и Адриатическом морях, знаком с обычаями и общественными отношениями описываемых им стран. Известно, что в "Деяниях апостолов" нет окончания, что повествование обрывается неожиданно и внезапно
После бурной встречи с соплеменниками в Риме Павел ещё два года беспрепятственно проповедовал свое учение. А что произошло потом? Почему автор замолк в самый драматический момент, когда Павел предстал перед Римским трибуналом? Были ли у автора причины не описывать этого события? Логично рассуждая, - нет
Если бы трибунал оправдал Павла, его можно было бы изобразить триумфатором, в случае же вынесения и приведения в исполнение смертного приговора мученическая смерть достойно венчала бы всю его деятельность, полную самоотверженности и заслуг. Ведь именно так, в ореоле мученика, изображает Павла устная традиция
Какая же тайна кроется за этой недомолвкой? Библеисты и здесь расходятся во мнениях. Одни предполагают, что существовала ещё третья часть "Деяний апостолов" с описанием конца жизненного пути Павла, но она погибла во время пожара Рима в 64 году. Ведь жертвою огня пали тогда целые кварталы с тысячами домов и людей, с библиотеками, архивами и дворцами. Мудрено ли было в этих условиях сгореть скромному свитку с окончанием "Деяний"? Другие выдвигают более простое объяснение: автор хотел дописать свое произведение, но не успел, так как вместе с Павлом погиб от преследований императора Нерона. Сторонники этой гипотезы полагают, что Павла похоронили в общей могиле вместе с другими безымянными мучениками, что он погиб анонимно. По их мнению, предание о том, что Павел был казнен в индивидуальном порядке и похоронен своими почитателями в отдельной могиле, высосано из пальца. Могилы Павла, так усердно разыскиваемой археологами, просто никогда не существовало
Как могло случиться, что смерть одного из самых активных пионеров христианства окутана таким мраком? Ведь были же у Павла в Риме спутники, ученики, противники, наконец, которые не могли не знать о его смерти. Почему они молчали, и эта тема лишь много лет спустя возникла в устных преданиях? И тут оказывается, что будто бы, когда он умирал, никаких спутников и учеников рядом с ним не было вовсе. Так, во всяком случае, утверждает известный английский библеист Поуэл Дэвис. По его мнению, Павел в момент своего самого тяжкого жизненного испытания был совершенно одинок. Это действительно явствует из некоторых эпизодов "Деяний апостолов". В Путеоле и на Форуме Аппия единоверцы, правда, радушно встречают Павла, но потом они куда-то исчезают. Разговоры и полемику с ним, окончившуюся горькой сценой расставания, ведут исключительно руководители тамошней иудейской колонии. Стоя перед судом и кладя голову на плаху, Павел также был один как перст. Никто не заботился о его судьбе и, быть может, даже не знал, что с ним произошло. Павел простился с жизнью с горестным сознанием, что он покинут всеми
Эта, казалось бы, фантастическая гипотеза английского библеиста не лишена некоторых оснований. Дэвис ссылается на два отрывка из второго послания к Тимофею. В одном Павел так изливает свою горечь: "При первом моем ответе никого не было со мною, но все меня оставили. Да не вменится им!" (4:16). В другом месте он рассказывает о своем положении более подробно: "Ты знаешь, что все Асийские оставили меня, в числе их Фигелл и Ермоген. Да даст господь милость дому Онисифора за то, что он многократно покоил меня и не стыдился уз моих, но быв в Риме, с великим тщанием искал меня и нашел" (1:15-17). Сведения, содержащиеся в этом тексте, однозначны: когда Павла, закованного в кандалы, перевели в тюрьму, у него внезапно не стало друзей и товарищей
Все разбежались, "стыдясь" узника и предпочитая, осторожности ради, забыть о своем знакомстве с ним. Точно так же, кстати, поступил Петр, когда арестовали Иисуса. Понятно, почему Онисифор, прибыв в Рим и расспрашивая о Павле, поначалу не смог узнать, где он, и вынужден был искать его по всем тюрьмам города
Можно, конечно, возразить, что послание к Тимофею не признано подлинным и, возможно, вся история выдумана неизвестным автором. Трудно, однако, поверить, чтобы рассказ, не только не возвеличивающий товарищей Павла, но изображающий их в неприглядном виде, мог быть высосан из пальца. Какая-то крупица истины кроется в этом печальном рассказе. Ведь знаменательно, что о посланиях Павла долгие годы никто не вспоминал, что его популярность очень быстро падала уже при его жизни, в течение двух последних лет, когда он жил в Риме, оторванный от им же основанных христианских общин. Прошли десятки лет, прежде чем наступил ренессанс его влияния и нравственного авторитета. Но Павла уже не было в живых
Сказания о страстях и смерти св. Павла очень интересны. Христианский писатель второго века Тертуллиан сообщает, что Павел был казнен близ трех источников и место это по сей день носит название "Три фонтана". Тело его якобы забрала благочестивая матрона по имени Люцина и похоронила в своем семейном склепе среди виноградников на пути в Остию. В период преследования христиан императором Валерианом верующие перенесли останки Павла вместе с телом св
Петра в катакомбы св. Себастиана, где они покоились сорок лет. Потом Константин Великий сложил святые останки в саркофаг из мрамора и серебра и построил храм, носящий теперь название "Базилики св. Павла за стенами". Археологи искали этот саркофаг в подземельях храма, однако ничего не нашли, за исключением железной решетки, бывшей якобы элементом гробницы Павла. Другой храм, "Церковь св. Павла у Трех фонтанов", был воздвигнут в пятом веке на месте казни Павла. В 1599 году его подвергли коренной перестройке, так что от древнего сооружения ничего не осталось. Сегодня в этом храме можно увидеть лишь колонну, к которой Павел будто бы был привязан перед казнью. Существует, однако, ещё одна версия, быть может даже более обоснованная, чем предыдущая. В послании к римлянам, несомненно подлинном, Павел сообщает, что собирается в Испанию и по дороге заедет к ним на некоторое время. Он повторяет это дважды, что доказывает серьезность его намерения (15:24, 28)
Сумел ли апостол привести в исполнение свой план поездки в Испанию? Это представляется весьма вероятным, и тут можно сослаться на вполне авторитетного свидетеля - на одного из первых пап, Климента Римского (около 95 года)
Он рассказывает о пребывании в Риме св. Петра, а о Павле сообщает, что тот "достиг границы Запада". "Границей Запада" называли в ту пору именно Испанию
Запись о поездке Павла в Испанию нашли также в одном из документов второго века, обнаруженных в 1740 году в Милане крупным итальянским историком Людовико Муратори. Любопытно, что Климент Римский намекает на то, что Павел был приговорен к изгнанию. Этот вид наказания применялся в Риме очень широко, а одним из мест ссылки была именно Испания. Почему же не сохранилось никаких следов пребывания Павла в этой стране? Объяснением может служить бурная история Пиренейского полуострова, уничтожившая эти следы: набеги варварских племен, хаос после падения Римской империи, длительное господство мавров
http://www.studfiles.ru/preview/5677765/page:3/
Псевдографические (подложные) послания Павла
Ни в одном из примеров, представленных здесь, я не смогу полностью привести всевозможные доводы, относящиеся к авторству этих посланий[51]. Для моих целей достаточно изложить суть некоторых основных причин, побудивших ученых согласиться с тем, что эти послания написаны не Павлом, хотя и приписаны ему.
Поскольку я уже упомянул 2 Фес, начну с него — в любом случае это удачная отправная точка, так как ее авторство обсуждают наиболее бурно, в отличие от пяти остальных спорных посланий Павла. Места по обе стороны баррикад занимает немало выдающихся ученых (между тем так называемые пастырские послания Павла или Второе послание Петра подавляющее большинство критиков считают подписанными псевдонимом). Как бы там ни было, есть веские основания полагать, что это послание Павел не писал.
Второе послание к Фессалоникийцам
Авторство 2 Фес всесторонне обсуждается в том числе и потому, что по стилю, слогу и лексике оно очень близко к другому посланию, почти наверняка написанному Павлом 1 Фес. В сущности, между этими двумя посланиями столько общего, что некоторые авторы утверждают, что подписавшийся псевдонимом автор пользовался 1 Фес как образцом композиции, но привнес в нее свое содержание, значительно отличающееся от содержания образца. Сходство этих двух посланий указывает на одну из проблем, с которыми сталкиваются ученые в попытках определить, является древний документ подложным или нет. Разумеется, каждый, кто обладает достаточными навыками, чтобы совершить подлог, приложит все усилия, чтобы его работа выглядела так же, как работы автора, которого он имитирует. Одним фальсификаторам это удается лучше, другим хуже. Но если автор подлога по-настоящему талантлив в своем деле, разоблачить подлог очень сложно, по крайней мере, методом стилистического анализа.
Но зачем кому-то могло понадобиться имитировать стиль Павла и при этом излагать отличающиеся от его точки зрения богословские взгляды? Предполагаемых причин можно назвать множество: при изменении ситуации в церкви автор мог попытаться, так сказать, вызвать Павла из могилы, чтобы разрешить новые проблемы; автор мог не совсем правильно понять Павла, неверно истолковать некоторые ключевые мысли (сам Павел пишет, что такое случалось при его жизни — например, в Послании к Римлянам; см. Рим 3:8); автор мог искренне считать, что его читатели превратно поняли истинный смысл слов Павла, и попытаться устранить недоразумение, не подозревая, что правы на самом деле читатели.
Моя методологическая идея такова: хорошая имитация стиля Павла должна выглядеть как стиль самого Павла, этого от нее ждут. Никто не ожидает от нее расхождений со стилем Павла. Изучая 2 Фес как документ, не принадлежащий перу Павла, следует помнить, что его главный тезис противоречит тому, что сам Павел говорит в 1 Фес.
2 Фес было написано в противовес этим взглядам, вероятно, на основании раннего, ныне утраченного поддельного послания, подписанного именем Павла и гласящего, что «уже наступает день Христов» (2 Фес 2:2). Христиане, к которым обращается автор, видимо, считали, что конец времен — и пришествие Иисуса во славе — уже совсем близок. Автор стремится исправить это превратное впечатление. Поэтому во второй, стержневой главе послания автор указывает, что прежде должен произойти целый ряд событий. Сначала случится нечто вроде общего бунта против Бога, затем появится антихрист, который воссядет в иудейском храме и провозгласит себя Богом. Этот беззаконник будет творить знамения и ложные чудеса, чтобы сбить людей с пути (2 Фес 1-12). Только после того, как все это произойдет, наконец наступит финал. Конец еще не настолько близок, его придется ждать, ему будут предшествовать ясные и очевидные знаки, так что христиане, знающие о них, не окажутся застигнутыми врасплох.
Это интригующая и впечатляющая мысль, но не согласующаяся со словами самого Павла в 1 Фес.
Первое послание к Фессалоникийцам тоже было написано как ответ на вопрос, что же все-таки случится в конце, когда Иисус вернется с небес во славе (1 Фес 4:13–18). Павел написал его по той причине, что представители фессалоникийской общины уже слышали от него, что конец неминуем. И они озадачились и растерялись, потому что несколько членов общины уже умерли раньше, чем вернулся Иисус. Неужели они лишатся воздаяния, которое принесет Иисус при втором пришествии? В утешение оставшимся в живых Павел пишет, что при втором пришествии Иисуса мертвые сначала воскреснут, а затем обретут причитающееся им блаженство.
Павел продолжает повторять все то, что говорил членам общины, посещая ее (1 Фес 5:1–2) — что Иисус придет внезапно и неожиданно, «как тать ночью» (1 Фес 5:1). Тогда их «внезапно постигнет пагуба» (1 Фес 5:3), поэтому фессалоникийцы должны быть постоянно наготове, чтобы второе пришествие не застигло их врасплох.
Если Павел действительно имел в виду все то, о чем писал в 1 Фес, и если он верил, что возвращение Иисуса будет внезапным и неожиданным, трудно представить себе, как он мог написать 2 Фес, где говорится, что до конца еще далеко и что ему будут предшествовать явные и недвусмысленные знамения, которые пока не появились. Автор 2 Фес пишет: «Не помните ли, что я, еще находясь у вас, говорил вам это?» (2 Фес 2:5). Если это правда, почему же смерть некоторых членов общины встревожила фессалоникийцев (1 Фес)? Им следовало бы знать, что конец наступит еще не скоро, что ему будет предшествовать появление антихриста и другие знамения.
По-видимому, оба послания написаны отнюдь не Павлом. Возможно, беспокойство, с которым христиане ожидали завершения первого века, побудило некоего неизвестного автора в церкви, основанной Павлом, написать Второе послание к Фессалоникийцам, чтобы немного успокоить их, дать понять, что конец действительно наступит, но далеко не сразу. Сначала произойдут некоторые события.
Послания к Колоссянам и Ефесянам
Похожие аргументы выдвигают, утверждая, что Павел не писал Послания к Колоссянам и Ефесянам. Ученые называют эти послания и 2 Фес «второпавловскими», считая, что они не были написаны Павлом, и отмечая их вторичность в корпусе текстов Павла.
По мнению большинства ученых, доводы в пользу написания Послания к Колоссянам и особенно Послания к Ефесянам неизвестным автором, пользовавшимся псевдонимом, еще весомее, чем в случае с 2 Фес. Во-первых, стиль обоих посланий нетипичен для Павла. Рассмотреть этот довод невозможно, не вдаваясь в подробности построения греческих фраз. Но суть доказательств заключается в следующем: авторы обоих посланий, о которых идет речь, тяготели к длинным и сложным предложениям — в отличие от Павла. Кол 1:3–8 на греческом языке представляет собой одно предложение, чудовищно длинное и совсем не похожее на типичные фразы, которыми изъяснялся Павел. Еф 1:3-14 еще длиннее, занимает целых четырнадцать стихов — небывалое явление для текстов Павла. Почти 10 % предложений в Послании к Ефесянам состоят из более чем 50 слов, такая длина нехарактерна для бесспорных павловских посланий. В Послании к Филиппийцам, имеющем почти такой же объем, содержится лишь одно настолько же длинное предложение; Послание к Галатам гораздо объемнее, но и в нем длинное предложение всего одно[52].
Кроме того, многие материалы в Посланиях к Ефесянам и Колоссянам (например, Кол 1:15–20) звучат с богословской точки зрения более совершенно и проработанно, чем в посланиях Павла. Но еще важнее тот факт, что по некоторым пунктам два автора — при условии, что они разные — расходятся с Павлом. Оба автора и Павел ведут речь о том, какие изменения происходят в жизни верующих в Иисуса после крещения. Но по этому вопросу они высказываются совершенно по-разному.
В ранней церкви младенцев не крестили, только взрослые проходили обряд крещения, уверовав во Христа. Для Павла крещение было важным элементом обрядов, а не просто символическим актом. При крещении с человеком что-то действительно происходило. Возникала мистическая связь между ним и Христом в его смерти.
Особенно осторожно и вдумчиво Павел развивает эту мысль в своем Послании к Римлянам. Она опирается на апокалиптический фундамент. В мире существуют силы зла, порабощающие людей и отчуждающие их от Бога, к этим силам относится власть греха. Грех — это демоническая сила, а не просто какой-либо ошибочный поступок. Все подчинены этой силе, и это значит, что все безнадежно далеки от Бога. Единственный способ избежать власти греха — умереть. Вот почему умер Христос, чтобы избавить людей от власти греха. Следовательно, чтобы спастись от этой власти, человек должен умереть вместе с Христом. Это происходит в момент крещения. Оказываясь под водой (в церквах Павла практиковали полное погружение), верующий соединяется с Христом в его смерти, словно бы ложится в могилу, и также умирает для сил, которым подчиняется этот мир. Крещеные люди уже не являются рабами греха — они «умерли с Христом» (Рим 6:1–6).
Вместе с тем Павел настойчиво повторял: несмотря на смерть с Христом, эти люди еще не воскресли с ним. Последователи Иисуса воскреснут вместе с Христом, только когда он вернется с небес во славе. Тогда и произойдет физическое воскресение. Кто уже умер во Христе, те воскреснут, а те, кто к этому моменту будет еще жив, испытают телесное преображение, при котором их смертная оболочка станет бессмертной, неуязвимой для жизненных мук и смерти.
Но что бы ни говорил Павел о воскресении вместе с Христом, это событие всегда представлено как будущее (см., к примеру, Рим 6 и 1 Кор 15). В церквах Павла кое-кто из обращенных придерживался иного мнения, считая, что они уже испытали своего рода духовное воскресение с Христом и уже «правят» с ним на небесах. Против таких взглядов Павел решительно протестует в своем Первом послании к Коринфянам, ключевым моментом и кульминацией которого стал финал, где Павел подчеркивает: воскресение еще не наступило, оно только предстоит — подлинное, будущее, физическое воскресение тела, а не прошлое духовное воскресение (1 Кор 15). В Рим 6:5 и 6:8 Павел подчеркивает, что крещеные умерли с Христом, но еще не воскресли с ним (обратите внимание на будущее время — «будем с Ним»):
Ибо, если мы соединены с Ним подобием смерти Его, то должны быть соединены и подобием воскресения… Если же мы умерли со Христом, то веруем, что и жить будем с Ним (курсив Б.Э.).
Но авторы Послания к Колоссянам и к Ефесянам иного мнения. Вот что говорит по тому же самому вопросу автор Послания к Колоссянам:
Бывши погребены с ним в крещении, в Нем вы и совоскресли верою в силу Бога, Который воскресил Его из мертвых (Кол 2:12).
Невнимательные читатели не заметят особой разницы между этими позициями — в конце концов, в обоих случаях автор говорит о смерти и воскресении с Христом. Но Павел придает большое значение точности. Смерть с Христом была в прошлом, а воскресение — ни в коем случае не в прошлом. Оно ожидается в будущем. Обоснованию этой мысли Павел посвятил немалую часть Первого послания к Коринфянам — именно потому, что некоторые из обращенных восприняли саму мысль ошибочно, и это чрезвычайно беспокоило Павла. А в Послании к Колоссянам изложена та самая позиция, которой Павел противостоит в Первом послании к Коринфянам.
Послание к Ефесянам по выразительности превосходит Послание к Колоссянам. Говоря о прошлом духовном воскресении, автор, в отличие от Павла, утверждает, что «Бог… нас оживотворил со Христом… и воскресил с Ним, и посадил на небесах во Христе Иисусе» (Еф 2:5–6). Все это уже произошло. Верующие уже правят вместе с Христом. Именно этот момент некоторые из обращенных Павла в Коринфе и авторы Посланий к Колоссянам и Ефесянам, также принадлежащие к церквам Павла, поняли превратно.
Есть и другие ключевые моменты, по которым Послания к Колоссянам и Ефесянам расходятся с историческими текстами Павла, в том числе различия в лексике и употреблении некоторых терминов, характерных для павловских посланий. Но моя цель в данном случае — дать общее представление о том, почему большинство критически настроенных ученых сомневаются в принадлежности этих книг перу Павла. Подобно Второму посланию к Фессалоникийцам, они кажутся написанными после смерти Павла — возможно, через одно-два десятилетия, — авторами из церквей Павла, желающими обратиться к христианской общине и рассмотреть проблемы, возникшие в ней с тех пор, как умер Павел. Для этого авторы выдают свои тексты за послания апостола, чтобы ввести в заблуждение читателей.
Пастырские послания
По поводу так называемых пастырских посланий, Первого и Второго посланий Тимофею и Послания Титу, споров среди ученых возникает еще меньше, чем в случае с Посланиями к Колоссянам и Ефесянам. Ученые Северной Америки, Великобритании и Западной Европы, где ведутся наиболее серьезные библейские исследования, уже давно придерживаются единого мнения, гласящего, что Павел не писал эти книги.
Пастырскими посланиями они названы потому, что в них «Павел» дает наставления Тимофею и Титу, якобы служащим священниками в Ефесе и на острове Крит, и объясняет, как им следует исполнять пастырские обязанности в церкви. Эти книги изобилуют пастырскими советами для последователей Павла, посвященными таким вопросам, как умелое управление общиной, противостояние лжеучителям, выбор глав церкви.
Мог ли Павел написать эти послания? Разумеется, теоретически мог бы, но аргументы против представляются большинству ученых на редкость убедительными.
Принято считать, что все три послания написаны одним и тем же человеком. Чтение 1 Тим и Тит подтверждает это предположение: в них затрагиваются одни и те же темы, изложенные одинаковым или схожим языком. 2 Тим заметно отличается от них, но если сравнить его первые строки с первыми строками 1 Тим, то и они покажутся почти идентичными.
Ученые установили, что их автор отнюдь не Павел, по лексическому составу и стилю посланий. В них использовано 848 разных греческих слов, из которых 306 не встречаются больше ни в одном из посланий, написанных Павлом и включенных в Новый Завет (в том числе 2 Фес, Еф и Кол). Это означает, что более трети слов не входят в лексикон Павла. Около двух третей этих слов, не принадлежащих к лексикону Павла, употреблялись христианскими авторами II века. Иначе говоря, лексика этих посланий выглядит более развитой, характерной для христианства более позднего периода.
Некоторые из значимых слов, которые употребляет автор, встречаются и у Павла, однако применяются совсем иначе. Возьмем, например, слово «вера». Для Павла вера означает признание смерти Христа ради предстояния перед Богом. Это реляционный термин, под которым подразумевается нечто вроде доверия. В пастырских посланиях это же слово имеет другое значение — набор убеждений и представлений, составляющих христианскую религию (Тит 1:13). Это уже не реляционный термин: он определяет христианские учения, их содержание, в которое надлежит верить, — то есть употребляется в том же значении, как и в более позднем христианском контексте. Таким образом, это пример произрастания пастырских посланий из более поздних, непавловских условий.
Известно, что доводы, опирающиеся на лексический анализ, выглядят малоубедительно при попытках определить, принадлежит ли конкретная книга перу того или иного автора: лексикон людей меняется в зависимости от обстоятельств. Но в данном случае различия несомненны. Однако еще более весомым выглядит аргумент, согласно которому все положение церкви, подразумеваемое в пастырских посланиях, отличается от известных нам сведений о церкви времен Павла.
Довольно полное представление о церкви времен Павла мы имеем благодаря Первому и Второму посланиям к Коринфянам, где автор обсуждает внутреннюю работу собраний, их организацию, структуру, принципы действия. Но когда мы переходим к пастырским посланиям, все они кардинально меняются.
Церкви Павла не имели иерархической структуры. Во главе не стояли руководители или группы руководителей. Церкви представляли собой общины верующих, которые действовали так, как предписывал Дух Божий, воздействующий через каждого члена общины.
Важно помнить, что взгляды Павла были всецело апокалиптическими. Он верил: воскресение Иисуса указывает, что конец времен уже близок. Он может наступить в любой день вместе с появлением Иисуса с небес; мертвые воскреснут, живые верующие станут бессмертными и будут жить вечно в царстве будущего.
А что произойдет до этого, в то время, пока верующие ждут пришествия Господа? Они должны собираться вместе, чтобы поклоняться, выслушивать наставления, получать образование, поддерживать друг друга. Какой следует быть организации этих общин? Павел считал, что их организует сам Бог посредством Святого Духа; об этом говорится в 1 Кор 12–14. При крещении в христианской церкви верующие не только «умирают с Христом», но и облекаются Святым Духом, обозначающим присутствие Бога на земле до конца времен. В этот момент все получают своего рода «духовный дар», благодаря которому могут помогать другим членам общины. Одним людям достается дар знания, другим — наставления, третьим — жертвования, пророчествования, откровений на чужих или ангельских языках, непонятных большинству людей («говорение на языках»), толкования этих откровений («толкование языков»). Эти дары предназначены для общего блага, чтобы община верующих могла существовать мирно и гармонично до конца времен.
Но зачастую все шло не так, как было задумано, — например, в церкви Коринфа. Точнее говоря, там все смешалось и запуталось. Некоторые духовные «руководители» утверждали, что в большей степени одарены духовно, чем остальные, и создавали собственные группы последователей, что приводило к расколам внутри церкви. Ситуация окончательно вышла из-под контроля: некоторые представители церкви преследовали друг друга по суду. Процветала безнравственность: кое-кто из членов общины посещал распутных женщин и похвалялся этим в церкви, один человек сожительствовал со своей мачехой. Церковные службы превратились в истинный хаос, так как «более духовные» коринфяне решили, что истинный признак духовности — умение «говорить на иных языках», и во время богослужений состязались друг с другом, выясняли, кто способен говорить громче и чаще прочих. На еженедельные трапезы общины — настоящие трапезы, а не вкушение облаток с глотком вина — некоторые приходили заранее, объедались и напивались, а другие опаздывали (возможно, представители низших классов и рабы, вынужденные подолгу работать), и в результате им ничего не доставалось. Кое-кто в общине был настолько убежден в своем духовном превосходстве, что утверждал, будто уже воскрес вместе с Христом и правит с ним на небесах (подобные заявления гораздо позднее приводит автор Послания к Ефесянам).
Павел решает проблемы церкви, обращаясь к ней в целом и умоляя всех прихожан свернуть с опасного пути. Почему он не обращается к епископу или к старшему священнику церкви? Почему не отправляет письмо ее главе и не приказывает ему навести в церкви порядок? Потому что как такового главы церкви нет. Нет ни епископов, ни старших священников. В церквах Павла, в краткий промежуток времени между воскресением Иисуса и воскресением всех верующих, общиной управлял Дух Божий, воздействующий на каждого члена общины[53].
Что происходит при отсутствии официальной иерархии, назначенных лидеров, когда некому взять на себя руководство? Как правило, то, что случилось в Коринфе. Воцаряется хаос. Как можно обуздать этот хаос? Кто-то должен осуществлять руководство. Со временем это и произошло в церквах Павла.
После того, как сам он покинул сцену, его церкви приобрели иерархическую структуру: кто-то оказался наверху, кто-то начал отдавать приказания, кто-то встал над руководителями более низкого ранга, которые следили за порядком, за правильностью религиозных учений, вразумляли тех, кто вел себя неподобающим образом.
Во времена Павла подобной церковной структуры не существовало. Однако она описана в пастырских посланиях. Эти послания обращены к старшим священникам церквей в двух общинах, основанных Павлом. В посланиях говорится, как приструнить лжеучителей; даются указания для назначения епископов, явно осуществляющих духовный надзор за церковью, и диаконов, ведающих пожертвованиями и заботящихся о физических потребностях общины; приводятся наставления о том, как должны вести себя люди из разных социальных групп (мужья и жены, родители и дети, хозяева и рабы), чтобы церковь просуществовала достаточно долго.
Кроме того, с точки зрения Павла этот период не должен быть долгим. Павел считал, что конец наступит очень скоро. Однако конец так и не наступил, и его церквам пришлось заниматься организационными вопросами, чтобы выжить. Община стала упорядоченной, и в этой новой ситуации были написаны пастырские послания — вероятно, через два или более десятилетия после того, как Павел сошел со сцены. В этих новых обстоятельствах некий автор написал три послания, подписывая их именем Павла и тем самым придавая текстам его авторитет. Но это мысли неизвестного автора, а не Павла. Павел жил в другое время.
http://www.e-reading.club/book.php?book=1019658
Ни в одном из примеров, представленных здесь, я не смогу полностью привести всевозможные доводы, относящиеся к авторству этих посланий[51]. Для моих целей достаточно изложить суть некоторых основных причин, побудивших ученых согласиться с тем, что эти послания написаны не Павлом, хотя и приписаны ему.
Поскольку я уже упомянул 2 Фес, начну с него — в любом случае это удачная отправная точка, так как ее авторство обсуждают наиболее бурно, в отличие от пяти остальных спорных посланий Павла. Места по обе стороны баррикад занимает немало выдающихся ученых (между тем так называемые пастырские послания Павла или Второе послание Петра подавляющее большинство критиков считают подписанными псевдонимом). Как бы там ни было, есть веские основания полагать, что это послание Павел не писал.
Второе послание к Фессалоникийцам
Авторство 2 Фес всесторонне обсуждается в том числе и потому, что по стилю, слогу и лексике оно очень близко к другому посланию, почти наверняка написанному Павлом 1 Фес. В сущности, между этими двумя посланиями столько общего, что некоторые авторы утверждают, что подписавшийся псевдонимом автор пользовался 1 Фес как образцом композиции, но привнес в нее свое содержание, значительно отличающееся от содержания образца. Сходство этих двух посланий указывает на одну из проблем, с которыми сталкиваются ученые в попытках определить, является древний документ подложным или нет. Разумеется, каждый, кто обладает достаточными навыками, чтобы совершить подлог, приложит все усилия, чтобы его работа выглядела так же, как работы автора, которого он имитирует. Одним фальсификаторам это удается лучше, другим хуже. Но если автор подлога по-настоящему талантлив в своем деле, разоблачить подлог очень сложно, по крайней мере, методом стилистического анализа.
Но зачем кому-то могло понадобиться имитировать стиль Павла и при этом излагать отличающиеся от его точки зрения богословские взгляды? Предполагаемых причин можно назвать множество: при изменении ситуации в церкви автор мог попытаться, так сказать, вызвать Павла из могилы, чтобы разрешить новые проблемы; автор мог не совсем правильно понять Павла, неверно истолковать некоторые ключевые мысли (сам Павел пишет, что такое случалось при его жизни — например, в Послании к Римлянам; см. Рим 3:8); автор мог искренне считать, что его читатели превратно поняли истинный смысл слов Павла, и попытаться устранить недоразумение, не подозревая, что правы на самом деле читатели.
Моя методологическая идея такова: хорошая имитация стиля Павла должна выглядеть как стиль самого Павла, этого от нее ждут. Никто не ожидает от нее расхождений со стилем Павла. Изучая 2 Фес как документ, не принадлежащий перу Павла, следует помнить, что его главный тезис противоречит тому, что сам Павел говорит в 1 Фес.
2 Фес было написано в противовес этим взглядам, вероятно, на основании раннего, ныне утраченного поддельного послания, подписанного именем Павла и гласящего, что «уже наступает день Христов» (2 Фес 2:2). Христиане, к которым обращается автор, видимо, считали, что конец времен — и пришествие Иисуса во славе — уже совсем близок. Автор стремится исправить это превратное впечатление. Поэтому во второй, стержневой главе послания автор указывает, что прежде должен произойти целый ряд событий. Сначала случится нечто вроде общего бунта против Бога, затем появится антихрист, который воссядет в иудейском храме и провозгласит себя Богом. Этот беззаконник будет творить знамения и ложные чудеса, чтобы сбить людей с пути (2 Фес 1-12). Только после того, как все это произойдет, наконец наступит финал. Конец еще не настолько близок, его придется ждать, ему будут предшествовать ясные и очевидные знаки, так что христиане, знающие о них, не окажутся застигнутыми врасплох.
Это интригующая и впечатляющая мысль, но не согласующаяся со словами самого Павла в 1 Фес.
Первое послание к Фессалоникийцам тоже было написано как ответ на вопрос, что же все-таки случится в конце, когда Иисус вернется с небес во славе (1 Фес 4:13–18). Павел написал его по той причине, что представители фессалоникийской общины уже слышали от него, что конец неминуем. И они озадачились и растерялись, потому что несколько членов общины уже умерли раньше, чем вернулся Иисус. Неужели они лишатся воздаяния, которое принесет Иисус при втором пришествии? В утешение оставшимся в живых Павел пишет, что при втором пришествии Иисуса мертвые сначала воскреснут, а затем обретут причитающееся им блаженство.
Павел продолжает повторять все то, что говорил членам общины, посещая ее (1 Фес 5:1–2) — что Иисус придет внезапно и неожиданно, «как тать ночью» (1 Фес 5:1). Тогда их «внезапно постигнет пагуба» (1 Фес 5:3), поэтому фессалоникийцы должны быть постоянно наготове, чтобы второе пришествие не застигло их врасплох.
Если Павел действительно имел в виду все то, о чем писал в 1 Фес, и если он верил, что возвращение Иисуса будет внезапным и неожиданным, трудно представить себе, как он мог написать 2 Фес, где говорится, что до конца еще далеко и что ему будут предшествовать явные и недвусмысленные знамения, которые пока не появились. Автор 2 Фес пишет: «Не помните ли, что я, еще находясь у вас, говорил вам это?» (2 Фес 2:5). Если это правда, почему же смерть некоторых членов общины встревожила фессалоникийцев (1 Фес)? Им следовало бы знать, что конец наступит еще не скоро, что ему будет предшествовать появление антихриста и другие знамения.
По-видимому, оба послания написаны отнюдь не Павлом. Возможно, беспокойство, с которым христиане ожидали завершения первого века, побудило некоего неизвестного автора в церкви, основанной Павлом, написать Второе послание к Фессалоникийцам, чтобы немного успокоить их, дать понять, что конец действительно наступит, но далеко не сразу. Сначала произойдут некоторые события.
Послания к Колоссянам и Ефесянам
Похожие аргументы выдвигают, утверждая, что Павел не писал Послания к Колоссянам и Ефесянам. Ученые называют эти послания и 2 Фес «второпавловскими», считая, что они не были написаны Павлом, и отмечая их вторичность в корпусе текстов Павла.
По мнению большинства ученых, доводы в пользу написания Послания к Колоссянам и особенно Послания к Ефесянам неизвестным автором, пользовавшимся псевдонимом, еще весомее, чем в случае с 2 Фес. Во-первых, стиль обоих посланий нетипичен для Павла. Рассмотреть этот довод невозможно, не вдаваясь в подробности построения греческих фраз. Но суть доказательств заключается в следующем: авторы обоих посланий, о которых идет речь, тяготели к длинным и сложным предложениям — в отличие от Павла. Кол 1:3–8 на греческом языке представляет собой одно предложение, чудовищно длинное и совсем не похожее на типичные фразы, которыми изъяснялся Павел. Еф 1:3-14 еще длиннее, занимает целых четырнадцать стихов — небывалое явление для текстов Павла. Почти 10 % предложений в Послании к Ефесянам состоят из более чем 50 слов, такая длина нехарактерна для бесспорных павловских посланий. В Послании к Филиппийцам, имеющем почти такой же объем, содержится лишь одно настолько же длинное предложение; Послание к Галатам гораздо объемнее, но и в нем длинное предложение всего одно[52].
Кроме того, многие материалы в Посланиях к Ефесянам и Колоссянам (например, Кол 1:15–20) звучат с богословской точки зрения более совершенно и проработанно, чем в посланиях Павла. Но еще важнее тот факт, что по некоторым пунктам два автора — при условии, что они разные — расходятся с Павлом. Оба автора и Павел ведут речь о том, какие изменения происходят в жизни верующих в Иисуса после крещения. Но по этому вопросу они высказываются совершенно по-разному.
В ранней церкви младенцев не крестили, только взрослые проходили обряд крещения, уверовав во Христа. Для Павла крещение было важным элементом обрядов, а не просто символическим актом. При крещении с человеком что-то действительно происходило. Возникала мистическая связь между ним и Христом в его смерти.
Особенно осторожно и вдумчиво Павел развивает эту мысль в своем Послании к Римлянам. Она опирается на апокалиптический фундамент. В мире существуют силы зла, порабощающие людей и отчуждающие их от Бога, к этим силам относится власть греха. Грех — это демоническая сила, а не просто какой-либо ошибочный поступок. Все подчинены этой силе, и это значит, что все безнадежно далеки от Бога. Единственный способ избежать власти греха — умереть. Вот почему умер Христос, чтобы избавить людей от власти греха. Следовательно, чтобы спастись от этой власти, человек должен умереть вместе с Христом. Это происходит в момент крещения. Оказываясь под водой (в церквах Павла практиковали полное погружение), верующий соединяется с Христом в его смерти, словно бы ложится в могилу, и также умирает для сил, которым подчиняется этот мир. Крещеные люди уже не являются рабами греха — они «умерли с Христом» (Рим 6:1–6).
Вместе с тем Павел настойчиво повторял: несмотря на смерть с Христом, эти люди еще не воскресли с ним. Последователи Иисуса воскреснут вместе с Христом, только когда он вернется с небес во славе. Тогда и произойдет физическое воскресение. Кто уже умер во Христе, те воскреснут, а те, кто к этому моменту будет еще жив, испытают телесное преображение, при котором их смертная оболочка станет бессмертной, неуязвимой для жизненных мук и смерти.
Но что бы ни говорил Павел о воскресении вместе с Христом, это событие всегда представлено как будущее (см., к примеру, Рим 6 и 1 Кор 15). В церквах Павла кое-кто из обращенных придерживался иного мнения, считая, что они уже испытали своего рода духовное воскресение с Христом и уже «правят» с ним на небесах. Против таких взглядов Павел решительно протестует в своем Первом послании к Коринфянам, ключевым моментом и кульминацией которого стал финал, где Павел подчеркивает: воскресение еще не наступило, оно только предстоит — подлинное, будущее, физическое воскресение тела, а не прошлое духовное воскресение (1 Кор 15). В Рим 6:5 и 6:8 Павел подчеркивает, что крещеные умерли с Христом, но еще не воскресли с ним (обратите внимание на будущее время — «будем с Ним»):
Ибо, если мы соединены с Ним подобием смерти Его, то должны быть соединены и подобием воскресения… Если же мы умерли со Христом, то веруем, что и жить будем с Ним (курсив Б.Э.).
Но авторы Послания к Колоссянам и к Ефесянам иного мнения. Вот что говорит по тому же самому вопросу автор Послания к Колоссянам:
Бывши погребены с ним в крещении, в Нем вы и совоскресли верою в силу Бога, Который воскресил Его из мертвых (Кол 2:12).
Невнимательные читатели не заметят особой разницы между этими позициями — в конце концов, в обоих случаях автор говорит о смерти и воскресении с Христом. Но Павел придает большое значение точности. Смерть с Христом была в прошлом, а воскресение — ни в коем случае не в прошлом. Оно ожидается в будущем. Обоснованию этой мысли Павел посвятил немалую часть Первого послания к Коринфянам — именно потому, что некоторые из обращенных восприняли саму мысль ошибочно, и это чрезвычайно беспокоило Павла. А в Послании к Колоссянам изложена та самая позиция, которой Павел противостоит в Первом послании к Коринфянам.
Послание к Ефесянам по выразительности превосходит Послание к Колоссянам. Говоря о прошлом духовном воскресении, автор, в отличие от Павла, утверждает, что «Бог… нас оживотворил со Христом… и воскресил с Ним, и посадил на небесах во Христе Иисусе» (Еф 2:5–6). Все это уже произошло. Верующие уже правят вместе с Христом. Именно этот момент некоторые из обращенных Павла в Коринфе и авторы Посланий к Колоссянам и Ефесянам, также принадлежащие к церквам Павла, поняли превратно.
Есть и другие ключевые моменты, по которым Послания к Колоссянам и Ефесянам расходятся с историческими текстами Павла, в том числе различия в лексике и употреблении некоторых терминов, характерных для павловских посланий. Но моя цель в данном случае — дать общее представление о том, почему большинство критически настроенных ученых сомневаются в принадлежности этих книг перу Павла. Подобно Второму посланию к Фессалоникийцам, они кажутся написанными после смерти Павла — возможно, через одно-два десятилетия, — авторами из церквей Павла, желающими обратиться к христианской общине и рассмотреть проблемы, возникшие в ней с тех пор, как умер Павел. Для этого авторы выдают свои тексты за послания апостола, чтобы ввести в заблуждение читателей.
Пастырские послания
По поводу так называемых пастырских посланий, Первого и Второго посланий Тимофею и Послания Титу, споров среди ученых возникает еще меньше, чем в случае с Посланиями к Колоссянам и Ефесянам. Ученые Северной Америки, Великобритании и Западной Европы, где ведутся наиболее серьезные библейские исследования, уже давно придерживаются единого мнения, гласящего, что Павел не писал эти книги.
Пастырскими посланиями они названы потому, что в них «Павел» дает наставления Тимофею и Титу, якобы служащим священниками в Ефесе и на острове Крит, и объясняет, как им следует исполнять пастырские обязанности в церкви. Эти книги изобилуют пастырскими советами для последователей Павла, посвященными таким вопросам, как умелое управление общиной, противостояние лжеучителям, выбор глав церкви.
Мог ли Павел написать эти послания? Разумеется, теоретически мог бы, но аргументы против представляются большинству ученых на редкость убедительными.
Принято считать, что все три послания написаны одним и тем же человеком. Чтение 1 Тим и Тит подтверждает это предположение: в них затрагиваются одни и те же темы, изложенные одинаковым или схожим языком. 2 Тим заметно отличается от них, но если сравнить его первые строки с первыми строками 1 Тим, то и они покажутся почти идентичными.
Ученые установили, что их автор отнюдь не Павел, по лексическому составу и стилю посланий. В них использовано 848 разных греческих слов, из которых 306 не встречаются больше ни в одном из посланий, написанных Павлом и включенных в Новый Завет (в том числе 2 Фес, Еф и Кол). Это означает, что более трети слов не входят в лексикон Павла. Около двух третей этих слов, не принадлежащих к лексикону Павла, употреблялись христианскими авторами II века. Иначе говоря, лексика этих посланий выглядит более развитой, характерной для христианства более позднего периода.
Некоторые из значимых слов, которые употребляет автор, встречаются и у Павла, однако применяются совсем иначе. Возьмем, например, слово «вера». Для Павла вера означает признание смерти Христа ради предстояния перед Богом. Это реляционный термин, под которым подразумевается нечто вроде доверия. В пастырских посланиях это же слово имеет другое значение — набор убеждений и представлений, составляющих христианскую религию (Тит 1:13). Это уже не реляционный термин: он определяет христианские учения, их содержание, в которое надлежит верить, — то есть употребляется в том же значении, как и в более позднем христианском контексте. Таким образом, это пример произрастания пастырских посланий из более поздних, непавловских условий.
Известно, что доводы, опирающиеся на лексический анализ, выглядят малоубедительно при попытках определить, принадлежит ли конкретная книга перу того или иного автора: лексикон людей меняется в зависимости от обстоятельств. Но в данном случае различия несомненны. Однако еще более весомым выглядит аргумент, согласно которому все положение церкви, подразумеваемое в пастырских посланиях, отличается от известных нам сведений о церкви времен Павла.
Довольно полное представление о церкви времен Павла мы имеем благодаря Первому и Второму посланиям к Коринфянам, где автор обсуждает внутреннюю работу собраний, их организацию, структуру, принципы действия. Но когда мы переходим к пастырским посланиям, все они кардинально меняются.
Церкви Павла не имели иерархической структуры. Во главе не стояли руководители или группы руководителей. Церкви представляли собой общины верующих, которые действовали так, как предписывал Дух Божий, воздействующий через каждого члена общины.
Важно помнить, что взгляды Павла были всецело апокалиптическими. Он верил: воскресение Иисуса указывает, что конец времен уже близок. Он может наступить в любой день вместе с появлением Иисуса с небес; мертвые воскреснут, живые верующие станут бессмертными и будут жить вечно в царстве будущего.
А что произойдет до этого, в то время, пока верующие ждут пришествия Господа? Они должны собираться вместе, чтобы поклоняться, выслушивать наставления, получать образование, поддерживать друг друга. Какой следует быть организации этих общин? Павел считал, что их организует сам Бог посредством Святого Духа; об этом говорится в 1 Кор 12–14. При крещении в христианской церкви верующие не только «умирают с Христом», но и облекаются Святым Духом, обозначающим присутствие Бога на земле до конца времен. В этот момент все получают своего рода «духовный дар», благодаря которому могут помогать другим членам общины. Одним людям достается дар знания, другим — наставления, третьим — жертвования, пророчествования, откровений на чужих или ангельских языках, непонятных большинству людей («говорение на языках»), толкования этих откровений («толкование языков»). Эти дары предназначены для общего блага, чтобы община верующих могла существовать мирно и гармонично до конца времен.
Но зачастую все шло не так, как было задумано, — например, в церкви Коринфа. Точнее говоря, там все смешалось и запуталось. Некоторые духовные «руководители» утверждали, что в большей степени одарены духовно, чем остальные, и создавали собственные группы последователей, что приводило к расколам внутри церкви. Ситуация окончательно вышла из-под контроля: некоторые представители церкви преследовали друг друга по суду. Процветала безнравственность: кое-кто из членов общины посещал распутных женщин и похвалялся этим в церкви, один человек сожительствовал со своей мачехой. Церковные службы превратились в истинный хаос, так как «более духовные» коринфяне решили, что истинный признак духовности — умение «говорить на иных языках», и во время богослужений состязались друг с другом, выясняли, кто способен говорить громче и чаще прочих. На еженедельные трапезы общины — настоящие трапезы, а не вкушение облаток с глотком вина — некоторые приходили заранее, объедались и напивались, а другие опаздывали (возможно, представители низших классов и рабы, вынужденные подолгу работать), и в результате им ничего не доставалось. Кое-кто в общине был настолько убежден в своем духовном превосходстве, что утверждал, будто уже воскрес вместе с Христом и правит с ним на небесах (подобные заявления гораздо позднее приводит автор Послания к Ефесянам).
Павел решает проблемы церкви, обращаясь к ней в целом и умоляя всех прихожан свернуть с опасного пути. Почему он не обращается к епископу или к старшему священнику церкви? Почему не отправляет письмо ее главе и не приказывает ему навести в церкви порядок? Потому что как такового главы церкви нет. Нет ни епископов, ни старших священников. В церквах Павла, в краткий промежуток времени между воскресением Иисуса и воскресением всех верующих, общиной управлял Дух Божий, воздействующий на каждого члена общины[53].
Что происходит при отсутствии официальной иерархии, назначенных лидеров, когда некому взять на себя руководство? Как правило, то, что случилось в Коринфе. Воцаряется хаос. Как можно обуздать этот хаос? Кто-то должен осуществлять руководство. Со временем это и произошло в церквах Павла.
После того, как сам он покинул сцену, его церкви приобрели иерархическую структуру: кто-то оказался наверху, кто-то начал отдавать приказания, кто-то встал над руководителями более низкого ранга, которые следили за порядком, за правильностью религиозных учений, вразумляли тех, кто вел себя неподобающим образом.
Во времена Павла подобной церковной структуры не существовало. Однако она описана в пастырских посланиях. Эти послания обращены к старшим священникам церквей в двух общинах, основанных Павлом. В посланиях говорится, как приструнить лжеучителей; даются указания для назначения епископов, явно осуществляющих духовный надзор за церковью, и диаконов, ведающих пожертвованиями и заботящихся о физических потребностях общины; приводятся наставления о том, как должны вести себя люди из разных социальных групп (мужья и жены, родители и дети, хозяева и рабы), чтобы церковь просуществовала достаточно долго.
Кроме того, с точки зрения Павла этот период не должен быть долгим. Павел считал, что конец наступит очень скоро. Однако конец так и не наступил, и его церквам пришлось заниматься организационными вопросами, чтобы выжить. Община стала упорядоченной, и в этой новой ситуации были написаны пастырские послания — вероятно, через два или более десятилетия после того, как Павел сошел со сцены. В этих новых обстоятельствах некий автор написал три послания, подписывая их именем Павла и тем самым придавая текстам его авторитет. Но это мысли неизвестного автора, а не Павла. Павел жил в другое время.
http://www.e-reading.club/book.php?book=1019658
Последний раз редактировалось Андрей 12 дек 2016, 17:52, всего редактировалось 1 раз.
Еврей Савл
Миновали пасхальные празднества, отмеченные казнью Иисуса в субботу 3 апреля 36 года. Но омрачила ли она жителям Иерусалима празднование Пасхи? Скорее всего, нет. Только для немногочисленных последователей Иисуса и его родных праздничные дни действительно обернулись трагедией — не стало близкого человека и учителя. Для остальных казнь осталась незамеченной. Казнили римляне иудеев до того, будут казнить и после… Наместник Сирии Луций Вителий убрал Пилата и отправил его в Рим к императору Тиберию отчитываться. Ушел со своего поста и первосвященник Иосиф по прозвищу Каиафа, он передал власть и полномочия своему тестю Анне. Жизнь текла своим чередом, шел 37 год новой эры.
Марцел, новый прокуратор Иудеи немного разрядил напряженную обстановку в провинции. Он вернул из башни Антония в Храм ритуальные облачения первосвященника, подчеркнув этим жестом независимость жречества в ритуальной стороне религиозной жизни иудеев. Казалось, снова наступило золотое время, и можно, наконец, спокойно приступить к решению срочных проблем. А их накопилось достаточно. Бытовые и нравственные нормы повседневной жизни только складывались и требовали осмысления и кодификации. Примеры разногласий и борьбы мнений можно увидеть во всех Евангелиях. Многие высказывания и указания Иисуса, воспринимаемые христианами как положения «Нового завета», на самом деле являлись точкой зрения большинства фарисеев и вошли впоследствии в канон еврейской жизни, но многие были и отвергнуты… Во всяком случае, эти разногласия между Иисусом и фарисеями носили формальный характер, а его высказывания, вошедшие в Евангелия, являются образцами всего лишь внутренних фарисейских споров. Ведь шло становление поведенческих норм.
Ярким примером этих «принципиальных» разногласий может служить история с омовением рук. Пришли к Иисусу «Иерусалимские книжники и фарисеи и говорят: „зачем ученики Твои преступают предание старцев? Ибо не умывают рук своих, когда едят хлеб“. По Марку было так: эти же фарисеи „увидевши некоторых из учеников Его, евших хлеб нечистыми, то есть, неумытыми руками, укоряли. Ибо фарисеи и все Иудеи, держась предания старцев, не едят, не умывши тщательно рук; и пришедши с торга, не едят не омывшись. Есть и многое другое, чего они приняли держаться: наблюдать омовения чаш, кружек, котлов и скамей. Потом спрашивают Его фарисеи и книжники: зачем ученики Твои не поступают по преданию старцев, но неумытыми руками едят хлеб?“» (Марк, 7:2–5).
У Луки в этом эпизоде не ученики Иисуса, а сам учитель пренебрег обычаем: «один фарисей просил Его к себе обедать; Он пришел и возлег. Фарисей же удивился, увидев, что Он не умыл рук перед обедом» (Лука, 11:37–38). Вся история понадобилась евангелистам для того, чтобы подвести читателя к ключевому изречению Иисуса: «Ничто, входящее в человека извне, не может осквернить его; но что исходит из него, то оскверняет человека» (Марк, 7:15). Согласитесь, между требованием соблюдать чистоту и осквернением огромная дистанция! Скорее всего, эти некорректные выводы не принадлежат Иисусу, а являются плодами творчества самих евангелистов. Что же касается правила омовения рук, то оно стало в Иудее законом в конце девяностых годов нашей эры и во времена Иисуса лишь активно обсуждалось (к слову, в Европе такого закона не было никогда, а правила гигиены начали прививаться лишь в 17 веке н. э.).
Вполне естественно, что немногочисленные последователи Иисуса (а было их в Иерусалиме около 120 человек (Деяния 1:16)(тоже, будучи фарисеями, принимали живейшее участие в становлении этих обычаев. Кстати, они были искренне убеждены в том, что Иисус действительно воскрес, и не скрывали этого. Провозглашая воскресение из мертвых своего учителя, они волей или неволей, вошли в конфликт с саддукейской верхушкой и самим первосвященником. Саддукеи отрицали бессмертие души и, само собой, не могли потерпеть проповедей о воскресении конкретного человека, тем более в Храме.
Все семейство первосвященника Анны отличалось крутым нравом, беспощадным правосудием и строгим соблюдением храмового ритуала. Так во всяком случае говорит Иосиф Флавий. Терпение первосвященника Анны лопнуло, когда ему донесли, что Петр не только вылечил именем Иисуса хромого в Храме, но и проповедовал во всеуслышание, что исцеление это произошло «ради веры во имя Его» (Деяния, 1:2-16). Более того, Петр утверждал: «Итак твердо знай, весь дом Израилев, что Бог соделал Господом и Христом Сего Иисуса, которого вы распяли» (Деяния, 2:36). Это было уже слишком, заявление Петра было не только богохульством, но и прямой клеветой на первосвященника и Синедрион. Анна распорядился арестовать Петра и Иоанна: «Когда они говорили к народу, к ним приступили священники и начальники стражи при храме и саддукеи, досадуя на то, что они учат народ и проповедуют в Иисусе Воскресение из мертвых; и наложили на них руки и отдали под стражу до утра; ибо уже был вечер» (Деяния, 4:1–3).
На первый взгляд, повторилась история с Иисусом: «На другой день собрались в Иерусалим начальники их и старейшины и книжники, и Анна первосвященник и Иоанн и Александр и прочие из рода первосвященнического». Само собой разумеется, что это расширенное заседание Синедриона было собрано для решения каких-то животрепещущих религиозных вопросов, а не из-за ареста двух смутьянов. Ради них не стали бы собирать представителей из всей Иудеи. Но, повторяю, внешняя канва события очень напоминала историю Иисуса. Даже вопрос, который бал задан апостолам, напоминал заданный ему в свое время: «скажи нам, какою властью Ты это делаешь, или кто дал Тебе власть сию?» (Матфей, 21:23; Лука, 20:2; Марк, 11:23).
Итак, поставили Петра и Иоанна вместе с излеченным ими хромым «от чрева матери его» перед представительным совещанием и спросили: «какою силою или каким именем вы сделали это?» (Деяния, 4:7). В ответ Петр произнес страстную речь: «начальники народа и старейшины Израильские! Если от нас сегодня требуют ответа в благодеянии человеку немощному, как он исцелен, то да будет известно всем вам и всему народу Израильскому, что именем Иисуса Христа Назорея, Которого вы распяли, Которого Бог воскресил из мертвых, Им поставлен он перед вами здрав; Он есть камень, пренебреженный вами зиждущими, но сделавшийся главою угла, и нет ни в ком ином спасения; ибо нет другого имени под небом, данного человекам, которым надлежало бы нам спастись» (Деяния, 4:8-12).
На этом подобие дела Петра и Иоанна с делом Иисуса заканчивается. В данном конкретном эпизоде действовал не римский прокуратор, а Синедрион, и действовал по еврейским законам. Услышав богохульство, в соответствии с процедурой, первосвященник удалил Петра и Иоанна из зала. Им было приказано «выйти вон из Синедриона», и высокое собрание приступило к обсуждению дела. Вопрос был довольно сложным: с одной стороны, виновные дошли почти до грани призыва «поклонения богам иным», что каралось смертью, но с другой — ни Петр, ни Иоанн не называли Иисуса Богом. Они лишь утверждали, что исцелили «немощного» именем Иисуса и «нет другого имени под небом, данного человекам, которым надлежало бы нам спастись». Но такое заявление, по сути, являлось отступничеством, и Синедрион, естественно, не мог этого допустить. Решение было примечательное: «известно, что ими сделано явное чудо, и мы не можем отвергнуть сего; но, чтобы более не разгласилось это в народе, с угрозою запретим им, чтобы не говорили об имени сем никому из людей. И призвавши их, приказали им отнюдь не говорить и не учить об имени Иисуса» (Деяния. 4:15–18). После этого, и Петр, и Иоанн были отпущены с миром.
Дело на этом однако не закончилось, апостолы продолжали «с великою силою» свидетельствовать «о воскресении Господа Иисуса Христа» (Там же, 4:33). В «Деяниях» говорится, что проповеди апостолов «в притворе Соломоновом» привлекали «к Господу множество мужчин и женщин» (Там же, 5:14). И еще, однажды «охотно принявшие слово его крестились, и присоединилось в тот день душ около трех тысяч» (Там же, 3:41). В другой день, в результате проповедей Петра и Иоанна в Храме, «многие же из слушавших слово уверовали; и было число таковых людей около пяти тысяч» (Там же, 4:4). Таким образом, Деяния утверждают, что за время проповедей апостолов в этот год в Иерусалиме уверовали в Иисуса 8000 человек. Дескать, именно это и встревожило первосвященника и саддукеев.
В указанные времена постоянными посетителями Храма были в основном мужчины, на них (кстати, как и в наши дни) лежали все ритуальные обязанности, женщины занимались хозяйством и многочисленными детьми. Иерусалим считался крупным городом, его население достигало 30 тысяч человек, для того времени это был очень многолюдный город. Теперь посчитаем… Треть населения можно исключить сразу — это дети до 13 лет. В Храм они не ходили и проповедей не слушали. Половина оставшегося населения женщины. Совершеннолетних мужчин в Иерусалиме тех лет можно было насчитать от силы 10 000 человек. Из этого количества исключим немощных стариков, примерно 1000 человек. Следовательно, практически все мужское население Иерусалима в 37 году н. э. стало христианским? Оставим это утверждение на совести авторов Деяний! Если все было так, то кто в таком случае забросал камнями Стефана за проповедь Христа? Но об этом несколько позже.
Апостолы не вняли предупреждениям Синедриона и продолжали свои проповеди. Синедрион принял меры, и храмовые стражники «наложили руки свои на Апостолов, и заключили их в народную темницу». Далее автор Деяний описывает чудесное освобождение узников из темницы с помощью ангела. Любопытная картина получается у автора Деяний! Людей, отрицающих единого Бога, призывающих обратиться «к богам иным» — по сути язычников — из тюрьмы вызволяет ангел, посланец единого Бога! Автор изо всех сил пытается навести мосты через непреодолимую пропасть, разделяющую истину и ложь — между заветом, данным Всевышним, и выдумкой о богочеловеке.
После своего чудесного избавления из темницы апостолы вновь отправились проповедовать в Храм. На этот раз стража препроводила их в Синедрион: «приведши же их поставили в синедрионе; и спросил их первосвященник, говоря: не запретили ли мы вам накрепко учить о имени сем? И вот, вы наполнили Иерусалим учением вашим и хотите навести на нас кровь Того Человека» (Деяния, 5:27–28). На это Петр ответил: «должно повиноваться больше Богу, нежели человекам; Бог отцов наших воскресил Иисуса, которого вы умертвили, повесивши на дереве» (Там же, 5:29–30). Реакция Синедриона на это заявление была очень бурной: «слыша это, они разрывались от гнева и умышляли умертвить их» (5:33). Что же возмутило членов Синедриона? конечно не заявление, что следует «повиноваться больше Богу, нежели человекам». Членов Синедриона возмутило обожествление человека и явно ложное обвинение в причастности Синедриона к распятию Иисуса. За эти преступления по еврейским законам полагалось два наказания — бичевание и смертная казнь. Бичевание за клевету на Синедрион и смертная казнь за проповедь божественности Иисуса.
Когда члены высокого собрания обсуждали, подлежат ли деяния апостолов смертной казни, встал в Синедрионе «некто фарисей, именем Гамалиил, законоучитель, уважаемый всем народом, приказал вывесть Апостолов на короткое время» и обратился с речью к членам собрания: «Мужи Израильские! подумайте сами с собою о людях сих, что вам с ними делать: ибо не задолго пред сим явился Февда, выдавая себя за какого-то великого, и к нему пристало около четырехсот человек; но он был убит, и все, которые слушались его, рассеялись и исчезли; после него во время переписи явился Иуда Галилеянин и увлек за собою довольно народа; но он погиб, и все, которые слушались его, рассыпались; и ныне, говорю вам, отстаньте от людей сих и оставьте их: ибо, если это предприятие и это дело — от человеков, то оно разрушится, а если от Бога, то вы не можете разрушить его; берегитесь, чтобы вам не оказаться и богопротивниками» (Деяния, 5:17–39).
Кем же был этот человек, о котором автор Деяний говорит так неопределенно, называя его «некто»? Этот «некто» был глава Синедриона, раббан Гамлиэль Старший. Этот авторитетнейший уважаемый всем народом законоучитель был, кроме всего прочего, главой фарисейского большинства в Синедрионе. Как видно, основная масса фарисейства сочувствовала Иисусу — предводителю мятежа, пусть и неудавшегося, и совсем не желала преследования его учеников. И дело тут совсем не в защите христианства, которое в те времена еще не зародилось. Обратим внимание на то, какие имена выбрал для своей защитительной речи раббан Гамлиель: Иуда Галилеянин (Иуда из Гаммалы) — предводитель восстания против римлян во времена правления Квириния, Февда — лжемессия, увлекший за собой массу народа, по-существу, тоже выступавший против римлян во времена Куспия Фада.
Прецедент, выбранный автором «Деяний» довольно прозрачен: Иисус, как и эти предводители, принял смерть не за ересь и вероотступничество, а за свою антиримскую деятельность. И совсем неважно, что раббан Гамлиель не мог произнести речь так, как она изложена автором Деяний (Февда, на которого якобы ссылается Гамлиель, был обезглавлен при правителе Куспии Фаде в 45 году через восемь лет после описываемых событий), примечателен сам факт аналогии — они приняли смерть от рук угнетателей, действовавших против всех евреев. Именно поэтому Гамлиель призывает членов Синедриона: «отстаньте от людей сих и оставьте их: ибо, если это предприятие и это дело — от человеков, то оно разрушится, а если от Бога, то вы не можете разрушить его». Синедрион признал аргументы своего главы достаточными и замысел первосвященника не прошел. «Они послушались его и, призвавши Апостолов, били их и, запретивши им говорить об имени Иисуса, отпустили их». Апостолов наказали бичеванием за клевету на верховную власть страны и отпустили. Это знаменательно! Синедрион снял с апостолов обвинение в отступничестве и проповеди новой религии, ибо не было в проповедях апостолов призыва к поклонению обожествленному Иисусу; если бы такой призыв был, то никакая блистательная речь не спасла бы апостолов от смертной казни. Да и сам раббан Гамлиэль не выступил бы в защиту богоотступников. Он защищал не еретиков, а борцов против римлян!
В этот же год произошло событие, проливающее истинный свет на отношение жителей Иерусалима к проповедям о новом Боге. Речь идет о казни «святого» Стефана. Стефан, видимо, был первым, кто открыто провозгласил Иисуса Богом. По всей вероятности, проповеди его собирали толпы любопытных, т. к. были совершенно необычны по своему содержанию: никто до него не осмеливался публично призывать к поклонению «богам иным», поэтому все закончилось столкновением: «Некоторые из так называемой синагоги Либертинцев и Киринейцев и Александрийцев и некоторые из Киликии и Асии вступили в спор со Стефаном» (Деяния, 6:9). Автор Деяний пишет, что эти «некоторые» подучили свидетелей сказать, что «мы слышали, как он говорил хульные слова на Моисея и на Бога. И возбудили народ и старейшин и книжников, и напавши схватили его и повели в синедрион» (Там же, 6:11–12). Кстати, если бы в городе действительно было 8 тысяч новообращенных, как утверждал автор Деяний, некого было бы возбуждать.
Деяния говорят о «Киликийцах», «Либертинцах», «Александрийцах» и других. Как и в наши дни, тогда синагоги объединяли людей в общины по странам рассеяния: потомки бывших рабов, уведенных Римом в Киликию, Киринею, Александрию или Асию, вернувшись из изгнания селились вместе. Стало быть, Деяния перечисляют жителей большей части города. Почему же только они, бывшие изгнанники так остро прореагировали на новые проповеди? Да потому, что именно они стояли лицом к лицу с языческой цивилизацией, с ее притеснениями и попытками навязать свой закон жизни и нравственности. У них выработалось острое чутье на опасность, исходящую от любой попытки размыть основы единобожия. Они мгновенно разобрались в том, в чем до сих пор не могут разобраться последователи «Нового завета». Поклонение человеку — это отход назад, к язычеству, к идолам, это отход от заповедей, данных самим Богом. Что же касается «хульных слов» на Бога и Моисея, то их в словах Стефана не нужно было долго искать, уже сама проповедь нового Бога, являлась такой хулой. Так что слова о том, что для доказательства его вины пришлось давать ложные свидетельства, являются именно таким свидетельством.
Свидетели, приведшие Стефана в Синедрион, сказали: «Мы слышали, как он говорил хульные слова на Моисея и на Бога» более того, «этот человек не перестает говорить хульные слова на святое место сие и на закон» (Деяния, 6:11–13). Видимо, свидетели, как и велит закон, предупреждали Стефана о том, что его слова являются богохульством, но он не внял предупреждениям. Тогда первосвященник спросил Стефана: «Так ли это?» (Там же, 7:1). В ответ обвиняемый разразился бурной речью, в которой пересказ Танаха перемежался обвинениями в адрес иудеев, якобы не сохранивших закон, данный Богом, и противящихся Духу Святому. В конце своей речи экзальтированный проповедник заявил Синедриону: «вот, я вижу небеса отверстые и Сына Человеческого, стоящего одесную Бога» (Там же, 7:55–56).
Слыша такое, члены Синедриона «затыкали уши свои», дабы не стать соучастниками богохульства. Совещались недолго, в соответствии с законом Синедрион постановил: предать богохульника смерти через побитие камнями. Когда речь шла о прямом отступничестве от единобожия, о призыве к поклонению «Богам иным», раббан Гамлиэль ни словом не обмолвился в защиту вероотступника. Он, как и Петр, тоже считал, что «следует повиноваться больше Богу, нежели человекам» (Деяния, 5:29).
Стефана вывели за город и подвергли казни. Как и положено по закону, свидетели бросали в него камни первыми. В Деяниях читаем: «Свидетели же положили свои одежды у ног юноши, именем Савла. И побивали камнями Стефана, который молился и говорил: Господи Иисусе! Прими дух мой» (Деяния, 7:58–59). Он был законченный идолопоклонник, даже в свой смертный час он обращал молитвы не к Господу, а к созданному им самим кумиру. «Савл же одобрял убиение его» (Там же, 8:1). Юный Савл, с одобрением наблюдавший за казнью Стефана, был тем самым Павлом, который впоследствии и явился истинным основателем христианства.
Савл родился в городе Тарсе, в Киликии между 10 и 12 годами новой эры. Происходил он из старинной семьи фарисеев. Дед его получил римское гражданство, предположительно, за услуги, оказанные Помпею при завоевании Иудеи в 63 г. до н. э. (Э. Ренан, Апостолы, 10). Отец готовил Савла к активной религиозной жизни. Как и все дети, он учился в религиозной школе, где изучал Тору и Закон. По обычаю тех времен, он одновременно учился ремеслу. Тарс славился своими палаточными тканями, и Савл в совершенстве овладел ремеслом ткача, что не раз оказывало ему добрую услугу в его скитаниях. Примерно в 27 или 28 году н. э., когда ему исполнилось 13 лет (т. е. он достиг совершеннолетия), отец отправил его в Иерусалим в лучшую религиозную школу Гамлиэля — самого образованного человека Иудеи, сторонника и продолжателя фарисейского направления в иудаизме.
Савл был неказист: сутул и неуклюж, непропорционально маленькая, рано полысевшая голова, бледное лицо окаймляла растрепанная борода, над которой доминировал большой нос. Савл не скрывал своей физической слабости, говаривал о том, что ему «дано жало в плоть». Свои недомогания он сравнивал с ударами сатаны, которому Бог разрешил «удручать» его. Ему так и не довелось жениться, что для иудея само по себе весьма необычно. Судя по всему, Савла не удручало одиночество — он сам отмечал свою холодность. Скорее всего, он был человеком религиозно-экзальтированным, с большими нереализованными амбициями.
Ко времени казни Иисуса Савлу было примерно 24 года. Он не был знаком с Иисусом и в своих посланиях ни разу не упоминает о нем как о своем современнике. Видимо, казнь Иисуса, была столь обыденным событием в жизни горожан, что не оставила никакого следа в их памяти. Не упоминает Савл и о стихийных бедствиях.
О себе Савл говорит: «Я Иудеянин, родившийся в Тарсе Киликийском, воспитанный при ногах Гамалиила, тщательно наставленный в отеческом законе, ревнитель по Боге, как и все вы ныне» (Там же, 22:3). Не кто иной, а Савл-Павел восклицал в Синедрионе: «Мужи братия! Я фарисей, сын фарисея» (Там же, 23:6). Тем не менее, именно он покончил с соблюдением заповедей в среде христиан и явился фактическим основателем христианства как религии. Кредо нового учения изложено в основном в двух посланиях: «к Галатам» и «к Римлянам» и формулируется следующими постулатами:
1. Ввиду того, что все законы Торы должны соблюдаться неукоснительно, то нарушение даже одного из них навлекает «проклятие» на человека, «ибо написано: „проклят всяк, кто не исполняет постоянно всего, что написано в Книге Закона“. А что законом никто не оправдывается пред Богом, это ясно, потому что праведный верою жив будет» (К галатам, 3:10–11).
2. Человек — существо слабое и несовершенное, поэтому он неизбежно будет грешить и нарушать данные ему законы: «ибо, если бы дан был закон, могущий животворить, то подлинно праведность была бы от закона; но Писание всех заключило под грехом, дабы обетование дано было по вере в Иисуса Христа» (Там же, 3:21–22).
3. Таким образом, человек уже изначально проклят: «а все, утверждающиеся на делах закона, находятся под клятвою» (Там же, 3:10).
4. Человек должен быть избавлен от проклятия закона, и избавление это возможно не искуплением грехов, а только верой в Иисуса, так как «Христос искупил нас от клятвы закона, сделавшись за нас клятвою, — ибо написано „проклят всяк, висящий на дереве“ (там же, 3:13), и еще: „Ибо мы признаем, что человек оправдывается верою, независимо от дел закона“» (К римлянам, 3:28).
Цитируя слова Второзакония о проклятии всякого висящего на дереве, Павел слукавил. Почему он проклят? По той простой причине, что нарушил закон и был приговорен к казни: «Если в ком найдется преступление, достойное смерти, и он будет умерщвлен, и ты повесишь его на дереве: то тело его не должно ночевать на дереве, но погреби его в тот же день; ибо проклят пред Богом всякий повешенный на дереве, и не оскверняй земли твоей, которую Господь, Бог твой, дает тебе в удел» (Второзаконие, 21:22–23). Проклят не Богом, а пред Богом! Проклят богопослушными евреями за конкретное преступление.
Где же Павел почерпнул эти странные идеи? Нигде в Торе вы не найдете даже намека на то, что человек проклят Богом за нарушение законов. Видимо, еврей Савл был плохим учеником рава Гамлиеля. Цитируя Второзаконие: «Проклят всяк, кто не исполняет постоянно всего, что написано в Книге Закона», он вдруг «забыл» иврит и перевел слова Танаха неправильно. А написано в нем так: «Проклят, кто не исполняет слов закона сего и не будет поступать по ним!» (Второзаконие, 27:26). Написано «закона сего», а не «всего, что написано в Книге Закона». Он «случайно» пропустил одиннадцать заповедей, предшествующих этим словам, а речь в них идет об основных моральных и этических законах, которыми руководствуется все человечество вплоть до наших дней. Это заповеди запрещающие насилие, взяточничество, идолопоклонство, кровосмесительство, угнетение беззащитных, непочтение к родителям. Именно за нарушение «сего» закона человек подлежит проклятию. Но проклятие это исходит не от Бога, прокляли нарушителей этих конкретных заповедей богопослушные евреи и прокляли перед Богом!
Когда евреи вступили в Землю Обетованную, они поклялись свято исполнять заповеди и заранее прокляли тех, кто их нарушит. Еврей Савл по какой-то странной причине «забыл», как все это происходило. А Танах говорит об этом так: шесть колен израильских встали на горе Гаризим, чтобы благословлять тех, кто будет исполнять эти заповеди, а шесть на горе Гевал, чтобы произносить проклятия будущим их нарушителям (Второзаконие, 27:15–25). Таким образом, Танах полностью опровергает Павла, Закон может животворить, и именно он является источником праведности.
Нет, не еврей Иисус был основателем христианства, а объявивший себя апостолом еврей Савл, который повел своих последователей по пути идолопоклонства.
ИЕРУСАЛИМ, 1998
Вадим Чёрный.
http://www.e-reading.club/book.php?book=532
Миновали пасхальные празднества, отмеченные казнью Иисуса в субботу 3 апреля 36 года. Но омрачила ли она жителям Иерусалима празднование Пасхи? Скорее всего, нет. Только для немногочисленных последователей Иисуса и его родных праздничные дни действительно обернулись трагедией — не стало близкого человека и учителя. Для остальных казнь осталась незамеченной. Казнили римляне иудеев до того, будут казнить и после… Наместник Сирии Луций Вителий убрал Пилата и отправил его в Рим к императору Тиберию отчитываться. Ушел со своего поста и первосвященник Иосиф по прозвищу Каиафа, он передал власть и полномочия своему тестю Анне. Жизнь текла своим чередом, шел 37 год новой эры.
Марцел, новый прокуратор Иудеи немного разрядил напряженную обстановку в провинции. Он вернул из башни Антония в Храм ритуальные облачения первосвященника, подчеркнув этим жестом независимость жречества в ритуальной стороне религиозной жизни иудеев. Казалось, снова наступило золотое время, и можно, наконец, спокойно приступить к решению срочных проблем. А их накопилось достаточно. Бытовые и нравственные нормы повседневной жизни только складывались и требовали осмысления и кодификации. Примеры разногласий и борьбы мнений можно увидеть во всех Евангелиях. Многие высказывания и указания Иисуса, воспринимаемые христианами как положения «Нового завета», на самом деле являлись точкой зрения большинства фарисеев и вошли впоследствии в канон еврейской жизни, но многие были и отвергнуты… Во всяком случае, эти разногласия между Иисусом и фарисеями носили формальный характер, а его высказывания, вошедшие в Евангелия, являются образцами всего лишь внутренних фарисейских споров. Ведь шло становление поведенческих норм.
Ярким примером этих «принципиальных» разногласий может служить история с омовением рук. Пришли к Иисусу «Иерусалимские книжники и фарисеи и говорят: „зачем ученики Твои преступают предание старцев? Ибо не умывают рук своих, когда едят хлеб“. По Марку было так: эти же фарисеи „увидевши некоторых из учеников Его, евших хлеб нечистыми, то есть, неумытыми руками, укоряли. Ибо фарисеи и все Иудеи, держась предания старцев, не едят, не умывши тщательно рук; и пришедши с торга, не едят не омывшись. Есть и многое другое, чего они приняли держаться: наблюдать омовения чаш, кружек, котлов и скамей. Потом спрашивают Его фарисеи и книжники: зачем ученики Твои не поступают по преданию старцев, но неумытыми руками едят хлеб?“» (Марк, 7:2–5).
У Луки в этом эпизоде не ученики Иисуса, а сам учитель пренебрег обычаем: «один фарисей просил Его к себе обедать; Он пришел и возлег. Фарисей же удивился, увидев, что Он не умыл рук перед обедом» (Лука, 11:37–38). Вся история понадобилась евангелистам для того, чтобы подвести читателя к ключевому изречению Иисуса: «Ничто, входящее в человека извне, не может осквернить его; но что исходит из него, то оскверняет человека» (Марк, 7:15). Согласитесь, между требованием соблюдать чистоту и осквернением огромная дистанция! Скорее всего, эти некорректные выводы не принадлежат Иисусу, а являются плодами творчества самих евангелистов. Что же касается правила омовения рук, то оно стало в Иудее законом в конце девяностых годов нашей эры и во времена Иисуса лишь активно обсуждалось (к слову, в Европе такого закона не было никогда, а правила гигиены начали прививаться лишь в 17 веке н. э.).
Вполне естественно, что немногочисленные последователи Иисуса (а было их в Иерусалиме около 120 человек (Деяния 1:16)(тоже, будучи фарисеями, принимали живейшее участие в становлении этих обычаев. Кстати, они были искренне убеждены в том, что Иисус действительно воскрес, и не скрывали этого. Провозглашая воскресение из мертвых своего учителя, они волей или неволей, вошли в конфликт с саддукейской верхушкой и самим первосвященником. Саддукеи отрицали бессмертие души и, само собой, не могли потерпеть проповедей о воскресении конкретного человека, тем более в Храме.
Все семейство первосвященника Анны отличалось крутым нравом, беспощадным правосудием и строгим соблюдением храмового ритуала. Так во всяком случае говорит Иосиф Флавий. Терпение первосвященника Анны лопнуло, когда ему донесли, что Петр не только вылечил именем Иисуса хромого в Храме, но и проповедовал во всеуслышание, что исцеление это произошло «ради веры во имя Его» (Деяния, 1:2-16). Более того, Петр утверждал: «Итак твердо знай, весь дом Израилев, что Бог соделал Господом и Христом Сего Иисуса, которого вы распяли» (Деяния, 2:36). Это было уже слишком, заявление Петра было не только богохульством, но и прямой клеветой на первосвященника и Синедрион. Анна распорядился арестовать Петра и Иоанна: «Когда они говорили к народу, к ним приступили священники и начальники стражи при храме и саддукеи, досадуя на то, что они учат народ и проповедуют в Иисусе Воскресение из мертвых; и наложили на них руки и отдали под стражу до утра; ибо уже был вечер» (Деяния, 4:1–3).
На первый взгляд, повторилась история с Иисусом: «На другой день собрались в Иерусалим начальники их и старейшины и книжники, и Анна первосвященник и Иоанн и Александр и прочие из рода первосвященнического». Само собой разумеется, что это расширенное заседание Синедриона было собрано для решения каких-то животрепещущих религиозных вопросов, а не из-за ареста двух смутьянов. Ради них не стали бы собирать представителей из всей Иудеи. Но, повторяю, внешняя канва события очень напоминала историю Иисуса. Даже вопрос, который бал задан апостолам, напоминал заданный ему в свое время: «скажи нам, какою властью Ты это делаешь, или кто дал Тебе власть сию?» (Матфей, 21:23; Лука, 20:2; Марк, 11:23).
Итак, поставили Петра и Иоанна вместе с излеченным ими хромым «от чрева матери его» перед представительным совещанием и спросили: «какою силою или каким именем вы сделали это?» (Деяния, 4:7). В ответ Петр произнес страстную речь: «начальники народа и старейшины Израильские! Если от нас сегодня требуют ответа в благодеянии человеку немощному, как он исцелен, то да будет известно всем вам и всему народу Израильскому, что именем Иисуса Христа Назорея, Которого вы распяли, Которого Бог воскресил из мертвых, Им поставлен он перед вами здрав; Он есть камень, пренебреженный вами зиждущими, но сделавшийся главою угла, и нет ни в ком ином спасения; ибо нет другого имени под небом, данного человекам, которым надлежало бы нам спастись» (Деяния, 4:8-12).
На этом подобие дела Петра и Иоанна с делом Иисуса заканчивается. В данном конкретном эпизоде действовал не римский прокуратор, а Синедрион, и действовал по еврейским законам. Услышав богохульство, в соответствии с процедурой, первосвященник удалил Петра и Иоанна из зала. Им было приказано «выйти вон из Синедриона», и высокое собрание приступило к обсуждению дела. Вопрос был довольно сложным: с одной стороны, виновные дошли почти до грани призыва «поклонения богам иным», что каралось смертью, но с другой — ни Петр, ни Иоанн не называли Иисуса Богом. Они лишь утверждали, что исцелили «немощного» именем Иисуса и «нет другого имени под небом, данного человекам, которым надлежало бы нам спастись». Но такое заявление, по сути, являлось отступничеством, и Синедрион, естественно, не мог этого допустить. Решение было примечательное: «известно, что ими сделано явное чудо, и мы не можем отвергнуть сего; но, чтобы более не разгласилось это в народе, с угрозою запретим им, чтобы не говорили об имени сем никому из людей. И призвавши их, приказали им отнюдь не говорить и не учить об имени Иисуса» (Деяния. 4:15–18). После этого, и Петр, и Иоанн были отпущены с миром.
Дело на этом однако не закончилось, апостолы продолжали «с великою силою» свидетельствовать «о воскресении Господа Иисуса Христа» (Там же, 4:33). В «Деяниях» говорится, что проповеди апостолов «в притворе Соломоновом» привлекали «к Господу множество мужчин и женщин» (Там же, 5:14). И еще, однажды «охотно принявшие слово его крестились, и присоединилось в тот день душ около трех тысяч» (Там же, 3:41). В другой день, в результате проповедей Петра и Иоанна в Храме, «многие же из слушавших слово уверовали; и было число таковых людей около пяти тысяч» (Там же, 4:4). Таким образом, Деяния утверждают, что за время проповедей апостолов в этот год в Иерусалиме уверовали в Иисуса 8000 человек. Дескать, именно это и встревожило первосвященника и саддукеев.
В указанные времена постоянными посетителями Храма были в основном мужчины, на них (кстати, как и в наши дни) лежали все ритуальные обязанности, женщины занимались хозяйством и многочисленными детьми. Иерусалим считался крупным городом, его население достигало 30 тысяч человек, для того времени это был очень многолюдный город. Теперь посчитаем… Треть населения можно исключить сразу — это дети до 13 лет. В Храм они не ходили и проповедей не слушали. Половина оставшегося населения женщины. Совершеннолетних мужчин в Иерусалиме тех лет можно было насчитать от силы 10 000 человек. Из этого количества исключим немощных стариков, примерно 1000 человек. Следовательно, практически все мужское население Иерусалима в 37 году н. э. стало христианским? Оставим это утверждение на совести авторов Деяний! Если все было так, то кто в таком случае забросал камнями Стефана за проповедь Христа? Но об этом несколько позже.
Апостолы не вняли предупреждениям Синедриона и продолжали свои проповеди. Синедрион принял меры, и храмовые стражники «наложили руки свои на Апостолов, и заключили их в народную темницу». Далее автор Деяний описывает чудесное освобождение узников из темницы с помощью ангела. Любопытная картина получается у автора Деяний! Людей, отрицающих единого Бога, призывающих обратиться «к богам иным» — по сути язычников — из тюрьмы вызволяет ангел, посланец единого Бога! Автор изо всех сил пытается навести мосты через непреодолимую пропасть, разделяющую истину и ложь — между заветом, данным Всевышним, и выдумкой о богочеловеке.
После своего чудесного избавления из темницы апостолы вновь отправились проповедовать в Храм. На этот раз стража препроводила их в Синедрион: «приведши же их поставили в синедрионе; и спросил их первосвященник, говоря: не запретили ли мы вам накрепко учить о имени сем? И вот, вы наполнили Иерусалим учением вашим и хотите навести на нас кровь Того Человека» (Деяния, 5:27–28). На это Петр ответил: «должно повиноваться больше Богу, нежели человекам; Бог отцов наших воскресил Иисуса, которого вы умертвили, повесивши на дереве» (Там же, 5:29–30). Реакция Синедриона на это заявление была очень бурной: «слыша это, они разрывались от гнева и умышляли умертвить их» (5:33). Что же возмутило членов Синедриона? конечно не заявление, что следует «повиноваться больше Богу, нежели человекам». Членов Синедриона возмутило обожествление человека и явно ложное обвинение в причастности Синедриона к распятию Иисуса. За эти преступления по еврейским законам полагалось два наказания — бичевание и смертная казнь. Бичевание за клевету на Синедрион и смертная казнь за проповедь божественности Иисуса.
Когда члены высокого собрания обсуждали, подлежат ли деяния апостолов смертной казни, встал в Синедрионе «некто фарисей, именем Гамалиил, законоучитель, уважаемый всем народом, приказал вывесть Апостолов на короткое время» и обратился с речью к членам собрания: «Мужи Израильские! подумайте сами с собою о людях сих, что вам с ними делать: ибо не задолго пред сим явился Февда, выдавая себя за какого-то великого, и к нему пристало около четырехсот человек; но он был убит, и все, которые слушались его, рассеялись и исчезли; после него во время переписи явился Иуда Галилеянин и увлек за собою довольно народа; но он погиб, и все, которые слушались его, рассыпались; и ныне, говорю вам, отстаньте от людей сих и оставьте их: ибо, если это предприятие и это дело — от человеков, то оно разрушится, а если от Бога, то вы не можете разрушить его; берегитесь, чтобы вам не оказаться и богопротивниками» (Деяния, 5:17–39).
Кем же был этот человек, о котором автор Деяний говорит так неопределенно, называя его «некто»? Этот «некто» был глава Синедриона, раббан Гамлиэль Старший. Этот авторитетнейший уважаемый всем народом законоучитель был, кроме всего прочего, главой фарисейского большинства в Синедрионе. Как видно, основная масса фарисейства сочувствовала Иисусу — предводителю мятежа, пусть и неудавшегося, и совсем не желала преследования его учеников. И дело тут совсем не в защите христианства, которое в те времена еще не зародилось. Обратим внимание на то, какие имена выбрал для своей защитительной речи раббан Гамлиель: Иуда Галилеянин (Иуда из Гаммалы) — предводитель восстания против римлян во времена правления Квириния, Февда — лжемессия, увлекший за собой массу народа, по-существу, тоже выступавший против римлян во времена Куспия Фада.
Прецедент, выбранный автором «Деяний» довольно прозрачен: Иисус, как и эти предводители, принял смерть не за ересь и вероотступничество, а за свою антиримскую деятельность. И совсем неважно, что раббан Гамлиель не мог произнести речь так, как она изложена автором Деяний (Февда, на которого якобы ссылается Гамлиель, был обезглавлен при правителе Куспии Фаде в 45 году через восемь лет после описываемых событий), примечателен сам факт аналогии — они приняли смерть от рук угнетателей, действовавших против всех евреев. Именно поэтому Гамлиель призывает членов Синедриона: «отстаньте от людей сих и оставьте их: ибо, если это предприятие и это дело — от человеков, то оно разрушится, а если от Бога, то вы не можете разрушить его». Синедрион признал аргументы своего главы достаточными и замысел первосвященника не прошел. «Они послушались его и, призвавши Апостолов, били их и, запретивши им говорить об имени Иисуса, отпустили их». Апостолов наказали бичеванием за клевету на верховную власть страны и отпустили. Это знаменательно! Синедрион снял с апостолов обвинение в отступничестве и проповеди новой религии, ибо не было в проповедях апостолов призыва к поклонению обожествленному Иисусу; если бы такой призыв был, то никакая блистательная речь не спасла бы апостолов от смертной казни. Да и сам раббан Гамлиэль не выступил бы в защиту богоотступников. Он защищал не еретиков, а борцов против римлян!
В этот же год произошло событие, проливающее истинный свет на отношение жителей Иерусалима к проповедям о новом Боге. Речь идет о казни «святого» Стефана. Стефан, видимо, был первым, кто открыто провозгласил Иисуса Богом. По всей вероятности, проповеди его собирали толпы любопытных, т. к. были совершенно необычны по своему содержанию: никто до него не осмеливался публично призывать к поклонению «богам иным», поэтому все закончилось столкновением: «Некоторые из так называемой синагоги Либертинцев и Киринейцев и Александрийцев и некоторые из Киликии и Асии вступили в спор со Стефаном» (Деяния, 6:9). Автор Деяний пишет, что эти «некоторые» подучили свидетелей сказать, что «мы слышали, как он говорил хульные слова на Моисея и на Бога. И возбудили народ и старейшин и книжников, и напавши схватили его и повели в синедрион» (Там же, 6:11–12). Кстати, если бы в городе действительно было 8 тысяч новообращенных, как утверждал автор Деяний, некого было бы возбуждать.
Деяния говорят о «Киликийцах», «Либертинцах», «Александрийцах» и других. Как и в наши дни, тогда синагоги объединяли людей в общины по странам рассеяния: потомки бывших рабов, уведенных Римом в Киликию, Киринею, Александрию или Асию, вернувшись из изгнания селились вместе. Стало быть, Деяния перечисляют жителей большей части города. Почему же только они, бывшие изгнанники так остро прореагировали на новые проповеди? Да потому, что именно они стояли лицом к лицу с языческой цивилизацией, с ее притеснениями и попытками навязать свой закон жизни и нравственности. У них выработалось острое чутье на опасность, исходящую от любой попытки размыть основы единобожия. Они мгновенно разобрались в том, в чем до сих пор не могут разобраться последователи «Нового завета». Поклонение человеку — это отход назад, к язычеству, к идолам, это отход от заповедей, данных самим Богом. Что же касается «хульных слов» на Бога и Моисея, то их в словах Стефана не нужно было долго искать, уже сама проповедь нового Бога, являлась такой хулой. Так что слова о том, что для доказательства его вины пришлось давать ложные свидетельства, являются именно таким свидетельством.
Свидетели, приведшие Стефана в Синедрион, сказали: «Мы слышали, как он говорил хульные слова на Моисея и на Бога» более того, «этот человек не перестает говорить хульные слова на святое место сие и на закон» (Деяния, 6:11–13). Видимо, свидетели, как и велит закон, предупреждали Стефана о том, что его слова являются богохульством, но он не внял предупреждениям. Тогда первосвященник спросил Стефана: «Так ли это?» (Там же, 7:1). В ответ обвиняемый разразился бурной речью, в которой пересказ Танаха перемежался обвинениями в адрес иудеев, якобы не сохранивших закон, данный Богом, и противящихся Духу Святому. В конце своей речи экзальтированный проповедник заявил Синедриону: «вот, я вижу небеса отверстые и Сына Человеческого, стоящего одесную Бога» (Там же, 7:55–56).
Слыша такое, члены Синедриона «затыкали уши свои», дабы не стать соучастниками богохульства. Совещались недолго, в соответствии с законом Синедрион постановил: предать богохульника смерти через побитие камнями. Когда речь шла о прямом отступничестве от единобожия, о призыве к поклонению «Богам иным», раббан Гамлиэль ни словом не обмолвился в защиту вероотступника. Он, как и Петр, тоже считал, что «следует повиноваться больше Богу, нежели человекам» (Деяния, 5:29).
Стефана вывели за город и подвергли казни. Как и положено по закону, свидетели бросали в него камни первыми. В Деяниях читаем: «Свидетели же положили свои одежды у ног юноши, именем Савла. И побивали камнями Стефана, который молился и говорил: Господи Иисусе! Прими дух мой» (Деяния, 7:58–59). Он был законченный идолопоклонник, даже в свой смертный час он обращал молитвы не к Господу, а к созданному им самим кумиру. «Савл же одобрял убиение его» (Там же, 8:1). Юный Савл, с одобрением наблюдавший за казнью Стефана, был тем самым Павлом, который впоследствии и явился истинным основателем христианства.
Савл родился в городе Тарсе, в Киликии между 10 и 12 годами новой эры. Происходил он из старинной семьи фарисеев. Дед его получил римское гражданство, предположительно, за услуги, оказанные Помпею при завоевании Иудеи в 63 г. до н. э. (Э. Ренан, Апостолы, 10). Отец готовил Савла к активной религиозной жизни. Как и все дети, он учился в религиозной школе, где изучал Тору и Закон. По обычаю тех времен, он одновременно учился ремеслу. Тарс славился своими палаточными тканями, и Савл в совершенстве овладел ремеслом ткача, что не раз оказывало ему добрую услугу в его скитаниях. Примерно в 27 или 28 году н. э., когда ему исполнилось 13 лет (т. е. он достиг совершеннолетия), отец отправил его в Иерусалим в лучшую религиозную школу Гамлиэля — самого образованного человека Иудеи, сторонника и продолжателя фарисейского направления в иудаизме.
Савл был неказист: сутул и неуклюж, непропорционально маленькая, рано полысевшая голова, бледное лицо окаймляла растрепанная борода, над которой доминировал большой нос. Савл не скрывал своей физической слабости, говаривал о том, что ему «дано жало в плоть». Свои недомогания он сравнивал с ударами сатаны, которому Бог разрешил «удручать» его. Ему так и не довелось жениться, что для иудея само по себе весьма необычно. Судя по всему, Савла не удручало одиночество — он сам отмечал свою холодность. Скорее всего, он был человеком религиозно-экзальтированным, с большими нереализованными амбициями.
Ко времени казни Иисуса Савлу было примерно 24 года. Он не был знаком с Иисусом и в своих посланиях ни разу не упоминает о нем как о своем современнике. Видимо, казнь Иисуса, была столь обыденным событием в жизни горожан, что не оставила никакого следа в их памяти. Не упоминает Савл и о стихийных бедствиях.
О себе Савл говорит: «Я Иудеянин, родившийся в Тарсе Киликийском, воспитанный при ногах Гамалиила, тщательно наставленный в отеческом законе, ревнитель по Боге, как и все вы ныне» (Там же, 22:3). Не кто иной, а Савл-Павел восклицал в Синедрионе: «Мужи братия! Я фарисей, сын фарисея» (Там же, 23:6). Тем не менее, именно он покончил с соблюдением заповедей в среде христиан и явился фактическим основателем христианства как религии. Кредо нового учения изложено в основном в двух посланиях: «к Галатам» и «к Римлянам» и формулируется следующими постулатами:
1. Ввиду того, что все законы Торы должны соблюдаться неукоснительно, то нарушение даже одного из них навлекает «проклятие» на человека, «ибо написано: „проклят всяк, кто не исполняет постоянно всего, что написано в Книге Закона“. А что законом никто не оправдывается пред Богом, это ясно, потому что праведный верою жив будет» (К галатам, 3:10–11).
2. Человек — существо слабое и несовершенное, поэтому он неизбежно будет грешить и нарушать данные ему законы: «ибо, если бы дан был закон, могущий животворить, то подлинно праведность была бы от закона; но Писание всех заключило под грехом, дабы обетование дано было по вере в Иисуса Христа» (Там же, 3:21–22).
3. Таким образом, человек уже изначально проклят: «а все, утверждающиеся на делах закона, находятся под клятвою» (Там же, 3:10).
4. Человек должен быть избавлен от проклятия закона, и избавление это возможно не искуплением грехов, а только верой в Иисуса, так как «Христос искупил нас от клятвы закона, сделавшись за нас клятвою, — ибо написано „проклят всяк, висящий на дереве“ (там же, 3:13), и еще: „Ибо мы признаем, что человек оправдывается верою, независимо от дел закона“» (К римлянам, 3:28).
Цитируя слова Второзакония о проклятии всякого висящего на дереве, Павел слукавил. Почему он проклят? По той простой причине, что нарушил закон и был приговорен к казни: «Если в ком найдется преступление, достойное смерти, и он будет умерщвлен, и ты повесишь его на дереве: то тело его не должно ночевать на дереве, но погреби его в тот же день; ибо проклят пред Богом всякий повешенный на дереве, и не оскверняй земли твоей, которую Господь, Бог твой, дает тебе в удел» (Второзаконие, 21:22–23). Проклят не Богом, а пред Богом! Проклят богопослушными евреями за конкретное преступление.
Где же Павел почерпнул эти странные идеи? Нигде в Торе вы не найдете даже намека на то, что человек проклят Богом за нарушение законов. Видимо, еврей Савл был плохим учеником рава Гамлиеля. Цитируя Второзаконие: «Проклят всяк, кто не исполняет постоянно всего, что написано в Книге Закона», он вдруг «забыл» иврит и перевел слова Танаха неправильно. А написано в нем так: «Проклят, кто не исполняет слов закона сего и не будет поступать по ним!» (Второзаконие, 27:26). Написано «закона сего», а не «всего, что написано в Книге Закона». Он «случайно» пропустил одиннадцать заповедей, предшествующих этим словам, а речь в них идет об основных моральных и этических законах, которыми руководствуется все человечество вплоть до наших дней. Это заповеди запрещающие насилие, взяточничество, идолопоклонство, кровосмесительство, угнетение беззащитных, непочтение к родителям. Именно за нарушение «сего» закона человек подлежит проклятию. Но проклятие это исходит не от Бога, прокляли нарушителей этих конкретных заповедей богопослушные евреи и прокляли перед Богом!
Когда евреи вступили в Землю Обетованную, они поклялись свято исполнять заповеди и заранее прокляли тех, кто их нарушит. Еврей Савл по какой-то странной причине «забыл», как все это происходило. А Танах говорит об этом так: шесть колен израильских встали на горе Гаризим, чтобы благословлять тех, кто будет исполнять эти заповеди, а шесть на горе Гевал, чтобы произносить проклятия будущим их нарушителям (Второзаконие, 27:15–25). Таким образом, Танах полностью опровергает Павла, Закон может животворить, и именно он является источником праведности.
Нет, не еврей Иисус был основателем христианства, а объявивший себя апостолом еврей Савл, который повел своих последователей по пути идолопоклонства.
ИЕРУСАЛИМ, 1998
Вадим Чёрный.
http://www.e-reading.club/book.php?book=532
Павел.
В юности будущий апостол Павел был религиозным евреем и носил имя Шауль. Уроженец города Таре, убежденный фарисей (см. следующую главу) и последователь раби Гамлиэля, он, по собственному признанию, преследовал приверженцев Йешу за их ложные верования.
По пути в Дамаск Павел увидел Йешу в образе Б-га. Это видение изменило не только его собственную жизнь, но и всю последующую историю мира. До видения Павла приверженцы учения Йешу считали себя евреями и соблюдали Тору. От других евреев их отделяла лишь вера, что Йешу — мессия и однажды вернется, чтобы спасти еврейский народ.
Павел радикально трансформировал эту небольшую еврейскую секту в новую религию, которая резко порвала с иудаизмом. По его словам, для Б-га важнее не соблюдение Торы, а вера в Йешу. Те христиане, которые лично знали Йешу при жизни (Павел его не знал), отвергали эту позицию. Новый Завет отмечает, что Петр, которого католическая церковь считает первым Папой Римским, скрупулезно соблюдал каш-рут. Деяния подтверждают, что ученики Йешу регулярно молились в Храме. Брат Йешу Яаков предписывал, чтобы все рожденные евреями подвергались обрезанию, и велел Павлу соблюдать еврейские законы. Павел не согласился с этим: «Ибо мы признаем, что человек оправдывается (только) верою, независимо отдел Закона».
В христианстве возобладала позиция Павла, а не Яакова. В соответствии с ним католики стали связывать праведность человека в глазах Б-га главным образом с верой в Йешу и с совершением таинств. Основатель протестантизма Лютер разошелся с католической церковью лишь в том, что достаточно одной веры. В своей книге «О христианской свободе» (1520) Лютер писал: «Прежде всего помните, что я сказал: одна лишь вера, без поступков, оправдывает, освобождает и спасает».
Павел энергично оспаривал убежденность иудаизма в том, что соблюдение ритуалов и моральных заповедей Торы делает человека праведным в глазах Б-га. Если это правда, рассуждал он, люди могли бы достичь праведности своими собственными усилиями: это означало бы, что в распятии не было смысла и «Христос напрасно умер».
Павел, как и евреи, верил, что Б-г послал человечеству Тору. Однако в отличие от них он считал, что люди могут спастись, только если будут досконально выполнять все предписания Торы. Поскольку это невозможно, Б-г наказывает людей за любое нарушение, то многочисленные законы Торы следует рассматривать как проклятие, а не благодать. Для своего спасения человечество должно освободиться от Закона, а это освобождение возможно лишь через веру в Йешу (см. Галатам, 3:10, 21 - 22; Римлянам, 3:28).
Иудаизм отвергает всю логику рассуждений Павла. Настаивая на полном соблюдении заповедей Торы, он тоже признает, что люди неизбежно будут грешить (Когелет, 7:20), и задолго до Йешу и Павла выработал свою концепцию покаяния (тшува). К несчастью, заявление Павла о том, что Б-г проклинает людей за малейшее нарушение законов Торы, заставило многих людей Запада представить себе Б-га еврейской Библии жестоким и мстительным.
Пока различие небольшой секты христиан от их братьев-иудеев касалось только некоторых представлений об Йешу, они оставались частью еврейской общины. Но как только Павел отказался от Торы и отверг необходимость для иноплеменников обращаться в иудаизм, христианство перестало быть еврейской сектой и стало самостоятельной религией. В глазах христиан это превратило Шауля в великого героя, святого апостола Павла. Но большинство евреев не могут относиться к нему с подобным же восторгом.
http://jhistory.nfurman.com/teacher/01_001.htm
В юности будущий апостол Павел был религиозным евреем и носил имя Шауль. Уроженец города Таре, убежденный фарисей (см. следующую главу) и последователь раби Гамлиэля, он, по собственному признанию, преследовал приверженцев Йешу за их ложные верования.
По пути в Дамаск Павел увидел Йешу в образе Б-га. Это видение изменило не только его собственную жизнь, но и всю последующую историю мира. До видения Павла приверженцы учения Йешу считали себя евреями и соблюдали Тору. От других евреев их отделяла лишь вера, что Йешу — мессия и однажды вернется, чтобы спасти еврейский народ.
Павел радикально трансформировал эту небольшую еврейскую секту в новую религию, которая резко порвала с иудаизмом. По его словам, для Б-га важнее не соблюдение Торы, а вера в Йешу. Те христиане, которые лично знали Йешу при жизни (Павел его не знал), отвергали эту позицию. Новый Завет отмечает, что Петр, которого католическая церковь считает первым Папой Римским, скрупулезно соблюдал каш-рут. Деяния подтверждают, что ученики Йешу регулярно молились в Храме. Брат Йешу Яаков предписывал, чтобы все рожденные евреями подвергались обрезанию, и велел Павлу соблюдать еврейские законы. Павел не согласился с этим: «Ибо мы признаем, что человек оправдывается (только) верою, независимо отдел Закона».
В христианстве возобладала позиция Павла, а не Яакова. В соответствии с ним католики стали связывать праведность человека в глазах Б-га главным образом с верой в Йешу и с совершением таинств. Основатель протестантизма Лютер разошелся с католической церковью лишь в том, что достаточно одной веры. В своей книге «О христианской свободе» (1520) Лютер писал: «Прежде всего помните, что я сказал: одна лишь вера, без поступков, оправдывает, освобождает и спасает».
Павел энергично оспаривал убежденность иудаизма в том, что соблюдение ритуалов и моральных заповедей Торы делает человека праведным в глазах Б-га. Если это правда, рассуждал он, люди могли бы достичь праведности своими собственными усилиями: это означало бы, что в распятии не было смысла и «Христос напрасно умер».
Павел, как и евреи, верил, что Б-г послал человечеству Тору. Однако в отличие от них он считал, что люди могут спастись, только если будут досконально выполнять все предписания Торы. Поскольку это невозможно, Б-г наказывает людей за любое нарушение, то многочисленные законы Торы следует рассматривать как проклятие, а не благодать. Для своего спасения человечество должно освободиться от Закона, а это освобождение возможно лишь через веру в Йешу (см. Галатам, 3:10, 21 - 22; Римлянам, 3:28).
Иудаизм отвергает всю логику рассуждений Павла. Настаивая на полном соблюдении заповедей Торы, он тоже признает, что люди неизбежно будут грешить (Когелет, 7:20), и задолго до Йешу и Павла выработал свою концепцию покаяния (тшува). К несчастью, заявление Павла о том, что Б-г проклинает людей за малейшее нарушение законов Торы, заставило многих людей Запада представить себе Б-га еврейской Библии жестоким и мстительным.
Пока различие небольшой секты христиан от их братьев-иудеев касалось только некоторых представлений об Йешу, они оставались частью еврейской общины. Но как только Павел отказался от Торы и отверг необходимость для иноплеменников обращаться в иудаизм, христианство перестало быть еврейской сектой и стало самостоятельной религией. В глазах христиан это превратило Шауля в великого героя, святого апостола Павла. Но большинство евреев не могут относиться к нему с подобным же восторгом.
http://jhistory.nfurman.com/teacher/01_001.htm
"..не примирительны, клеветники (διάβολοι 
, невоздержны, жестоки, не любящие добра". (Второе послание к Тимофею 3:3)
"Равно и жены их должны быть честны, не клеветницы(διαβόλους , трезвы, верны во всем". (Первое послание к Тимофею 3:11)
"..чтобы старицы(церковные) также одевались прилично святым, не были клеветницы(διαβόλους , не порабощались пьянству, учили добру". (Послание к Титу 2:3)
, невоздержны, жестоки, не любящие добра". (Второе послание к Тимофею 3:3) "Равно и жены их должны быть честны, не клеветницы(διαβόλους
, трезвы, верны во всем". (Первое послание к Тимофею 3:11) "..чтобы старицы(церковные) также одевались прилично святым, не были клеветницы(διαβόλους
, не порабощались пьянству, учили добру". (Послание к Титу 2:3)-
Андрей Дубин
- Сообщения: 1106
- Зарегистрирован: 04 фев 2017, 14:38
Павел
Под «Павлом» я подразумеваю автора посланий, приписываемых Павлу. Сам он является
фигурой, едва ли менее мифичной, чем Иисус. Легендарный основатель церкви, первый
проповедник – обычный персонаж такого рода историй. Его обращение из гонителя в
проповедника христианства, римское гражданство, фарисейское происхождение, сотвореннеы
чудеса, полученная непосредственно от Иисуса власть – явные вымыслы.
1Клемент, ок.95г., пишет, что Павел дошел до западного края земли и нес послание царям и
правителям. Это явно легендарное описание для проповедника малозначительной тогда
религии. Гностики 2-4в.в. ссылаются на Павла не как на недавнее историческое лицо, а, скорее,
как на древний авторитет.
Автор Деяний приписывает Павлу общение с Иродом, префектами, императором, многие
встречи с апостолами. К появлению Павла в Риме тамошние иудеи не знали о христианстве
(вопреки Римлянам). Павлу приписывают многие чудеса. Такие описания странны, если учесть,
что предполагаемо исторического Павла отделяют от них 30-50 лет.
Описание Павла в Деяниях практически не совпадает с упоминаниями в Посланиях. Так, сам
Павел не пишет, что он родился в Тарсе в Киликии, учился у знаменитого фарисея Гамалиила –
даже в дискуссии с иудеями, где этот факт придал бы ему значительной авторитет. Павел не
настаивает на своем римском гражданстве, которое неоднократно упоминают Деяния.
Приписываемые Павлу Послания опревергают его хронологию в Деяниях и даже казнь, на
которую Деяния прозрачно намекают.
Вполне возможно, что образ Павла имеет черты (в Деяниях) мученика 2в. Павел очень
характерно старается попасть на суд императора и, явно, на мученическую смерть. Причем,
префект хочет его освободить, а Павел требует суда. Такое поведение христиан обычно для
2-3в.в., с распространением концепции о мученической смерти как условии спасения.
Неуживчивый характер Павла весьма не вяжется с проповедуемым им смирением. Его попытки
добиться административной власти заставляют сомневаться, такое ли больше значение он
придавал будущему миру.
Никаких теологических трудов Павла не сохранилось (послания имеют, скорее, миссионерское
значение). О нем ничего достоверно не было известно еще в начале 2в. Автор Деяний не знает
ни посланий, ни описываемого в них Павла. Последующие упоминания Павла очень
напоминают упоминания Иисуса: мифической фигуры без исторических привязок (описания
того, что Павел проповедовал в Греции и Риме, мало отличаются от описаний проповеди
Иисуса в Галилее – это не история, а исторический фон для легенды).
Неизвестно, что написал Павел. Сегодня ему приписывают не более семи аутентичных
посланий, и этот список имеет тенденцию к сокращению. В отсутствие сколько-нибудь
когерентной теологии, исследователи обыкновенно ссылаются на схожесть стиля. Однако,
послания точно так же могут быть псевдоэпиграфией, написанной одним (любым другим)
автором. Нет хоть сколько-нибудь серьезных подтверждений тому, что этим автором был
Павел. Сторонникам гипотезы одного автора еще предстоит объяснить, как же тогда появились
многочисленные разночтения в фактах в Посланиях.
Уже во 2в. Павлу приписывали явно неаутентичные послания. Выбор для авторства
псевдоэпиграфии человека, жившего совсем недавно, весьма необычен. Павел описывает
наличие по крайней мере нескольких христианских конгрегаций в Иудее и поблизости от нее,
что маловероятно для середины 1в. Активные преследования христиан, предположительно
осуществлявшиеся Павлом до обращения, предполагают наличие сравнительно большой
группы христиан. Христиане полагают, что Иаков Праведный, лидер группы, был казнен в 62г.
Соответственно, едва ли репрессии имели место до того.Эпизоды таких преследований
выглядят ретроактивными.
Какие-либо достоверные исторические описания деятельности Павла полностью отсутствуют. У
него нет достоверно известных учеников, хотя естественно предположить, что именно ученики
Павла станут епископами. Никто из церковных начальников не упоминает в надежных текстах
личное общение с Павлом. Лука, ученик Павла, сам является мифической фигурой, авторство
Евангелия приписывается ему только с конца 2в. Впрочем, личное общение с Лукой тоже никто
не упоминает.
История Павла вызывает сомнения. Во многих местах я показываю, что Павел не был фарисеем,
и вряд ли был сыном фарисея. Как минимум, он не знал Писание на иврите, цитируя
Септуагинту. Он мог назвать себя фарисеем, чтобы эксплуатировать симпатии иудеев диаспоры,
438
где это движение, по-видимому, было больше распространено, чем учение храмовых саддукеев.
Как видно из эпизода со Стефаном (Павел стерег одежды тех, кто бил Стефана), он был очень
мелкой фигурой в окружении первосвященника (если это вообще правда). Очень странно, что
именно его посылают в Дамаск за христианами. Апологеты объясняют это тем, что Павел был
известным гонителем христиан. Но почему же он тогда упустил момент побить Стефана
камнями?
Анализируя Деяния, я обращаю внимание на однозначную фальсифицированность похода
Павла в Дамаск и откровения в пустыне. Суд над Павлом и его путешествие в Рим
противоречивы как сами по себе, так и не соответствуют Посланиям.
Само имя Павла малодостоверно. В то время человек получал имя по отцу (бен). В некоторых
случаях – не по имени, а по прозвищу отца. Описана (в т.ч. в Евангелиях) практика прозвищ
(Петр Камень, Иуда Двойник). Кстати, отметим, что прозвища (как и сленг) и сейчас популярны
в обособленных социальных группах. Вдали от исходных территорий к именам присоединялись
географические идентификаторы (Симон Киренеянин, Мария Магдалина, Иуда Галилеянин). Но
мы не встречаем практики изменения собственного имени (Саул – Павел), разве что переводы с
арамейского на иврит (как р.Меир, Erubin13). Вероятно, имя не могло быть изменено вообще.
Мифический Павел вполне мог быть искусственно привязан к малоизвестному историческому
Саулу. Аналогично, отметим, могла возникнуть история Иисуса.
У Павла отсутствует сколько-нибудь когерентное учение. Практически для любого его тезиса
можно у него же найти опровержение. Павел обошел огромную территорию и всюду
организовал церкви. Причем, он проповедовал, не приводя ни одного слова основателя своей
секты! В тогдашнем мире, склонном к построению философских школ и религий вокруг
высказываний основателей, это было так же непредставимо, как и сейчас. Еще более
фантастически, Павел даже не пытается приписать Иисусу какие-нибудь из популярных
высказываний. Возникает впечатление, что Павел проповедовал свое собственное учение –
возможно, воспевающее Иисуса как мифическую фигуру основателя, но не более того, не как
человека, создавшего учение.
Легендарность Павла отлично подтверждает версию о его огромном значении в ранней Церкви.
Трудно найти влиятельного автора, тезисы которого более противоречили бы канону. Иисус
Павла был просто человек; он был повешен, а не распят; он жил неизвестно когда. Павел
проповедовал искаженную, но откровенно мистическую доктрину. Если несмотря на это, он
был все-таки канонизирован, это могло объясняться только его влиянием. Соответственно,
видно, насколько мало общего между Церковью и ранними христианскими общинами в истории
и теологии.
Павел описывает совершенно иного Иисуса, чем Евангелия. Наиболее разительное отличие: в
предположительно достоверных тезисах Павел не упоминает об историчности Иисуса. Здесь
Павел, еще не связанный традицией, оказался разумнее евангелистов, которые приняли
обычный миф dying-and-rising Savior, перенесенный на почву Иудеи, за правду, и описали его
как историческое событие.
Павел не ссылается на события жизни Иисуса, кроме, разве что, казни. Причем, не Пилатом
путем распятия, а иудеями через повешение на дереве. Отнюдь не исключено, что именно на
основании Посланий эта история была вставлена в Евангелия. Он не цитирует Иисуса и не
расказывает о сотворенных им чудесах. Читая Павла, создается впечатление, что Иисус был
полумифическим героем, когда-то явившимся в Иудее. Павел совершенно не проявляет желания
посетить места, где еще недавно проповедовал Иисус, встретиться с исцеленными, с
присутствовавшими при осуждении и распятии. Он часто называет Иисуса «Христос Иисус», то
есть, «Мессия по имени Иисус», таким уточнением имея в виду его неисключительность.
Павел имел представления об Иисусе, весьма отличные от распространенных впоследствии. В
достоверных перикопах, Павел не упоминает о сотворенных Иисусом чудесах или о его
миссионерстве и учении. Возможно, что чудеса были, по мнению Павла, настолько естественны
и обычны для мало-мальски приличного учителя, что не стоили упоминания. Более вероятным
представляется другое объяснение: Иисус Павла до воскрешения был просто человеком
(1Кор15:44-45), даже без святого духа, и поэтому не творил чудеса. Если бы Павел
действительно считал Иисуса инкарнацией, то в самом очеловеченном виде вряд ли бы отнял у
него способность совершать сверхъестественные действия. Это, кстати, соответствует и
гностической концепции, по которой сверхъестественные способности приобретаются именно с
пробуждением – воскресением.
Иисус Павла пришел, был отвергнут и погиб для искупления: классический образ Мудрости,
имеющийся как в иудаизме, так и в языческих религиях, и развитый гностиками. Иисус Павла
439
либо ничего больше не делал, либо все его действия рассматривались как настолько
подчиненные идее жертвы, что были несущественны для описания.
Возвышенные эпитеты Иисуса у Павла не представляли собой ничего особенного. Vermes
упоминает, что титул «Господь» применялся у иудеев ко многим святым. «Сын человеческий» -
обычное обозначение человека в Писании. Впрочем, чудеса Иисуса также имеют аналогию у
пророка Елисея.
Рациональное объяснение того удивительного факта, что Павел не интересовался у учеников
или свидетелей делами или словами реального Иисуса, заключается в том, что Павел просто не
считал его реальным в недавнем прошлом. Единственная историческая ссылка (на суд Пилата)
содержится в 6:13 явно фальсифицированной пасторали 1Тим. А рассказы учеников о живом
Иисусе Павла раздражали так, что он даже пишет в 2Кор5:16: «отныне мы никого не знаем по
плоти; если же и знали Христа по плоти, то ныне уже не знаем».
В этом смысле Павел совсем не был исключением. Не перечисляя многочисленные примеры
других раннехристианских авторов, можно процитировать Melito, Passover Sermon: «Народы
боготворили его. Необрезанные восхищались им… Даже Пилат умыл руки в его деле». То есть,
до распятия Иисус был настолько популярен. Мелито в конце 2в. писал совсем не о древних,
забытых событиях. Конечно, можно усмотреть тут невиданного размаха гиперболу, но Мелито
явно излагает легенду.
Неверно полагать, что Павла не интересовала жизнь Иисуса. Напротив, жизнь Иисуса, его
чудеса и воскрешения были наиболее сильным средством агитации. Трудно придумать причину,
почему Павел пренебрег бы ими. В то же время, когда он не апеллирует к авторитету тезисов
Иисуса, то пытается строить собственные вымученные объяснения и довольно неграмотно
ссылается на Писание.
Ортодоксальные теологи иногда объясняют это молчание тем, что аудитория Павла была
заведомо знакома с Евангелиями, и повторять их не было смысла. Конечно же, это не так. Павел
во многих местах говорит о расколе в общинах, разных мнениях. При знакомстве с Евангелиями
таких проблем бы не возникло. Конечно, раскол возник позже, но он был связан не с собственно
Евангелиями, а с накопленным объемом их интерпретации, которого не было в 1в. Если
новообращенные христиане были достаточно знакомы с тезисами Нового Завета, то почему же
Павел постоянно ссылается не на них, а на незнакомые им Писания? Причем, в послании к
римским иудеям Павел цитирует Писание, хотя иудеи и так знали его явно лучше, чем
новообращенные христиане – Новый Завет.
В нескольких местах (1Кор7:10, 1Кор9:14, 1Фесс4:15) Павел ссылается на Иисуса в
подтверждение своих слов. Апологеты рады увидеть здесь свидетельство использования
Павлом logia Iesou. На самом деле, Павел ссылается на получение тех или иных тезисов в
результате откровения. Так, 1Кор7:10: «А женатым я говорю, и не я, но Господь…» Они не
показывают знания Павлом прототекстов Евангелий или достоверной традиции.
К тому же, говоря о традиции Иисуса, Павел имеет в виду нечто весьма расплывчатое,
1Кор11:23: «Ибо я получил от Господа то, что вам преподаю». Речь идет о якобы озарении
Павла, а вовсе не известном учении или полученной от апостолов традиции. Такая точка зрения
подтверждается 1Кор11:23: «Ибо я получил от Господа то, что проповедую вам…» Речь об
откровении (более чем сомнительном), а не использовании прототекста («я получил»).
Собственное, иное было бы удивительно: если бы существовали сборники тезисов Иисуса, то не
было бы нужды в разъяснениях Павла (когда он ссылается на Иисуса).
Действительно, в нескольких местах Павел ссылается на Иисуса. Так, в 1Кор7:10 и 7:12 он
разделяет мнение свое собственное и Иисуса. Но оставим даже неоднозначную аутентичность
этих тезисов. Они просто вряд ли правдивы: Павел приписывал Иисусу те максимы, по которым
у христиан не было разногласий (например, «Жена да не отделится от мужа своего»). Причем,
Павел тут же сопровождает императивное указание собственным комментарием, начисто
отвергающим первоначальный смысл («Но, если отделится, пусть остается незамужней»).
1Кор7:25: «Что же касается девственниц, я не имею заповеди от Господа…» Вопреки мнению
Dibelius, этот тезис отнюдь не доказывает честность Павла, когда он ссылается на слова Иисуса
в других случаях. В Коринфянах, Павел уже несколько раз апеллирует к Иисусу, и он не может
это делать бесконечно. Контрастное «а этого Господь мне не говорил» легко могло быть
использовано Павлом как раз для придания достоверности остальным ссылкам на Иисуса.
Опять же, ссылка на Иисуса в вопросе девственности могла быть просто невозможной из-за
отсутствия общеприемлемого решения. Очевидно, что нельзя полностью запретить браки. В то
же время, Павел приветствует безбрачие. Поэтому понадобилось гибкое решение Павла
(«делайте, как получится»), а не заповедь Иисуса, которая должна была бы быть абсолютной.
440
Некоторые тезисы Павла не могут быть совмещены с Евангелиями иначе как чудесами
интеллектуальной эквилибристики. Он вполне однозначно пишет в Гал3:1-3: «Вы, глупые
галаты!… Перед вашими глазами был выставлен напоказ Иисус распятый!» Понятно, если
Павел имел в виду легенду о Дионисии. Что же до Иисуса, то все прочие упоминания
описывают его распятие в Иерусалиме.
Кстати, в то же время как Павел постоянно апеллирует к авторитету Писания, он декларирует
его устаревшим и инструктирует христиан не соблюдать Закон. Интересно, что и иудеи, и
иерусалимские христиане в споре с Павлом не прибегали к авторитету тезисов Иисуса о Законе
в Евангелии от Матфея (по крайней мере, следует предположить, что Павел полностью
игнорировал такую критику). Либо тогда не было прототекстов, либо христиане были настолько
малочисленны, что секты совершенно не общались между собой, а описание борьбы в
Посланиях – экстраполяция позднейших событий (и насколько тогда фальсифицированы
Послания?) Вероятно, оба предположения верны.
Павел не был общепризнанным апостолом. Так, Деян1:21 устанавливают требование к ним:
близость к Иисусу при его жизни, которому Павле не удовлетворял. Собственно, он вообще не
знал об версии, позднее отраженной в Деяниях.Возможно, что именно сторонники Павла
придумали эпизод с Иудой Искариотом, чтобы освободить одно место в списке апостолов для
своего лидера. Но эта попытка, похоже, натолкнулась на сопротивление. Иудейские христиане
заместили Иуду Матфием, дополнительно избранным после казни Иисуса. В итоге, Павел
оказался тринадцатым апостолом.
Возможно, что Павел не идентифицировал апостолов с двенадцатью учениками Иисуса или
вообще не знал этого числа. Тогда, он не знал об учениках почти ничего, даже этого
знаменитого числа. Такой подход тоже разрушителен для христианской традиции.
На самом деле, загадка представлений Павла об апостолах может зайти еще дальше. 1Кор15:5-7:
«явился Кифе, потом двенадцати… Потом явился Иакову, также всем апостолам…» Похоже,
Павел различает двенадцать учеников Иисуса, Кифу (Симона Петра), и апостолов, к которым он
относит Иакова. Он не относит к ним исключительно учеников Иисуса, как в поздней традиции.
Весьма вероятно, что в его понимании апостолы – ныне действующие известные проповедники
или администраторы церкви. Для него апостол – еще только проповедник, хотя уже не всякий
проповедник. Без всякой исторической связи с Иисусом.
Слово «апостол» может употребляться как обозначение странствующего проповедника вообще.
Но Павел считает себя не простым проповедником. Он прямо сравнивает себя с апостолами: они
– к иудеям, он – к необрезанным. То есть, Павел считает себя апостолом в том же смысле, как
они – а не в каком другом.
Павел неоднократно96 использует в отношении апостолов технический термин διακονοι. Но
именно так: «дьякон, диаконисса» названы просто проповедники или, возможно,
административные лица христианских общин. Еще Деяния упоминают учеников Павла (19:30),
очевидно, не подразумевая их существенного отличия от учеников Иисуса.
Такая точка зрения подтверждается и анализом другого раннехристианского автора,
Папиаса. По самым-самым оптимистичным подсчетам апологетов, он писал не ранее
80-х годов. Однако Папиас упоминает множественные встречи с учениками Иисуса и,
возможно, одним апостолом. Очевидно, наличие такого количества долгожителей
довольно странно (кстати, оно тоже опровергает мифы о якобы преследовании
христиан). Более вероятно, под «учениками» понимаются те, кто изучали историю и
теологию секты – в совершенно обычном смысле термина. Возможно, учившиеся в
какой-то авторитетной общине.
Скорее, Папиас писал гораздо позже: например, Евангелие от Иоанна (с которым он
общался) появилось во 2в., а о просихождении Евангелия от Марка уже сложилась
известная сегодня легенда (Марк - ученик апостола Петра). В то время никаких
апостолов, знавших Иисуса, быть не могло. Нужно отметить, что традиционный
перевод Папиаса, упоминающий встречи с двумя учениками Иисуса, представляет
собой некоторое насилие над исходным текстом, в котором речь идет, скорее, о
многочисленных встречах именно с очевидцами событий. В 2:4 Папиас четко разделяет
очевидцев («живой голос») и слухи («еще сохранившийся голос» апостолов), а говоря о
«друзьях апостолов», явно не имеет в виду существенной разницы в возрасте между
ними.
96 1Кор3:5, Кол1:7, 4:7 и др.
441
Папиас явно описывает ближайшее окружение Иисуса иначе, чем евангелисты – и
вполне в духе толкования Павла. 2:4: «Я уточнял: ‘А что сказал Андрей? Что Петр? Что
Филипп? Что Фома или Иаков? Что Иоанн, или Матфей, или любой другой ученик
Иисуса?’» А в 11 Папиас перечисляет среди «учеников Иисуса» Аристона и пресвитера
Иоанна. То есть, евангельский список апостолов – и, более важно, представление об их
избранности и кто из них более значим – еще не получили распространения даже во 2в.
Кстати, утверждение Павла о том, что только он обращался к язычникам, резко противоречит
очень авторитетному раннехристианскому источнику, Didache. Этот текст является адаптацией
2-3 иудейских фрагментов об этике с добавлением небольшого оригинально христианского
фрагмента. В существующем виде, Didache явно обращено к язычникам. Во-первых, иудеям не
понадобилось бы растолковывать с детства известные им этические нормы. Во-вторых, Didache
было распространено среди неиудейских христиан. Значительная часть текста считается очень
ранней – 2в., возможно даже – вторая половина 1в. То есть, самая ранняя традиция донесла до
нас, что многие апостолы обращались к язычникам. Павел или намеренно фальсифицирует
события, стремясь расчистить для себя нишу, либо ничего не знает об апостолах.
Павел не испытывает пиетета перед апостолами, видевшими живого Иисуса. Более того, он
резко критикует Петра (кстати, совершенно не опираясь на критику его в Евангелиях –
прототекстов которых Павел не знал).
Это весьма сдержанное отношение к апостолам характерно для раннего христианства.
Например, Тертуллиан упоминает, что Петр назначил Климента епископом Рима. Для
Тертуллиана это сравнительно недавние события, и мы могли бы рассчитывать на
определенную достоверность. Но нет надежных данных о деятельности и даже пребывании
самого Петра в Риме. То есть, ранняя традиция не придавала особого значения ведению записей
деяний апостолов. Учитывая определенную тщательность тогдашней историографии, такое
поведение довольно необычно.
Спокойное отношение к апостолам резко контрастирует с пиететом к отцам церкви. Поликарп
(послание к филиппянам, гл.13, около 135г.) упоминает, что он собирает письма Игнатия из
Антиохии. Никто не упоминает собрания писем Петра. Этот факт трудно объяснить иначе, как
отсутствием таких писем. А отсутствие писем трудно объяснить иначе, как мифичностью
авторов. Даже если упоминание Поликарпа о письмах – вставка, все равно факт отсутствия
эпистолярных собраний апостолов требует объяснения. Schoedel довольно веско обосновывает
аутентичность семи писем Игнатия, но нет ни одного аутентичного письма Петра.
Павлу еще не была известна последующая христианская традиция о том, что апостолы видели и
знали больше, чем он. Поэтому он и не считал нужным обращаться к авторитету апостолов. По
крайней мере, обращаться к авторитету большему, чем он готов признать за старцами церкви.
Аналогично, раннехристианский автор Послания Варнавы попросту пренебрегает мнением
апостолов: например, считая Закон (в том виде, в каком его соблюдали иудеи) недействующим с
самого начала.
Павел нигде не указывает, что апостолы лично знали Иисуса, или что он их считает «больше
апостолами», чем себя. Упоминания об авторитете апостолов легко объяснимы их позицией в
церковной иерархии.
Возможно и циничное объяснение. Вплоть до широкого распространения критического взгляда
с конца 18в., люди были довольно легковерны. Вероятно, было множество объявлявших себя
пророками, ясновидящими, общавшимися с Б. 1Кор15:6 называет число видевших Иисуса после
воскрешения свыше пятисот. То есть, апостолы не были исключительны, но довольно типичны.
Павел уважал их бога, но к самим апостолам мог относиться довольно спокойно: в их рассказах
о сверхъестественном общении не было ничего для того времени удивительного. Аналогично,
он мог и не интересоваться деталями общения: наверняка многие люди рассказывали
значительно более красочные истории о своих приключениях такого рода.
Собственно, текст Евангелий также свидетельствует о весьма прохладном отношении
евангелистов к своей задаче. Иначе вряд ли можно объяснить, почему повествования (пусть
даже фальсифицированные) не описывают каждый шаг Иисуса, но свободно перепрыгивают с
одного на другое. Причем, исторические книги того времени очень скрупулезны.
Не исключено и более жесткое объяснение: до Павла легенды об Иисусе просто не было. Он
первым ее создал. Или же она носила очень общий характер рассуждений о Мессии (возможно,
будущем). Тогда христианство появилось от осуществленного Павлом симбиоза сектантского
образа будущего Мессии и какого-то проповедника, которых тогда в Иудее было множество.
442
Этот вариант не настолько уж невероятен. Он бы не воспринимался в то время так, как сейчас:
как гнусная фальсификация. Тогда это было просто литературное наполнение популярной
концепции. Примеров такого рода немало. А у гностиков написание как бы реальных историй,
живописно демонстрирующих их концепции, было широко распространено.
Если Павел испытал откровение в пустыне, преобразившее его путь, то почему же в
дальнейшем, когда он составлял Послания – теологическую основу христианства, – то излагал
собственное мнение, а не получил откровения? Если в пустыне он был отправлен
благовествовать, то почему же не знал, что и как благовествовать, и вынужден был сам
придумывать логические цепочки? Впрочем, все описания явления Иисуса Павлу в пустыне
различаются между собой, что весьма уменьшает доверие к нем. Помимо утверждений самого
Павла, отсутствуют какие-либо подтверждения его права на установление тезисов, тем более
прямо противоречащих утверждениям Иисуса.
Из Посланий восстанавливается картина Павла как человека, одержимого страстями,
патологического лжеца, возможно – душевнобольного, и уж точно плохо знакомого с
иудаизмом. Допуская, что Павел проповедовал откровение, необходимо будет признать, что
позиция святого духа постоянно менялась в зависимости от внешних обстоятельств.
Иисус обещал апостолам, что им будет дано, как и что говорить, святой дух будет вещать через
них. Через Павла святой дух проповедовал необычайно искаженными цитатами греческого
перевода Библии.
Теологические ошибки (включая противоречия в текстах Посланий) Павла некорректно
объяснять его ролью как миссионера, а не теолога. Павел претендует на проповедь откровения.
Он указывает конгрегации путь спасения. Аудитория вправе рассчитывать, что его доктрина, по
меньшей мере, в основных вопросах, не разработана им самим (есть гораздо более интересные
философы), но получена им в виде откровения. Но неужели в откровении ничего не было
сказано о соблюдении заповедей? Как и о многих других вопросах, важных для спасения? Если
было откровение проповедовать, то неплохо бы Павлу знать, и что именно проповедовать, а не
оказываться перед необходимостью вымученно строить и доказывать собственные доктрины.
Причем, в обоснование доктрин Павел обычно даже и не ссылается на откровение. Вероятно,
это было бы недостаточно убедительно даже для его аудитории.
В 2Кор12 Павел пишет, что часто испытывал откровения. Впрочем, тут же 2Кор12:7: «чтобы я
не превозносился чрезвычайностью откровений…» То есть, их наблюдали многие христиане, и
Павел должен был сказать, что его видения лучше других, «чрезвычайны». Поэтому не было
смысла описывать (фальсифицировать) полученные им откровения – набор таких же, и даже
более увлекательных, мог запросто придумать рядовой христианин. 1Кор14:5: «Желаю, чтобы
вы все говорили языками; но лучше, чтобы вы пророчествовали…» - Павел согласен с тем, что
христиане сами придумывают пророчества, и призывает их к этому. Кстати, низкий статус
пророчеств характерен для мистерий: в них все посвященные рассматриваются как обладающие
даром пророчествования.
Вряд ли кто-то будет серьезно оспаривать, что здесь мы имеем дело с массовым экстазом и
вызванными им галлюцинациями или снами, а не пророчеством. Отметим, что в иудаизме
пророчество обращено к людям и, соответственно, не излагается на непонятных языках
(бормотанием), что было так популярно у (притворявшихся) ранних христиан. 1Кор14:2-13:
«кто говорит на яыке (бормочет), тот говорит не людям, а Б.… назидает себя…
пророчествующий превосходнее того, кто говорит языками, разве он притом будет и
изъяснять… говорящий на языке, молись о даре истолкования».
Собственно, метод Павла резко отличается от евангельского. Иисус учил, «как власть
имеющий» - то есть, декларативно, без ссылок на авторитетных учителей и обоснований из
Писания. Павел же не объявляет доктринальные тезисы, но пытается обосновать их. Безусловно,
он бы прибег к методу Иисуса, если бы знал его. До появления Евангелий в греческой культуре
такой метод был невозможен.
Павел использует в посланиях стиль, отличный от обычного в иудейской традиции. Он
обращается к конкретной общине. Трудно сказать, является ли этот стиль функциональным
(Павел писал именно письма) или подражанием театрализованным представлениям в греческой
культуре.
Многочисленные противоречия у Павла, доходящие до абсурда и вызванные, в лучшем случае,
невнимательностью, делают сомнительными любые попытки обнаружить у него целостную
теологию. Практически любое воззрение, приписываемое Павлу, можно опровергнуть его же
собственным тезисом. Апологеты создали эвфемизм: Павел был миссионером, а не теологом.
443
Совсем не теологом, добавим мы. Что, впрочем, не помешало церкви активно использовать
Павла для построения традиции.
Если прото-Матфея и, с большей натяжкой, другие Евангелия вполне можно совместить с
иудаизмом, то многие высказывания Павла категорически противоречат иудейской доктрине.
Причем, есть как ошибочные попытки трактовать иудаизм, так и прямые заимствования из
языческого мистицизма. Попытки Davies, Klausner и др. разглядеть фарисейские тезисы у Павла
настолько натянуты, что такими методами можно связать что угодно с чем угодно.
Если в Евангелиях еще можно рассмотреть черты основанного на Библии морализаторства, и по
этому стилю считать Иисуса haggadic rabbi, то у Павла с любой натяжкой отсутствуют какие-
либо следы стандартных методов раввинистической интерпретации Писании: будь-то
аллегорического, буквального, мистического или корсс-контекстного анализа.
Павел едва ли считал себя иудейским сектантом. Матфей и Иаков, похоже, считали
христианство правильным иудаизмом. С их точки зрения, иудеи должны были принять Иисуса,
а язычники – обратиться к иудаизму. Павел же привлекал прозелитов в совершенно отдельную
религию, практически без надежной связи с иудаизмом.
Его восхваление иудеев в Римлянам носит сугубо конъюнктурный характер. В других местах он
постоянно пишет о христианах как таковых, об их превосходстве над всеми прочими. Вне
сомнения, пытаясь обратить иудеев, Павел говорил то, что им хотелось услышать. Язычникам
он то же самое повторить уже не мог.
Упоминания Павла о том, что он соблюдает Закон, наверняка неправдивы. Живя среди
язычников, он реально не мог его блюсти. Здесь и вопросы субботы, и чистоты, и кашрута.
Никакой технически доступной возможности исполнять эти правила у Павла не было.
В своей теологии Павел отказался от множества основополагающих аспектов иудаизма.
Практически все тезисы Павла ближе к той или иной из языческих религий, чем к иудейской.
Трудно назвать, что Павел сохранил от иудаизма. В некоторых случаях, оставляя схожие
термины или концепции, он полностью меняет их содержание.
Павел, похоже, порвал связи с Иудеей и тамошними христианами. Обращение к язычникам он
считал настолько отдельной миссией, что фактически не признавал единства своей и
иерусалимской церквей. У них было различное руководство, тексты, теология, вера и практика.
Epiphanius в Against Heresies30:16 упоминает представление эбионитов о Павле: он был греком;
придя в Иерусалим, хотел жениться на дочери священника, для чего перешел в иудаизм и
сделал обрезание. Когда ему было отказано в женитьбе, он стал выступать против Закона. Такое
объяснение хорошо согласуется с поведением и учением Павла, однако есть одна
подозрительная деталь. Теоретически, прозелит (как Павел) мог жениться только на
обращенной или незаконнорожденной женщине. Т.е., обращение в иудаизм было заведомо
бесполезно для его стремления жениться на дочери священника. Разве что ему не объяснили
этой нормы Закона, или она тогда не соблюдалась строго.
В нескольких местах Деяний и Посланий Павел называет себя фарисеем и послушным Закону
иудеем, но это отнюдь не гарантирует достоверности данного тезиса, прежде всего в силу
низкой надежности самого текста Деяний. К тому же, в тот период Павлу достаточно было
родиться иудеем, чтобы так себя называть. Это отнюдь не означает его реальной
приверженности иудаизму как религии. На самом деле, Павел как раз отрицал Закон.
Совершенно некорректно считать Павла ортодоксальным иудеем.
Знание Павлом иудаизма также было совершенно минимальным. Он цитирует Писание с
многочисленными ошибками и, зачастую, откровенно не понимая смысла. Похоже, Павел берет
цитаты Библии даже не из Септуагинты, а из какого-то странного перевода, весьма
напоминающего плохой конспект. Явной ложью выглядит Гал1:14: «Я продвинулся в изучении
иудаизма далее многих моих ровесников».
Характерная ошибка Павла: он постоянно обвиняет иудеев в легализме. Причем, речь явно идет
не о тонкостях толкования Писания, изложенных в виде halackot – мнений раввинов, имеющих
силу закона. Павел просто пользуется неверным переводом: в Септуагинте «Тора» переведено
как «Закон», вместо «Учение». Интересно, что Павел был настолько далек от иудейской
культуры, что даже не знал о наверняка имевшей место критике этой ошибки раввинами.
Представляется очевидным, что Павел, будучи иудеем, вырос в греческой культуре Тарса, и его
религиозно-философские взгляды представляли собой смесь греческой философии, мистицизма
и восточных культов. Для того периода это было вполне естественно: распространение знаний о
других религиях, легкая ассимиляция чужих культов в рамках языческого пантеона, довольно
универсальная трактовка различных религий греческими философами привели к созданию в
444
неподготовленных умах религиозного коктейля. Именно эту смесь принял в качестве своей
веры и стал проповедовать Павел.
Интересно, что, вероятно, Павел в своем незнании Писания контрастировал с жителями Иудеи.
При Саломее была введена система всеобщего образования иудейских мальчиков. По разным
сведениям, они начинали учить Писание в 5, 7 или, по крайней мере, не позднее 13 лет.
Павел же родился в Киликии, и вполне мог такого образования не получить (хотя был наслышан
об эллинских концепциях – Тарс был одним из центров греческой культуры). Поэтому ему
трудно было бы проповедовать искаженные выдержки из Септуагинты жителям Иудеи. Даже
если для языческой аудитории требовался греческий перевод (хотя Павел употреблял его и при
обращении к иудеям), Павел не мог не видеть его существенные расхождения с оригиналом.
Наиболее естественное объяснение заключается в том, что Павел не читал Писания на иврите.
Представляется совершенно невероятным утверждение Деяния о близости Павла к
первосвященнику (хотя он мог быть одним из многочисленных работников). Например, Павел
практически не знаком с иудаизмом, цитирует Писание, искаженное даже в сравнении с
греческим переводом. Почти наверняка автор просто стремился представить Павла
высокопоставленным у оппонента лицом. Если даже он принимают новую веру, то тем более
это должны делать рядовые граждане. Такой прием для поднятия авторитета довольно
распространен и встречается, например, в Талмуде, где раввины часто дают советы римским
императорам.
Действительно, Павел был в общих чертах знаком с методами раввинистического
доказательства. Так, в обоснование своего права жить на средства, собираемые общинами,
Павел цитирует Втор25:4: «Не заграждай рта у вола молотящего». Такая аналогия едва ли
применялась греческими философами, поскольку, в отличие от иудеев, у них не было
абсолютно авторитетного текста большого объема, из которого они могли бы «выуживать»
необходимые цитаты.
Знакомство с этим приемом ничего не говорит об образованности Павла. Во-первых, это один
из нескольких основных способов доказательства в иудаизме. Павел его не мог не знать даже
при минимальном общении с раввинами. Наверняка этот способ в дискуссиях применяли
против него самого. Во-вторых, даже его Павел применяет редко и, зачастую, на ошибочном
греческом переводе. В-третьих, он апеллирует к Второзаконию довольно неквалифицированно.
Любой раввин тут же противопоставил бы ему одну из нескольких цитат, регламентирующих
получение средств священнослужителями (десятина, часть пожертвований), запрещающих
требовать сверх определенного Торой, обязывающих всех, непосредственно не занятых
службой в Храме, трудиться для пропитания. В силу этих причин раввины в древности,
согласно традиции, сами работали, а не получали средства от общин.
Важно и другое. В контексте современного критического анализа доводы (ссылки) Павла не
могут восприниматься серьезно, это больше похоже на жонглирование словами. С сегодняшней
точки зрения, важные положения его учения становятся совершенно не обоснованными.
Для Павла характерно специфическое отношение к Закону: он устарел и не обеспечивает
спасения, которое достигается только верой. Несколько курьезно, Schweitzer протестует против
такого толкования. По его мнению, общность с Иисусом достигается обрядом крещения, во
время которого обращаемый проходит через смерть и воскрешение вместе с Иисусом. Однако,
вера является необходимым условием такого крещения, т.к. иначе нет смысла желать
воскрешения с Иисусом.Эвхарист, кстати, трактуется как обещание участия в царстве небесном
после прихода Мессии. При всей очевидной необоснованности, этот подход выявляет
тенденцию приписывать Павлу весьма изощренные теологические построения вместо
признания сумбурности его тезисов.
Нам представляются необоснованными попытки апологетов связать спасение верой с
иудейскими апокалиптическими тезисами, в первую очередь 2Ездра. Типичный тезис,
2Ездра9:36-37: «Ибо мы, которые получили Закон и согрешили, пропадем… но Закон не
прейдет, а останется в своей славе». Естественно, речь о том, что получение Закона не обещает
спасения, но спасение обеспечивается только следованием ему.
Павел же заимствует пессимизм о крайней редкости безгрешного соблюдения Закона. И отсюда
уже квантовым скачком переходит к выводу о бесполезности Закона для спасения. А затем – о
возможности спасения другим путем (не Закона, а веры). Никаких оснований для последних
двух тезисов в самой сомнительной иудейской мифологии нет. Тексты типа 4Ездра трудно
отнести даже к малоавторитетным, но и они не называют Закон устаревшим. И, конечно,
существует изрядная разница между ортодоксальным иудаизмом и учениями сектантов. Многие
445
христиане воспротивились бы анализу их религии на базе библии мормонов, послания Пилата и
даже некоторых папских энциклик.
Не следует упускать из виду эллинизации иудейской псевдоэпиграфии и, до некоторого
предела, традиции. Но, для целей настоящей дискуссии, я не рассматриваю все концепции
псевдоэпиграфии как иудаизм. Напротив, ее авторы являлись такими же сектантами, как и
христиане. Если это и представляется некоторой натяжкой, то уж, во всяком случае, они
толковали иудаизм более чем свободно.
В два столетия до Иисуса иудейская мифология (включая апокалиптические тексты и
сектантскую теософию) сильно отошла от Торы и впитала в себя многие эллинизмы. Иудейская
мифология и греческая теософия были настолько похожи, что их некоторые тонкие различия
просто не отразились у Павла.
Правильно задать другой вопрос: насколько иудейскими являются Енох, Барух, 2Ездра? Ответ
однозначен: в них чуть ли не больше заимствований из греческой теософии и отдельных
эпизодов восточных культов, чем связи с Торой. По крайней мере, в той их части, что описывает
эсхатологию.
Влияние философии на иудейскую традицию оставалось ограниченным. Характерным
примером выступает Фило Александрийский: он любыми путями пытался изложить греческую
философию в рамках иудейской теологии. Однако он именно толковал, а не создавал новые
теологические конструкции. Напротив, Павел, имея крайне общее представление о религии, не
мог предлагать тонкие толкования, и вынужден был изобретать (или приспосабливать, меняя их
смысл) новые экстравагантные теологические конструкции.
Отрицая Закон (проповедь которого отвернула бы от Павла язычников), Павел вынужден хоть
как-то регулировать конгрегации. Как видно из Посланий, в них процветают все возможные
нарушения обычной морали, которых он перечисляет не менее двух десятков. Соответственно,
вместо Закона Павел пытается ввести новые ограничения: разврата, поедания языческих жертв,
гомосексуализма, воровства, сплетен и многих других. Эти этические правила не подкреплены
авторитетом, ссылками на Писание и вообще никак не обоснованы, даже не связаны со
спасением. Они прямо противоречат даже позиции апостолов в лояльной к Павлу части Деяний,
15:20.
Павел вряд ли осознал, что невозможно оставить массы людей без авторитетных (или
принудительных) правил. Тот факт, что некоторые люди сами являются носителями норм
морали, никак не влияет на необходимость их формализации для большинства.
«Закон Христа» является всего лишь переопределением термина, не имеющим ничего общего с
halakot (которые, действительно, составлялась несколько по-разному теми или иными
раввинами). Этот «закон» не содержит многих практических норм морали, включает в себя ряд
традиционных иудейских этических норм – и все. Он не может регулировать поведение. То
есть, он не является законом в нормальном понимании этого слова. Более того, этого «закона»
никто не знает: Павел и все евангелисты приводят его в изрядно различных редакциях, и уже в
момент возникновения этих редакций не было известно, что в них (если вообще что-то)
является аутентичным.
В раввинистическом иудаизме, действительно, существует концепция натуральных норм
морали, применимых и для язычников. Но Павел не заимствовал оттуда. Во-первых, самые
ранние датировки derek ‘eretz восходят, по-видимому, не ранее чем к концу 1в. Вероятно, это
связано с победой фарисеев и попыткой увеличить обращение в иудаизм. Во-вторых,
технически, те, кто исполняет эти нормы, не становятся иудеями (входя в институт
богобоязненных). В-третьих, основной нормой был запрет идолопоклонства (в том числе
неучастие в языческих обрядах) – весьма вялый у Павла. Также у Павла отсутствуют
раввинистические указания о чистоте, личной жизни и др. Структура изложения Павла,
различие перечня грехов в разных местах, отсутствие специфичных для иудаизма грехов делают
сомнительными попытки установить связь его норм морали с derek ‘eretz. Перечень этических
норм Павла мог быть легко придуман им самим, в нем нет ничего настолько сложного или
необычного, что могло бы быть заимствованием.
Доказывая использование Павлом иудейских текстов, трудно объяснить, почему он цитировал
только названия грехов, зачастую перечисляя грехи суммарно, без сентенций по поводу каждого
греха, присущих источникам.
Знакомство Павла с религиями и философией было весьма поверхностным. Таким, какого
можно ожидать от человека, который жил в греческих культурных центрах, о многих учениях
был наслышан, но никакое подробно не изучал. В пользу последнего довода свидетельствует и
446
то, что в те времена обучение было довольно медленным, и легко могло продолжаться 10-20
лет. Нет никаких свидетельств того, что Павел уделил одному из учений хотя бы несколько лет
– за исключением, возможно, иудаизма в молодости. От которого он затем весьма далеко
отошел.
Он родился в Тирсе, одном из центров поклонения Митре, жил в Эфесе (божество Аттис),
Антиохии (Адонис), Коринфе (Дионисий). Павел использует термины, типичные для язычества:
дух, слово и другие. 1Кор4:1: название «служители мистерий» принято у язычников. Весьма
напоминает Сократа 1Кор8:2: «Каждый, кто утверждает, что знает что-то, еще не имеет
настоящего знания». 1Кор13:12: «тогда мы увидим лицом к лицу»: формулировка платонистов,
а не иудаизма, который прямо устанавливает невозможность видеть лицо Б. даже для Моисея.
Рим8:3: «Сын в подобии греховной плоти»: типично гностическая формулировка, объясняющая
воплощение чистого духа – Иисуса – в греховном теле, противоречит, в том числе, и церковной
традиции. 2Кор3:18: христиане могут быть подобны Иисусу, хотя в иудаизме человек может
лишь стремиться приблизиться к Б. Павел часто использует метод доказательства, присущий
софистам (например, Гал2:15-17), когда формальная неопределенность термина используется
для расширения его значения. Такое расширенное значение вступает в противоречие со здравым
смыслом и используется для опровержения первоначального тезиса. Этот способ доказательства
постоянно присутствует у Павла. Но это очень простой способ для софистов. Павел явно не
знаком глубоко с их методами. В целом, «спорящий» стиль Павла типичен для философских
рассуждений, а не для религиозных текстов. В той культуре люди были привычны и относились
толерантно к присутствию множества божеств; не было задачи обосновать приоритет своего
божества или, тем более, доказать его историчность.
Иной пример ущербной логики Павла, который применяет изначально неверную посылку,
Гал3:2: «Получили ли вы духа делами закона или веря услышанному?» Иначе говоря, поскольку
дух обретается верой, то соблюдение Закона не требуется. Но Павел исходит из заведомо
ошибочной посылки, что каждый из новообращенных язычников обрел святой дух.
Весьма интересно – и вполне может быть предметом объемного исследования – употребление
Павлом и вообще ранними христианами слова «аминь». Как принято считать, оно произошло от
неизвестного индо-европейского корня. В индуизме он стал словом Om – священным,
непроизносимым звуком. Похоже, что этот звук попал к грекам от египтян, которые оканчивали
им молитвы; причем, он трансформировался в amen. Последнее слово было, скорее,
музыкальным звуком, применявшимся в литургиях (или медитациях). Аналогично, например,
египетские жрецы проговаривали гласные буквы священного имени – интересно, что в
иудаизме, напротив, пишутся только согласные буквы имени. Представляется, что греческое
значение этого слова было подобрано искусственно, с тем, чтобы обосновать его – уже
сложившееся – употребление.
Безусловно, литургическое amen проникло и в иудаизм. Оно встречается – особенно начиная со
2-3в.в. Но ничто не указывает на его активное употребление в 1в. Павел же использует его
практически повсюду.
Весьма веротяно, что amen был принят у иудейских сектантов. Но Павел себя таковым не
считает, настаивая, напротив, на своей ортодоксальности – «фарисей, сын фарисея». Тогда
вошедшее в привычку употребление amen могло быть заимствовано Павлом только у греков.
Отсюда видна степень влияния эллинизма на доктрину Павла, если даже греческая литургия
была ему привычна до такой степени, что он просто не замечает, как использует ее черты.
Пропагандируя мистическое равенство во Христе, Павел на деле закладывал основы церковной
иерархии. Он не только активно боролся за лидерство сам, но и насаждал в качестве глав общин
своих учеников. Он активно боролся с независимыми, хотя, видимо, вполне христианскими
проповедниками, как Аполлос, хотя, будучи оппортунистом, избегал прямого конфликта при
невозможности победить. Он настаивал на разделении ролей внутри общин, подчинении и
вообще всяческой организации, авторитете своем, своих приближенных и руководителей
общин. Немалое внимание уделял он и финансовым вопросам, в том числе прямо упоминая
право администрации жить за счет общины.
Павел был, прежде всего администратором церкви, и адаптировал эллинизмы к сиюминутным
потребностям развития церкви. Именно этим, по-видимому, объясняется его концепция
спасения и знания верой. Это резкое выхолащивание мистицизма, который в этом контексте
требует посвящения, инициации. В самом общем смысле, Павел может быть прав: истинная
вера автоматически означает посвящение. Но Павел подменяет понятия, он говорит о
поверхностной вере, фактически, только о декларации веры, о внешнем обращении.
447
Тем самым он предложил очень простой путь к вечной жизни: без обрядов, без
жертвоприношений, без усилий – только декларацией. Причем, христианство обеспечивало не
сомнительную (неизвестно, куда) реинкарнацию, не суд, не чистилище, а гарантированную
вечную жизнь. Конечно, этот простой путь оказался для многих привлекательным. Отметим,
что по нему не пошли иудеи, несмотря на технически очень сложную религию, и, в сравнении с
ней, внешнюю (поверхностную) привлекательность христианства.
Позже этот метод применил ислам уже к самому христианству. Когда христианские обряды и
требования стали непомерно обременительными, ислам предложил гарантированное спасение
просто декларацией «Аллах велик». Как и в христианстве, ислам содержал формальные
требования (пять основ), но проповедники (как и в христианстве после 4в. – с доводами силы)
настаивали только на обращении. И целые христианские территории стали переходить в ислам,
вызвав необходимость крестовых походов и инквизиции.
В примечательном цикле, позднее интерпретация ислама тоже стала довольно сложной, и
требовала многочисленных особенностей поведения, чтобы попасть в рай. Когда религии
ослабли в 20в., они вновь обратились к упрощению требований и доктрине спасения
декларацией веры.
Павел был, прежде всего, гностиком – хотя, видимо, весьма мирским и, похоже,
поверхностным. Клемент и другие критиковали Павла за гностицизм и раскол петровского
христианства
1Кор8:10: «ты, имея знание…» - Павел говорит именно о γνώσις (gnosis), но при переводе это
скрывается.
Рим8:10: «Христос в вас», 1Кор6:17: «соединяющийся с Господом есть один дух (с Господом)».-
вполне достаточное доказательство гностицизма Павла. Уже эти тезисы делают теософию
Павла несовместимой с иудаизмом.
Он упоминает о христианах как о людях духовных, πνευματικός (pneumatikos) – типично
гностический термин, взаимозаменяемый с γνωστικός (gnostikos).
2Кор12:2: «Знаю человека во Христе, который назад тому четырнадцать лет… был вознесен на
третье небо…» Концепция нескольких небес характерна для гностиков, хотя, конечно, не только
для них. Похожая концепция сфер была внесена в раввинистический иудаизм позднее, при
попытке его гармонизации с греческой философией. Однако сходство чисто внешнее. У
Аристотеля сферы – прежде всего, астрономические объекты. К ним привязаны звезды и
планеты. Для гностиков небеса – духовное состояние, место пребывания соответственно все
более чистого духа. Иудейская традиция в итоге переработала обе эти концепции и стала ближе
к гностической. Небеса стали квази-физическими объектами, местом обитания тех или иных
существ. Hagigah12 перечисляет множество обитателей Arabot, высшей сферы.
Кстати, христианские теологи предпочитают усматривать в 2Кор12:2 духовный опыт самого
Павла. Конечно, это неплохо подтверждало бы версию о полученном им откровении. Но Павел
подозрительно подчеркнуто избегает отождествлять себя с этим человеком, хотя такой
авторитет был бы для него весьма важен. Почему? Ответ может лежать на поверхности.
Гностики весьма подробно описывали путешествия по небесам, и Павел был не готов к
дискуссии. Его легко могли уличить в несоответствии его рассказа принятой версии. Поэтому
ему оставалось говорить в третьем лице, лишь намекая, что речь идет о нем самом. Тем самым
он всегда оставлял себе лазейку уйти от спора о деталях, которых он не знал. Впрочем, он мог и
впрямь описывать видение другого человека. А гордился тем, что его знакомый христианин
испытал то, что соответствует у гностиков переживанию посвященного в мистерии.
Многие концепции Павла в отношении строительства церкви применимы только к узкому кругу
посвященных, будучи совершенно неприемлемы для массовой религии. Важнейшими из них
являются отсутствие свободы воли в грехе, приоритет веры на делами. Будучи примененными к
широкому кругу, эти доктрины формулируют безнаказанность и своего рода богоданность зла и
пренебрежение добром. В то же время, несколько глкбоко верующих людей, собравшихся в
общине, наверняка не намереваются грешить и склонны помогать ближнему – с которым они
имеют общие взгляды и - весьма возможно - имущество.
Павел безнадежно пытается совместить иудаизм и гностицизм. В силу своей крайне слабой
теологической подготовки, он не видит заведомой тщетности объединения борьбы добра и зла и
монотеизма, стремления достичь божественной сущности и монотеистического разделения Б. и
человека.
448
Тот факт, что Павел прямо не говорит о божественности людей, является минимальной
уступкой иудаизму, принятому Павлом в качестве основы. В то же время, Павел неоднократно
приписывает христианам не только сверхъестественные свойства (знание всех языков,
пророчества), но и привилегии (они выше Закона, им обеспечено спасение и т.п.)
Дискуссии в этом контексте об иудейском мистицизме (например, каббале) являются не более
чем подменой понятий. Иудейский мистицизм – поиск скрытого смысла Торы, а не то, что
типично понимают под мистицизмом: единство человека с божественным. Даже в крайних
проявлениях, каббала - не совсем то же самое, что поиск такого единства.
В любом случае, в период зарождения христианства не существовало более или менее
открытого (известного) типично иудейского учения, аналогичного гностическим
заимствованиям Павла. Попытки датировать каббалу ранее чем 11в. не слишком убедительны.
Павел, несомненно, испытывал сильное влияние греческого мистицизма. Кол4:3:
«проповедовать мистерию Христа». Кол1:16: «в Нем все». Кол1:27: «мистерия же та, что
Христос в вас». То есть, мистическое единство христиан с Иисусом, аналогично нахождению
духа в людях.
Именно Павел внес в христианство ряд концепций мистицизма: возможность несоблюдения
Закона, поскольку истинным носителем закона является посвященный; концепцию духовного
воскрешения и многие другие, описанные в анализе текста. Впрочем, его понимание
мистицизма было, вероятно, сугубо умственным, не духовным (иначе, откуда бы такая
административная суетливость?): Павел знал концепции, но применял их довольно грубо, не к
месту. Например, он сетует, что не может говорить с новообращенными христианами, как с
посвященными. Невозможность проповеди тайных мистерий пастве в целом очевидна для
любого мастера мистерий, которые никогда и не пытались обращаться к пастве на таком уровне,
а использовали для них внешние обряды. Довольно обычна ситуация, когда человек,
поверхностно знакомый с мистическим учением, настолько восторгается им, что бросается его
проповедовать.
Именно поэтому Павла крайне раздражали придерживающиеся иудаизма: они традиционно
настаивали на буквальном соблюдении населением Торы. Он же, хотя и указывал, что
проповедует мудрость только совершенным, предлагал применить эту мудрость (осознанное
следование Торе без соблюдения Закона) толпе.
Моральность человека у Павла базируется не на Законе, но на святом духе. Последнее типично
для мистиков, которые считали, что посвященный является воплощением этических норм и не
нуждается во внешнем регулировании. Дух в иудаизме не может заменять Тору хотя бы потому,
что, согласно традиции, она есть воплощение самого духа (или Мудрости). В иудаизме
концепция, скорее, обратная: ниспослание духа (в том числе в мессианскую эру) является
следствием (а не причиной) соблюдения этических норм.
Уточним, что под мистицизмом тогда понимался не только специфический тип религии, но и
раздел философии, который сегодня относится, скорее, к теософии. Например, существовала
легенда о том, что Аристотель преподавал своему ученику, Александру Македонскому, тайную
(устную) часть своих теорий о метафизике.
Из критиков очевидной связи Павла с мистицизмом наиболее полный список доводов приводит
Davies. Рассмотрим их.
Наша информация об обрядах мистиков (включая крещение и эвхарист) датирована периодом
уже после возникновения христианства. Но «Метаморфозы» Апулея написаны во 2в. – когда
канонические Евангелия еще активно редактировались. Сюжет «Вакхов», Пифагор, элисинские
обряды, основные концепции гностических евангелий – все они датируются ранее
возникновения канона.
До конца 2в. христианские авторы молчат о мистериях. Конечно, это не так, что Davies тут же и
признает. Утверждая, впрочем, что мученик Юстин, Игнатий и Didache не являются весомыми
источниками. Не только такое мнение противоречит (особенно в отношении Юстина) обычной
позиции христианских теологов, оно лишено смысла само по себе. Ведь для нас важен не
авторитет тех или иных авторов (как Юстин), а сам факт того, что они упоминают мистерии как
известное им явление.
У Павла единство с Иисусом означало принадлежность к конгрегации, а не к мировому духу. Но
это как раз то, что требуется (и невозможно) доказать для опровержения мистицизма Павла.
Общность христиан с Иисусом естественно укладывается в гностическую доктрину единства
духа. Тот факт, что Павел говорит обо всех христианах, а не индивидуально о каждом
посвященном, является натуральным следствием превращения им мистицизма в
449
организованную (массовую) религию, где посвященными он считает всех верующих. Зачатки
такой метаморфозы мы видим уже у гностиков, где все члены секты рассматриваются как
посвященные (просто в силу совершения обряда).
Общность с Иисусом не была для Павла посвящением в божественное. Но переход к такой
общности означает изменение состояния верующего – на какое же, если не божественное?
Рим5:1-3: «мы имеем мир с Б. через Господа нашего Иисуса Христа, через которого получили
мы доступ к той благодати…» Конечно, Павел обращается ко множеству людей, поэтому он
испытывает определенные ограничения. Мистикам легко назвать немногочисленных
посвященных божественными. Павел же, с позиции минимального здравого смысла, не может
назвать божественными всех христиан. Это лишь адаптация доктрины мистицизма к реалиям
деятельности Павла, а не новая доктрина. Отметим, что и секты гностиков-христиан, по-
видимому, не рассматривали своих членов как божественных существ. То есть, шла адаптация к
условиям массовой религии.
У Павла верующий сохранял свою индивидуальность, несмотря на общность с Иисусом.
Забавно, что цитируемый Гал2:20 доказывает строго обратное: «И уже не я живу, но живет во
мне Христос».
Павел описывает исторического Иисуса, а не мифического Дионисия или Озириса. Во-первых,
нет абсолютно никаких достоверных следов того, что Павел рассматривал Иисуса как реального
человека, жившего всего несколько лет назад. Он не общался с учениками, слушателями
Иисуса, с его семьей. Во-вторых, для греков и египтян Дионисий и Озирис, соответственно,
были отнюдь не мифическими фигурами. Наверняка высказывание об их вымышленности было
бы воспринято как богохульство.
Павел не проповедовал мистические смерть и воскресение. Рим6:8: «Если же мы умерли со
Христом, то веруем, что и жить будем с Ним…» Если здесь не мистерия, то весьма глубокая
аллегория. По крайней мере, Павел не воспринимал распятие и воскрешение как сугубо
материальный процесс, и считал, что верующие могут повторить его или принять в нем участие.
Вопрос вкуса, понимал ли он воскрешение как процесс обращения или считал обращение
аллегорией воскрешения. Это настолько похоже на мистицизм, насколько позволяют
ограничения, вызванные желанием Павла создать новую религию, причем на основе иудаизма, а
не еще одну мистическую секту.
Озирис не принес искупления грехов. Но Озирис символизирует зиму и лето, сев (христианская
метафора: смерть зерна-Иисуса для урожая - обращения в христианство) и урожай, смерть и
воскресение. Иисус принес не прощение грехов само по себе, но искупление для воскресения к
новой жизни. Полная аналогия с Озирисом, с поправкой на иудейскую концепцию искупления
грехов раскаянием и жертвой.
Последователи Озириса больше внимания обращали на его эзотерические действия. Но разве
Иисусу в Евангелиях приписано мало чудес? И разве Иоанн не утверждает, что целью чудес
Иисуса было доказать его сверхъестественное происхождение? Что же касается Дионисия, то он
тоже принес новое учение.
Для Павла посвящение есть результат веры, а не обрядов (крещения или эвхариста). Но и
мистики рассматривали их только как обряды. Не случайно элисинское крещение (смывание
грехов и посвящение) было театрализованным массовым зрелищем. Даже в более раннем и
строгом египетском варианте только подготовленный человек (полный аналог верующего)
допускался к обряду. Отметим, что в современном христианстве приобщение к церкви
происходит вследствие исполнения обряда, а не веры (какая вера у младенца?)
Обряд посвящения в христианстве отличается от употреблявшихся в мистериях. Но христиане
были заинтересованы в том, чтобы установить определенное различие. Погружение в воду для
очищения от грехов и эвхарист использовались в обоих случаях. Кроме того, христиане были
ограничены в размахе ритуалов отсутствием у них храмов – которые имелись у иерофантов
мистерий. Также, обращение в христианство носило массовый характер, что сделало бы
применение длительных индивидуальных обрядов мистерий непрактичным. Кстати,
приспособление мистерий к массовости не было изобретением христиан. Еще Фило осуждал
мистерии на том основании, что, если они верны, то скрывают за тайной то, что принесло бы
пользу всем людям.
Мистерии были тайным учением, христианство – миссионерским. Во-первых, из тайного учения
в Египте мистицизм в Греции стал довольно открытым: с театрализованными представлениями,
теологическими спекуляциями, множеством учеников и посвященных. В гностических сектах
мистерии излагались уже в виде притч (причем довольно простых) и записывались. Тем самым
аудитория была весьма расширена. Церковь же лишь сделала следующий логичный шаг, открыв
доступ к учению всем желающим, и даже навязывая его. Павел имел и некое тайное учение,
450
1Кор2:6: «Мудрость же мы проповедуем между совершенными…», 1Кор2:15: «духовный судит
обо всем, а о нем судить никто не может», 1Кор3:1-3: «И я не мог говорить с вами, братия, как с
духовными, но… как с младенцами во Христе. Я кормил вас молоком, а не пищею, ибо вы были
еще не в силах, да и теперь не в силах, потому что вы еще плотские». Возможно, процесс
выхолащивания идеи с одновременным расширением ее аудитории типичен для истории.
Упрощение натурально делает учение более доступным.
Павел, конечно же, не был стоиком. Его основная связь со стоицизмом – утверждение
последнего, что вся вселенная является одной сущностью в различных формах. Прежде всего,
это означало бы единство всех людей с Иисусом, независимо от знания и веры. Конечно, такая
позиция несовместима с задачами церкви. Тогда деятельность церкви состояла бы в том, чтобы
помочь людям осознать и без того существующее единство – скорее, философское занятие, и,
видимо, не влияющее на спасение. Действительно, так ли важно верить в того, с кем ты и так
един?
В отличие от стоиков, Павел утверждает, что единение с Иисусом не является изначальным, а
достигается верой. Философия всепроникающего духа и пребывания всего в Иисусе (Кол1:16)
заимствована Павлом, скорее, в форме мистицизма. Вообще говоря, при эклектичности
теологии Павла, в ней есть следы чего угодно, но все эти заимствования неполны и
противоречивы.
Хотя Юстин относит веры в конец мира в огне к убеждениям стоиков, апокалиптическая
доктрина была весьма распространена, и принятие ее Павлом нельзя оождествлять с близостью
его взглядов к стоикам.
С другой стороны, Павел не мог не быть наслышан стоиков. Несомненно, они оказали влияние
на его несформировавшиеся взгляды, хотя, вероятно, и через призму мистицизма. Кстати,
отсюда может проистекать то, что Павел называет себя фарисеем: как утверждает Флавий, они
были близки к стоикам. Павел мог в пропагандистских целях отождествлять себя с очень
популярными тогда стоиками и, соответственно, с фарисеями.
Склоняясь к гностицизму, Павел вынужден противопоставлять дух и тело. Конечно, в Писании
много сказано о неправильности чисто мирского пути. Но его противоположность – путь Торы,
соблюдение заповедей, праведный образ жизни. Ничто из этого не подразумевает отказа от тела,
но некоторые реальные (приемлемые, практически реализуемые) ограничения телесных
побуждений. Такие ограничения устанавливаются законодательством в самом секулярном
обществе. То есть, в иудаизме установлен не отказ от мира (как у Павла), не борьба с ним (как в
гностицизме), а полноценная жизнь в мире (согласно заповедям).
Противопоставления духа и тела в Писании относятся к двум сущностям, различным в
пространстве, а не аналогичны дуализму, где дух и тело сосуществуют в одном месте в одно
время. Например, Ис31:3: «Египтяне – люди, а не Б.; их лошади – тело, а не дух. Когда Господь
прострет Свою десницу… они все вместе погибнут». Исаия совершенно конкретен: мирское
(люди, лошади) есть тела, Б. описывается как дух. Здесь описаны две сущности, а не дуализм
одного существа. H.W.Robinson отмечает множество совершенно аналогичных описаний в
Библии иудаистской концепции «тела – духа».
Позднее в иудейской культуре появились рассуждения о телесном и духовном. Это были всего
лишь аллегории (жизнь без Закона – жизнь по Закону), лишенные самостоятельного
теологического содержания.
Концепция духа у Павла (все христиане едины в духе) несколько отличается от мистической
(познание духа индивидуально). Но не так уже и отличатся. Всепроникающий единый дух
стоиков, приобщение всех посвященных к божественному духу у мистиков, обретение святого
духа чуть ли не всеми членами секты у гностиков – элементы этих концепций четко
прослеживаются у Павла. В любом случае, «общий дух» Павла дальше всего от духа Б.
иудаизма, который не только индивидуален, не только исключительно редок, но и его
ниспослание мало зависит от поисков или добродетельности самого человека (но от воли Б.) Не
следует смешивать определенные требования, предъявляемые к народу Израиля в целом
(пребывание в Иудее, отсутствие чрезмерных грехов) для получения откровения, и
достаточность декларируемого принятия христианства для ниспослания откровения всей
конгрегации христиан.
Несмотря на попытки доказать обратное, Павел говорит о духе, проявления которого примерно
соответствуют ruah, а не Shekinah (Присутствие Б.) Последний термин удобен для христиан тем,
что Shekinah пребывает на определенной территории (Храм или Святая Святых, в этом
451
контексте), что позволяет провести аналогию с конгрегацией. В отличие от ruah, который может
быть ниспослан только на индивидуума (кроме, возможного, мессианской эры, когда он будет
присущ всему Израилю). Но именно ruah связан со внешними проявлениями, в частности,
откровениями – которые Павел объясняет присутствием святого духа. В общем виде, Shekinah
пассивен по отношению к человеку, ruah – активен (непосредственно вызывает действия).
В остальном упоминаемый Павлом дух, pneuma, имеет мало общего с ruah. Он доступен всем
христианам, они в духе и дух в них. Он пронизывает весь мир. Он может быть
персонифицирован (в Иисусе). Это лишь некоторые наиболее явные отличия от ruah, который
недостижим для обычного человека, нисходит на пророков на краткое время, является
эманацией Б. (или Его волей, или ощущением пророков), не пронизывает мир и не допускает
пребывания в себе.
Трудно однозначно определить истоки либерального обращения Павла с духом. Возможно,
здесь отражение гностицизма, где каждый может обрести единство с духом путем познания (у
Павла, для простоты обращения, - веры). Скорее же, дух в общинах Павла выполнял роль
униформы у почтальонов: позволяя небольшим людям ощущать свое единство, превосходство
(обладатели красивой формы) и без особых усилий приобретать отличительный признак,
обычно добываемый значительными усилиями продолжительное время (сравним с офицерской
формой в армии).
Конечно, раввины были знакомы с греческой культурой. Конечно, они испытывали сильное
влияние греческих доктрин. Конечно, эти доктрины проникли в раввинистические тексты (в
основном, значительно позже Павла). Но разве можно сравнить тщательное «привязывание»
греческой философии к иудаистским доктринам, осуществленное Маймонидом, и
бессмысленное, противоречивое смешение Павла? Пытаться в этой эклектике усмотреть ту или
иную позицию – значит приписывать Павлу критический подход и образованность
современных теологов. Впрочем, это не чересчур для критических христиан: Davies пытается
представить Павла, который не знал даже Септуагинты, как авторитетного раввина.
Когда пророки и псевдоэпиграфия описывали склонность Израиля к греху, речь не шла о
греховности тела и чистоте духа. Более того, постоянно упоминается именно зло в сердце (душе
или намерениях, по контексту). Здесь нет и следа дуализма: израильтяне описываются как злые
и сердцем (душой), и телом (например, «ноги твои спешат ко злу»). Душа и тело могут быть и
злыми, и праведными. Из сердца исходят и добрые помыслы («Возлюби Господа Б. твоего всем
сердцем твоим…»), и злые (Ис13: «их сердца далеки от Меня…») Наличие в иудаизме
концепций тела и души (больше как поэтических аллегорий) не имеет ничего общего с
дуализмом (всегда греховным телом, всегда чистым духом).
В иудаизме и злые, и добрые помыслы исходят от Б. Нет добра (добрых помыслов в духе) от Б.
и зла (в теле) от дьявола. Дуализм, любое разделение на абсолютное добро и абсолютное зло,
невозможно совместить с монотеизмом.
Иудаизм никогда не ставил задачу избавления от злых помыслов (רצי ערה ,yzer ha-ra) но
контроль над ними (следование Закону). Именно в этом, в частности, состоит смысл
формального соблюдения Закона (который не мог понять Павел): ограничение влияния и
реализации злых помыслов. Человек не может избавиться от злых помыслов, но соблюдением
Закона может ограничить их влияние до приемлемого уровня. Это одно из проявлений иудаизма
как практической религии. Павел же (и христиане) считают идеалом уничтожение злых
помыслов вообще (заодно с телом) – что невозможно для живого человека.
Даже в поздней раввинистической дискуссии речь идет о борьбе добрых и злых помыслов в
человеке. И то, и другое – его сущность. У Павла же дух всегда чист, тело всегда греховно, и
человек выбирает, кому из них отдать предпочтение. Похоже, у Павла дух и тело даже не
борются между собой, но человек выбирает, кому из них отдать предпочтение.
С одной стороны, это естественно: дух и тело являются разными сущностями (в отличие от
добрых и злых помыслов в сердце) и не вступают в контакт, необходимый для борьбы. С другой
стороны, «человек выбирающий» между духом и телом не может быть ни тем, ни другим, но
чем-то над ними. Что это за третья сущность (которая может устанавливать приоритет духа или
тела), Павел не проясняет.
Кстати, попытки сказать, что дух контролирует тело, и никакой третьей сущности нет, весьма
ошибочны. Сущность, позволяющая существовать греховному телу – заведомо греховна. Дух
же, декларативно, абсолютно чист, и поэтому не может управлять греховным телом.
Отметим, что именно развитие дуализма завело Павла в тупик необходимости третьей
сущности. Если дуализм изначально говорил о чистом духе и греховном теле, то Павел (не
только он) добавил туда возможность для человека выбрать между ними. Приспособив таким
452
образом возможность осознанного выбора праведности (спасения) к теологии дуализма, Павел
пришел к коллизии: необходимости новой сущности, которая будет осуществлять этот выбор.
Необходимо отметить, что из текстов Павла отнюдь не вытекает его знакомство с Библией,
достаточное, чтобы понять иудейскую концепцию «тела – духа». На самом деле, знание Павлом
теологии было настолько минимальным, что он не мог увидеть тонких деталей, усматриваемых
в его текстах современными исследователями. Апологеты обнаруживают тонкое различие
между Павлом и эллинизмом: у Павла плоть является пристанищем греха, а не собственно
грехом (противоположностью духа). Я не вижу оснований полагать, что Павел считал это
серьезной разницей. Скорее, здесь минимальная адаптация дуализма для отсутствия совсем уж
явных противоречий с иудаизмом. Кроме того, необходимо понимать, что, в отличие от
философов и гностиков, Павел обращался к массам. Внушить им мысль о греховности их
собственного тела (тем более, в греческой культуре, прославлявшей тело) практически
невозможно. Это также вынуждало Павла несколько модифицировать дуализм.
Можно утверждать, что у Павла отсутствует единая концепция «тела – духа». В одних местах
он говорит о плотском и духовном, как сосуществующих ипостасях. В других – что избавление
от плоти и жизнь в духе достигаются только смертью, Фил1:23-24: «Влечет меня то и другое:
имею желание разрешиться и быть со Христом, потому что это несравненно лучше; а оставаться
во плоти нужнее для вас». В третьих – что смерть имеет аллегорическое значение, Рим7:4: «Так
и вы, братья мои, умерли для закона телом Христовым, чтобы принадлежать другому,
воскресшему из мертвых, да приносим плод Б.»
Безусловно, и в иудаизме, и у Павла есть концепция добра и зла, праведности и греха. В таком
общем виде она присутствует, вероятно, в любой культуре. Следует же различать, что добро и
зло означало для иудеев (соответственно, следование заповедям и небрежение ими) и для Павла
(вера в Иисуса и ряд грехов, в основном прямо не связанных с заповедями). Различать
отношение к греховным помыслам у иудеев (контроль их проявлений) и у Павла (нереальная
попытка избавления от них). Различать природу греховных помыслов у иудеев (от Б.) и у Павла
(от дьявола).
Рассуждения Павла могут быть очень отдаленно похожи на 2Барух и 4Ездра, но эта
псевдоэпиграфия сама по себе больше обязана эллинской теологии, гностицизму, иудейской
мифологии, чем иудаизму. Кстати, христиане испытывали бы затруднения, копируя иудейскую
псевдоэпиграфию, часто содержащую резкие анти-языческие заявления. Так, в отличие от
пророков, авторы псевдоэпиграфии типично предсказывали либо уничтожение язычников в
последний день, либо их порабощение Израилем. Трудно предположить, таким образом, чтобы
христиане заимствовали из псевдоэпиграфии. Что же касается ряда близких текстуальных
совпадений, в больших блоках текста, тем более на примерно одинаковые темы, такое
случайное совпадение отнюдь не невероятно.
Павел указывал на спасение группы, которая следует Мессии. Тезис о спасении некоторых
встречается в Дан7: но там не сказано, что исключены из этого числа будут иудеи. Напротив,
сокрушены звери – враждебные царства. Особое положение занимают святые, но не очевидно,
кто имеется в виду. Похоже, не последователи Мессии: святые сидят перед Б. (7:10), а Сын
Человеческий (предположительно, Мессия) появляется позднее (7:13) и отдельно («с
облаками»).
Ис53:11: «Он… оправдает многих, и грехи их на себе понесет». Скорее, здесь речь о
согрешивших иудеях, чем о христианах.
В сектантских текстах тезис о спасении группы более распространен. Этого и естественно
ожидать – такое обещание (гарантированного спасения членов секты) сильно привлекает и
удерживает их.
В традиционном иудаизме спасен будет весь Израиль, либо кроме особых грешников. Если
учитывать, что наиболее тяжелый грех – идолопоклонство (то есть, отход от этническо-
религиозного Израиля), то спасения Израиля в целом правильно описывает концепцию.
Павел проповедовал искупление Иисусом грехов других людей. Этим его доктрина оснований
не ограничивалась. Так, Рим11:28: израильтяне будут спасены только из-за заслуг отцов, а не
жертвы Иисуса. В иудаизме доктрина оснований прочерчена очень слабо. В Греции она была
распространена, но рассматривалась философами как вульгарное изобретение падших, которым
только и сотается, что хвалиться заслугами своих предков97
.
97 Плутарх, Life of Aratus
453
Искупление одним человеком (Иисусом) всех отнюдь не
Под «Павлом» я подразумеваю автора посланий, приписываемых Павлу. Сам он является
фигурой, едва ли менее мифичной, чем Иисус. Легендарный основатель церкви, первый
проповедник – обычный персонаж такого рода историй. Его обращение из гонителя в
проповедника христианства, римское гражданство, фарисейское происхождение, сотвореннеы
чудеса, полученная непосредственно от Иисуса власть – явные вымыслы.
1Клемент, ок.95г., пишет, что Павел дошел до западного края земли и нес послание царям и
правителям. Это явно легендарное описание для проповедника малозначительной тогда
религии. Гностики 2-4в.в. ссылаются на Павла не как на недавнее историческое лицо, а, скорее,
как на древний авторитет.
Автор Деяний приписывает Павлу общение с Иродом, префектами, императором, многие
встречи с апостолами. К появлению Павла в Риме тамошние иудеи не знали о христианстве
(вопреки Римлянам). Павлу приписывают многие чудеса. Такие описания странны, если учесть,
что предполагаемо исторического Павла отделяют от них 30-50 лет.
Описание Павла в Деяниях практически не совпадает с упоминаниями в Посланиях. Так, сам
Павел не пишет, что он родился в Тарсе в Киликии, учился у знаменитого фарисея Гамалиила –
даже в дискуссии с иудеями, где этот факт придал бы ему значительной авторитет. Павел не
настаивает на своем римском гражданстве, которое неоднократно упоминают Деяния.
Приписываемые Павлу Послания опревергают его хронологию в Деяниях и даже казнь, на
которую Деяния прозрачно намекают.
Вполне возможно, что образ Павла имеет черты (в Деяниях) мученика 2в. Павел очень
характерно старается попасть на суд императора и, явно, на мученическую смерть. Причем,
префект хочет его освободить, а Павел требует суда. Такое поведение христиан обычно для
2-3в.в., с распространением концепции о мученической смерти как условии спасения.
Неуживчивый характер Павла весьма не вяжется с проповедуемым им смирением. Его попытки
добиться административной власти заставляют сомневаться, такое ли больше значение он
придавал будущему миру.
Никаких теологических трудов Павла не сохранилось (послания имеют, скорее, миссионерское
значение). О нем ничего достоверно не было известно еще в начале 2в. Автор Деяний не знает
ни посланий, ни описываемого в них Павла. Последующие упоминания Павла очень
напоминают упоминания Иисуса: мифической фигуры без исторических привязок (описания
того, что Павел проповедовал в Греции и Риме, мало отличаются от описаний проповеди
Иисуса в Галилее – это не история, а исторический фон для легенды).
Неизвестно, что написал Павел. Сегодня ему приписывают не более семи аутентичных
посланий, и этот список имеет тенденцию к сокращению. В отсутствие сколько-нибудь
когерентной теологии, исследователи обыкновенно ссылаются на схожесть стиля. Однако,
послания точно так же могут быть псевдоэпиграфией, написанной одним (любым другим)
автором. Нет хоть сколько-нибудь серьезных подтверждений тому, что этим автором был
Павел. Сторонникам гипотезы одного автора еще предстоит объяснить, как же тогда появились
многочисленные разночтения в фактах в Посланиях.
Уже во 2в. Павлу приписывали явно неаутентичные послания. Выбор для авторства
псевдоэпиграфии человека, жившего совсем недавно, весьма необычен. Павел описывает
наличие по крайней мере нескольких христианских конгрегаций в Иудее и поблизости от нее,
что маловероятно для середины 1в. Активные преследования христиан, предположительно
осуществлявшиеся Павлом до обращения, предполагают наличие сравнительно большой
группы христиан. Христиане полагают, что Иаков Праведный, лидер группы, был казнен в 62г.
Соответственно, едва ли репрессии имели место до того.Эпизоды таких преследований
выглядят ретроактивными.
Какие-либо достоверные исторические описания деятельности Павла полностью отсутствуют. У
него нет достоверно известных учеников, хотя естественно предположить, что именно ученики
Павла станут епископами. Никто из церковных начальников не упоминает в надежных текстах
личное общение с Павлом. Лука, ученик Павла, сам является мифической фигурой, авторство
Евангелия приписывается ему только с конца 2в. Впрочем, личное общение с Лукой тоже никто
не упоминает.
История Павла вызывает сомнения. Во многих местах я показываю, что Павел не был фарисеем,
и вряд ли был сыном фарисея. Как минимум, он не знал Писание на иврите, цитируя
Септуагинту. Он мог назвать себя фарисеем, чтобы эксплуатировать симпатии иудеев диаспоры,
438
где это движение, по-видимому, было больше распространено, чем учение храмовых саддукеев.
Как видно из эпизода со Стефаном (Павел стерег одежды тех, кто бил Стефана), он был очень
мелкой фигурой в окружении первосвященника (если это вообще правда). Очень странно, что
именно его посылают в Дамаск за христианами. Апологеты объясняют это тем, что Павел был
известным гонителем христиан. Но почему же он тогда упустил момент побить Стефана
камнями?
Анализируя Деяния, я обращаю внимание на однозначную фальсифицированность похода
Павла в Дамаск и откровения в пустыне. Суд над Павлом и его путешествие в Рим
противоречивы как сами по себе, так и не соответствуют Посланиям.
Само имя Павла малодостоверно. В то время человек получал имя по отцу (бен). В некоторых
случаях – не по имени, а по прозвищу отца. Описана (в т.ч. в Евангелиях) практика прозвищ
(Петр Камень, Иуда Двойник). Кстати, отметим, что прозвища (как и сленг) и сейчас популярны
в обособленных социальных группах. Вдали от исходных территорий к именам присоединялись
географические идентификаторы (Симон Киренеянин, Мария Магдалина, Иуда Галилеянин). Но
мы не встречаем практики изменения собственного имени (Саул – Павел), разве что переводы с
арамейского на иврит (как р.Меир, Erubin13). Вероятно, имя не могло быть изменено вообще.
Мифический Павел вполне мог быть искусственно привязан к малоизвестному историческому
Саулу. Аналогично, отметим, могла возникнуть история Иисуса.
У Павла отсутствует сколько-нибудь когерентное учение. Практически для любого его тезиса
можно у него же найти опровержение. Павел обошел огромную территорию и всюду
организовал церкви. Причем, он проповедовал, не приводя ни одного слова основателя своей
секты! В тогдашнем мире, склонном к построению философских школ и религий вокруг
высказываний основателей, это было так же непредставимо, как и сейчас. Еще более
фантастически, Павел даже не пытается приписать Иисусу какие-нибудь из популярных
высказываний. Возникает впечатление, что Павел проповедовал свое собственное учение –
возможно, воспевающее Иисуса как мифическую фигуру основателя, но не более того, не как
человека, создавшего учение.
Легендарность Павла отлично подтверждает версию о его огромном значении в ранней Церкви.
Трудно найти влиятельного автора, тезисы которого более противоречили бы канону. Иисус
Павла был просто человек; он был повешен, а не распят; он жил неизвестно когда. Павел
проповедовал искаженную, но откровенно мистическую доктрину. Если несмотря на это, он
был все-таки канонизирован, это могло объясняться только его влиянием. Соответственно,
видно, насколько мало общего между Церковью и ранними христианскими общинами в истории
и теологии.
Павел описывает совершенно иного Иисуса, чем Евангелия. Наиболее разительное отличие: в
предположительно достоверных тезисах Павел не упоминает об историчности Иисуса. Здесь
Павел, еще не связанный традицией, оказался разумнее евангелистов, которые приняли
обычный миф dying-and-rising Savior, перенесенный на почву Иудеи, за правду, и описали его
как историческое событие.
Павел не ссылается на события жизни Иисуса, кроме, разве что, казни. Причем, не Пилатом
путем распятия, а иудеями через повешение на дереве. Отнюдь не исключено, что именно на
основании Посланий эта история была вставлена в Евангелия. Он не цитирует Иисуса и не
расказывает о сотворенных им чудесах. Читая Павла, создается впечатление, что Иисус был
полумифическим героем, когда-то явившимся в Иудее. Павел совершенно не проявляет желания
посетить места, где еще недавно проповедовал Иисус, встретиться с исцеленными, с
присутствовавшими при осуждении и распятии. Он часто называет Иисуса «Христос Иисус», то
есть, «Мессия по имени Иисус», таким уточнением имея в виду его неисключительность.
Павел имел представления об Иисусе, весьма отличные от распространенных впоследствии. В
достоверных перикопах, Павел не упоминает о сотворенных Иисусом чудесах или о его
миссионерстве и учении. Возможно, что чудеса были, по мнению Павла, настолько естественны
и обычны для мало-мальски приличного учителя, что не стоили упоминания. Более вероятным
представляется другое объяснение: Иисус Павла до воскрешения был просто человеком
(1Кор15:44-45), даже без святого духа, и поэтому не творил чудеса. Если бы Павел
действительно считал Иисуса инкарнацией, то в самом очеловеченном виде вряд ли бы отнял у
него способность совершать сверхъестественные действия. Это, кстати, соответствует и
гностической концепции, по которой сверхъестественные способности приобретаются именно с
пробуждением – воскресением.
Иисус Павла пришел, был отвергнут и погиб для искупления: классический образ Мудрости,
имеющийся как в иудаизме, так и в языческих религиях, и развитый гностиками. Иисус Павла
439
либо ничего больше не делал, либо все его действия рассматривались как настолько
подчиненные идее жертвы, что были несущественны для описания.
Возвышенные эпитеты Иисуса у Павла не представляли собой ничего особенного. Vermes
упоминает, что титул «Господь» применялся у иудеев ко многим святым. «Сын человеческий» -
обычное обозначение человека в Писании. Впрочем, чудеса Иисуса также имеют аналогию у
пророка Елисея.
Рациональное объяснение того удивительного факта, что Павел не интересовался у учеников
или свидетелей делами или словами реального Иисуса, заключается в том, что Павел просто не
считал его реальным в недавнем прошлом. Единственная историческая ссылка (на суд Пилата)
содержится в 6:13 явно фальсифицированной пасторали 1Тим. А рассказы учеников о живом
Иисусе Павла раздражали так, что он даже пишет в 2Кор5:16: «отныне мы никого не знаем по
плоти; если же и знали Христа по плоти, то ныне уже не знаем».
В этом смысле Павел совсем не был исключением. Не перечисляя многочисленные примеры
других раннехристианских авторов, можно процитировать Melito, Passover Sermon: «Народы
боготворили его. Необрезанные восхищались им… Даже Пилат умыл руки в его деле». То есть,
до распятия Иисус был настолько популярен. Мелито в конце 2в. писал совсем не о древних,
забытых событиях. Конечно, можно усмотреть тут невиданного размаха гиперболу, но Мелито
явно излагает легенду.
Неверно полагать, что Павла не интересовала жизнь Иисуса. Напротив, жизнь Иисуса, его
чудеса и воскрешения были наиболее сильным средством агитации. Трудно придумать причину,
почему Павел пренебрег бы ими. В то же время, когда он не апеллирует к авторитету тезисов
Иисуса, то пытается строить собственные вымученные объяснения и довольно неграмотно
ссылается на Писание.
Ортодоксальные теологи иногда объясняют это молчание тем, что аудитория Павла была
заведомо знакома с Евангелиями, и повторять их не было смысла. Конечно же, это не так. Павел
во многих местах говорит о расколе в общинах, разных мнениях. При знакомстве с Евангелиями
таких проблем бы не возникло. Конечно, раскол возник позже, но он был связан не с собственно
Евангелиями, а с накопленным объемом их интерпретации, которого не было в 1в. Если
новообращенные христиане были достаточно знакомы с тезисами Нового Завета, то почему же
Павел постоянно ссылается не на них, а на незнакомые им Писания? Причем, в послании к
римским иудеям Павел цитирует Писание, хотя иудеи и так знали его явно лучше, чем
новообращенные христиане – Новый Завет.
В нескольких местах (1Кор7:10, 1Кор9:14, 1Фесс4:15) Павел ссылается на Иисуса в
подтверждение своих слов. Апологеты рады увидеть здесь свидетельство использования
Павлом logia Iesou. На самом деле, Павел ссылается на получение тех или иных тезисов в
результате откровения. Так, 1Кор7:10: «А женатым я говорю, и не я, но Господь…» Они не
показывают знания Павлом прототекстов Евангелий или достоверной традиции.
К тому же, говоря о традиции Иисуса, Павел имеет в виду нечто весьма расплывчатое,
1Кор11:23: «Ибо я получил от Господа то, что вам преподаю». Речь идет о якобы озарении
Павла, а вовсе не известном учении или полученной от апостолов традиции. Такая точка зрения
подтверждается 1Кор11:23: «Ибо я получил от Господа то, что проповедую вам…» Речь об
откровении (более чем сомнительном), а не использовании прототекста («я получил»).
Собственное, иное было бы удивительно: если бы существовали сборники тезисов Иисуса, то не
было бы нужды в разъяснениях Павла (когда он ссылается на Иисуса).
Действительно, в нескольких местах Павел ссылается на Иисуса. Так, в 1Кор7:10 и 7:12 он
разделяет мнение свое собственное и Иисуса. Но оставим даже неоднозначную аутентичность
этих тезисов. Они просто вряд ли правдивы: Павел приписывал Иисусу те максимы, по которым
у христиан не было разногласий (например, «Жена да не отделится от мужа своего»). Причем,
Павел тут же сопровождает императивное указание собственным комментарием, начисто
отвергающим первоначальный смысл («Но, если отделится, пусть остается незамужней»).
1Кор7:25: «Что же касается девственниц, я не имею заповеди от Господа…» Вопреки мнению
Dibelius, этот тезис отнюдь не доказывает честность Павла, когда он ссылается на слова Иисуса
в других случаях. В Коринфянах, Павел уже несколько раз апеллирует к Иисусу, и он не может
это делать бесконечно. Контрастное «а этого Господь мне не говорил» легко могло быть
использовано Павлом как раз для придания достоверности остальным ссылкам на Иисуса.
Опять же, ссылка на Иисуса в вопросе девственности могла быть просто невозможной из-за
отсутствия общеприемлемого решения. Очевидно, что нельзя полностью запретить браки. В то
же время, Павел приветствует безбрачие. Поэтому понадобилось гибкое решение Павла
(«делайте, как получится»), а не заповедь Иисуса, которая должна была бы быть абсолютной.
440
Некоторые тезисы Павла не могут быть совмещены с Евангелиями иначе как чудесами
интеллектуальной эквилибристики. Он вполне однозначно пишет в Гал3:1-3: «Вы, глупые
галаты!… Перед вашими глазами был выставлен напоказ Иисус распятый!» Понятно, если
Павел имел в виду легенду о Дионисии. Что же до Иисуса, то все прочие упоминания
описывают его распятие в Иерусалиме.
Кстати, в то же время как Павел постоянно апеллирует к авторитету Писания, он декларирует
его устаревшим и инструктирует христиан не соблюдать Закон. Интересно, что и иудеи, и
иерусалимские христиане в споре с Павлом не прибегали к авторитету тезисов Иисуса о Законе
в Евангелии от Матфея (по крайней мере, следует предположить, что Павел полностью
игнорировал такую критику). Либо тогда не было прототекстов, либо христиане были настолько
малочисленны, что секты совершенно не общались между собой, а описание борьбы в
Посланиях – экстраполяция позднейших событий (и насколько тогда фальсифицированы
Послания?) Вероятно, оба предположения верны.
Павел не был общепризнанным апостолом. Так, Деян1:21 устанавливают требование к ним:
близость к Иисусу при его жизни, которому Павле не удовлетворял. Собственно, он вообще не
знал об версии, позднее отраженной в Деяниях.Возможно, что именно сторонники Павла
придумали эпизод с Иудой Искариотом, чтобы освободить одно место в списке апостолов для
своего лидера. Но эта попытка, похоже, натолкнулась на сопротивление. Иудейские христиане
заместили Иуду Матфием, дополнительно избранным после казни Иисуса. В итоге, Павел
оказался тринадцатым апостолом.
Возможно, что Павел не идентифицировал апостолов с двенадцатью учениками Иисуса или
вообще не знал этого числа. Тогда, он не знал об учениках почти ничего, даже этого
знаменитого числа. Такой подход тоже разрушителен для христианской традиции.
На самом деле, загадка представлений Павла об апостолах может зайти еще дальше. 1Кор15:5-7:
«явился Кифе, потом двенадцати… Потом явился Иакову, также всем апостолам…» Похоже,
Павел различает двенадцать учеников Иисуса, Кифу (Симона Петра), и апостолов, к которым он
относит Иакова. Он не относит к ним исключительно учеников Иисуса, как в поздней традиции.
Весьма вероятно, что в его понимании апостолы – ныне действующие известные проповедники
или администраторы церкви. Для него апостол – еще только проповедник, хотя уже не всякий
проповедник. Без всякой исторической связи с Иисусом.
Слово «апостол» может употребляться как обозначение странствующего проповедника вообще.
Но Павел считает себя не простым проповедником. Он прямо сравнивает себя с апостолами: они
– к иудеям, он – к необрезанным. То есть, Павел считает себя апостолом в том же смысле, как
они – а не в каком другом.
Павел неоднократно96 использует в отношении апостолов технический термин διακονοι. Но
именно так: «дьякон, диаконисса» названы просто проповедники или, возможно,
административные лица христианских общин. Еще Деяния упоминают учеников Павла (19:30),
очевидно, не подразумевая их существенного отличия от учеников Иисуса.
Такая точка зрения подтверждается и анализом другого раннехристианского автора,
Папиаса. По самым-самым оптимистичным подсчетам апологетов, он писал не ранее
80-х годов. Однако Папиас упоминает множественные встречи с учениками Иисуса и,
возможно, одним апостолом. Очевидно, наличие такого количества долгожителей
довольно странно (кстати, оно тоже опровергает мифы о якобы преследовании
христиан). Более вероятно, под «учениками» понимаются те, кто изучали историю и
теологию секты – в совершенно обычном смысле термина. Возможно, учившиеся в
какой-то авторитетной общине.
Скорее, Папиас писал гораздо позже: например, Евангелие от Иоанна (с которым он
общался) появилось во 2в., а о просихождении Евангелия от Марка уже сложилась
известная сегодня легенда (Марк - ученик апостола Петра). В то время никаких
апостолов, знавших Иисуса, быть не могло. Нужно отметить, что традиционный
перевод Папиаса, упоминающий встречи с двумя учениками Иисуса, представляет
собой некоторое насилие над исходным текстом, в котором речь идет, скорее, о
многочисленных встречах именно с очевидцами событий. В 2:4 Папиас четко разделяет
очевидцев («живой голос») и слухи («еще сохранившийся голос» апостолов), а говоря о
«друзьях апостолов», явно не имеет в виду существенной разницы в возрасте между
ними.
96 1Кор3:5, Кол1:7, 4:7 и др.
441
Папиас явно описывает ближайшее окружение Иисуса иначе, чем евангелисты – и
вполне в духе толкования Павла. 2:4: «Я уточнял: ‘А что сказал Андрей? Что Петр? Что
Филипп? Что Фома или Иаков? Что Иоанн, или Матфей, или любой другой ученик
Иисуса?’» А в 11 Папиас перечисляет среди «учеников Иисуса» Аристона и пресвитера
Иоанна. То есть, евангельский список апостолов – и, более важно, представление об их
избранности и кто из них более значим – еще не получили распространения даже во 2в.
Кстати, утверждение Павла о том, что только он обращался к язычникам, резко противоречит
очень авторитетному раннехристианскому источнику, Didache. Этот текст является адаптацией
2-3 иудейских фрагментов об этике с добавлением небольшого оригинально христианского
фрагмента. В существующем виде, Didache явно обращено к язычникам. Во-первых, иудеям не
понадобилось бы растолковывать с детства известные им этические нормы. Во-вторых, Didache
было распространено среди неиудейских христиан. Значительная часть текста считается очень
ранней – 2в., возможно даже – вторая половина 1в. То есть, самая ранняя традиция донесла до
нас, что многие апостолы обращались к язычникам. Павел или намеренно фальсифицирует
события, стремясь расчистить для себя нишу, либо ничего не знает об апостолах.
Павел не испытывает пиетета перед апостолами, видевшими живого Иисуса. Более того, он
резко критикует Петра (кстати, совершенно не опираясь на критику его в Евангелиях –
прототекстов которых Павел не знал).
Это весьма сдержанное отношение к апостолам характерно для раннего христианства.
Например, Тертуллиан упоминает, что Петр назначил Климента епископом Рима. Для
Тертуллиана это сравнительно недавние события, и мы могли бы рассчитывать на
определенную достоверность. Но нет надежных данных о деятельности и даже пребывании
самого Петра в Риме. То есть, ранняя традиция не придавала особого значения ведению записей
деяний апостолов. Учитывая определенную тщательность тогдашней историографии, такое
поведение довольно необычно.
Спокойное отношение к апостолам резко контрастирует с пиететом к отцам церкви. Поликарп
(послание к филиппянам, гл.13, около 135г.) упоминает, что он собирает письма Игнатия из
Антиохии. Никто не упоминает собрания писем Петра. Этот факт трудно объяснить иначе, как
отсутствием таких писем. А отсутствие писем трудно объяснить иначе, как мифичностью
авторов. Даже если упоминание Поликарпа о письмах – вставка, все равно факт отсутствия
эпистолярных собраний апостолов требует объяснения. Schoedel довольно веско обосновывает
аутентичность семи писем Игнатия, но нет ни одного аутентичного письма Петра.
Павлу еще не была известна последующая христианская традиция о том, что апостолы видели и
знали больше, чем он. Поэтому он и не считал нужным обращаться к авторитету апостолов. По
крайней мере, обращаться к авторитету большему, чем он готов признать за старцами церкви.
Аналогично, раннехристианский автор Послания Варнавы попросту пренебрегает мнением
апостолов: например, считая Закон (в том виде, в каком его соблюдали иудеи) недействующим с
самого начала.
Павел нигде не указывает, что апостолы лично знали Иисуса, или что он их считает «больше
апостолами», чем себя. Упоминания об авторитете апостолов легко объяснимы их позицией в
церковной иерархии.
Возможно и циничное объяснение. Вплоть до широкого распространения критического взгляда
с конца 18в., люди были довольно легковерны. Вероятно, было множество объявлявших себя
пророками, ясновидящими, общавшимися с Б. 1Кор15:6 называет число видевших Иисуса после
воскрешения свыше пятисот. То есть, апостолы не были исключительны, но довольно типичны.
Павел уважал их бога, но к самим апостолам мог относиться довольно спокойно: в их рассказах
о сверхъестественном общении не было ничего для того времени удивительного. Аналогично,
он мог и не интересоваться деталями общения: наверняка многие люди рассказывали
значительно более красочные истории о своих приключениях такого рода.
Собственно, текст Евангелий также свидетельствует о весьма прохладном отношении
евангелистов к своей задаче. Иначе вряд ли можно объяснить, почему повествования (пусть
даже фальсифицированные) не описывают каждый шаг Иисуса, но свободно перепрыгивают с
одного на другое. Причем, исторические книги того времени очень скрупулезны.
Не исключено и более жесткое объяснение: до Павла легенды об Иисусе просто не было. Он
первым ее создал. Или же она носила очень общий характер рассуждений о Мессии (возможно,
будущем). Тогда христианство появилось от осуществленного Павлом симбиоза сектантского
образа будущего Мессии и какого-то проповедника, которых тогда в Иудее было множество.
442
Этот вариант не настолько уж невероятен. Он бы не воспринимался в то время так, как сейчас:
как гнусная фальсификация. Тогда это было просто литературное наполнение популярной
концепции. Примеров такого рода немало. А у гностиков написание как бы реальных историй,
живописно демонстрирующих их концепции, было широко распространено.
Если Павел испытал откровение в пустыне, преобразившее его путь, то почему же в
дальнейшем, когда он составлял Послания – теологическую основу христианства, – то излагал
собственное мнение, а не получил откровения? Если в пустыне он был отправлен
благовествовать, то почему же не знал, что и как благовествовать, и вынужден был сам
придумывать логические цепочки? Впрочем, все описания явления Иисуса Павлу в пустыне
различаются между собой, что весьма уменьшает доверие к нем. Помимо утверждений самого
Павла, отсутствуют какие-либо подтверждения его права на установление тезисов, тем более
прямо противоречащих утверждениям Иисуса.
Из Посланий восстанавливается картина Павла как человека, одержимого страстями,
патологического лжеца, возможно – душевнобольного, и уж точно плохо знакомого с
иудаизмом. Допуская, что Павел проповедовал откровение, необходимо будет признать, что
позиция святого духа постоянно менялась в зависимости от внешних обстоятельств.
Иисус обещал апостолам, что им будет дано, как и что говорить, святой дух будет вещать через
них. Через Павла святой дух проповедовал необычайно искаженными цитатами греческого
перевода Библии.
Теологические ошибки (включая противоречия в текстах Посланий) Павла некорректно
объяснять его ролью как миссионера, а не теолога. Павел претендует на проповедь откровения.
Он указывает конгрегации путь спасения. Аудитория вправе рассчитывать, что его доктрина, по
меньшей мере, в основных вопросах, не разработана им самим (есть гораздо более интересные
философы), но получена им в виде откровения. Но неужели в откровении ничего не было
сказано о соблюдении заповедей? Как и о многих других вопросах, важных для спасения? Если
было откровение проповедовать, то неплохо бы Павлу знать, и что именно проповедовать, а не
оказываться перед необходимостью вымученно строить и доказывать собственные доктрины.
Причем, в обоснование доктрин Павел обычно даже и не ссылается на откровение. Вероятно,
это было бы недостаточно убедительно даже для его аудитории.
В 2Кор12 Павел пишет, что часто испытывал откровения. Впрочем, тут же 2Кор12:7: «чтобы я
не превозносился чрезвычайностью откровений…» То есть, их наблюдали многие христиане, и
Павел должен был сказать, что его видения лучше других, «чрезвычайны». Поэтому не было
смысла описывать (фальсифицировать) полученные им откровения – набор таких же, и даже
более увлекательных, мог запросто придумать рядовой христианин. 1Кор14:5: «Желаю, чтобы
вы все говорили языками; но лучше, чтобы вы пророчествовали…» - Павел согласен с тем, что
христиане сами придумывают пророчества, и призывает их к этому. Кстати, низкий статус
пророчеств характерен для мистерий: в них все посвященные рассматриваются как обладающие
даром пророчествования.
Вряд ли кто-то будет серьезно оспаривать, что здесь мы имеем дело с массовым экстазом и
вызванными им галлюцинациями или снами, а не пророчеством. Отметим, что в иудаизме
пророчество обращено к людям и, соответственно, не излагается на непонятных языках
(бормотанием), что было так популярно у (притворявшихся) ранних христиан. 1Кор14:2-13:
«кто говорит на яыке (бормочет), тот говорит не людям, а Б.… назидает себя…
пророчествующий превосходнее того, кто говорит языками, разве он притом будет и
изъяснять… говорящий на языке, молись о даре истолкования».
Собственно, метод Павла резко отличается от евангельского. Иисус учил, «как власть
имеющий» - то есть, декларативно, без ссылок на авторитетных учителей и обоснований из
Писания. Павел же не объявляет доктринальные тезисы, но пытается обосновать их. Безусловно,
он бы прибег к методу Иисуса, если бы знал его. До появления Евангелий в греческой культуре
такой метод был невозможен.
Павел использует в посланиях стиль, отличный от обычного в иудейской традиции. Он
обращается к конкретной общине. Трудно сказать, является ли этот стиль функциональным
(Павел писал именно письма) или подражанием театрализованным представлениям в греческой
культуре.
Многочисленные противоречия у Павла, доходящие до абсурда и вызванные, в лучшем случае,
невнимательностью, делают сомнительными любые попытки обнаружить у него целостную
теологию. Практически любое воззрение, приписываемое Павлу, можно опровергнуть его же
собственным тезисом. Апологеты создали эвфемизм: Павел был миссионером, а не теологом.
443
Совсем не теологом, добавим мы. Что, впрочем, не помешало церкви активно использовать
Павла для построения традиции.
Если прото-Матфея и, с большей натяжкой, другие Евангелия вполне можно совместить с
иудаизмом, то многие высказывания Павла категорически противоречат иудейской доктрине.
Причем, есть как ошибочные попытки трактовать иудаизм, так и прямые заимствования из
языческого мистицизма. Попытки Davies, Klausner и др. разглядеть фарисейские тезисы у Павла
настолько натянуты, что такими методами можно связать что угодно с чем угодно.
Если в Евангелиях еще можно рассмотреть черты основанного на Библии морализаторства, и по
этому стилю считать Иисуса haggadic rabbi, то у Павла с любой натяжкой отсутствуют какие-
либо следы стандартных методов раввинистической интерпретации Писании: будь-то
аллегорического, буквального, мистического или корсс-контекстного анализа.
Павел едва ли считал себя иудейским сектантом. Матфей и Иаков, похоже, считали
христианство правильным иудаизмом. С их точки зрения, иудеи должны были принять Иисуса,
а язычники – обратиться к иудаизму. Павел же привлекал прозелитов в совершенно отдельную
религию, практически без надежной связи с иудаизмом.
Его восхваление иудеев в Римлянам носит сугубо конъюнктурный характер. В других местах он
постоянно пишет о христианах как таковых, об их превосходстве над всеми прочими. Вне
сомнения, пытаясь обратить иудеев, Павел говорил то, что им хотелось услышать. Язычникам
он то же самое повторить уже не мог.
Упоминания Павла о том, что он соблюдает Закон, наверняка неправдивы. Живя среди
язычников, он реально не мог его блюсти. Здесь и вопросы субботы, и чистоты, и кашрута.
Никакой технически доступной возможности исполнять эти правила у Павла не было.
В своей теологии Павел отказался от множества основополагающих аспектов иудаизма.
Практически все тезисы Павла ближе к той или иной из языческих религий, чем к иудейской.
Трудно назвать, что Павел сохранил от иудаизма. В некоторых случаях, оставляя схожие
термины или концепции, он полностью меняет их содержание.
Павел, похоже, порвал связи с Иудеей и тамошними христианами. Обращение к язычникам он
считал настолько отдельной миссией, что фактически не признавал единства своей и
иерусалимской церквей. У них было различное руководство, тексты, теология, вера и практика.
Epiphanius в Against Heresies30:16 упоминает представление эбионитов о Павле: он был греком;
придя в Иерусалим, хотел жениться на дочери священника, для чего перешел в иудаизм и
сделал обрезание. Когда ему было отказано в женитьбе, он стал выступать против Закона. Такое
объяснение хорошо согласуется с поведением и учением Павла, однако есть одна
подозрительная деталь. Теоретически, прозелит (как Павел) мог жениться только на
обращенной или незаконнорожденной женщине. Т.е., обращение в иудаизм было заведомо
бесполезно для его стремления жениться на дочери священника. Разве что ему не объяснили
этой нормы Закона, или она тогда не соблюдалась строго.
В нескольких местах Деяний и Посланий Павел называет себя фарисеем и послушным Закону
иудеем, но это отнюдь не гарантирует достоверности данного тезиса, прежде всего в силу
низкой надежности самого текста Деяний. К тому же, в тот период Павлу достаточно было
родиться иудеем, чтобы так себя называть. Это отнюдь не означает его реальной
приверженности иудаизму как религии. На самом деле, Павел как раз отрицал Закон.
Совершенно некорректно считать Павла ортодоксальным иудеем.
Знание Павлом иудаизма также было совершенно минимальным. Он цитирует Писание с
многочисленными ошибками и, зачастую, откровенно не понимая смысла. Похоже, Павел берет
цитаты Библии даже не из Септуагинты, а из какого-то странного перевода, весьма
напоминающего плохой конспект. Явной ложью выглядит Гал1:14: «Я продвинулся в изучении
иудаизма далее многих моих ровесников».
Характерная ошибка Павла: он постоянно обвиняет иудеев в легализме. Причем, речь явно идет
не о тонкостях толкования Писания, изложенных в виде halackot – мнений раввинов, имеющих
силу закона. Павел просто пользуется неверным переводом: в Септуагинте «Тора» переведено
как «Закон», вместо «Учение». Интересно, что Павел был настолько далек от иудейской
культуры, что даже не знал о наверняка имевшей место критике этой ошибки раввинами.
Представляется очевидным, что Павел, будучи иудеем, вырос в греческой культуре Тарса, и его
религиозно-философские взгляды представляли собой смесь греческой философии, мистицизма
и восточных культов. Для того периода это было вполне естественно: распространение знаний о
других религиях, легкая ассимиляция чужих культов в рамках языческого пантеона, довольно
универсальная трактовка различных религий греческими философами привели к созданию в
444
неподготовленных умах религиозного коктейля. Именно эту смесь принял в качестве своей
веры и стал проповедовать Павел.
Интересно, что, вероятно, Павел в своем незнании Писания контрастировал с жителями Иудеи.
При Саломее была введена система всеобщего образования иудейских мальчиков. По разным
сведениям, они начинали учить Писание в 5, 7 или, по крайней мере, не позднее 13 лет.
Павел же родился в Киликии, и вполне мог такого образования не получить (хотя был наслышан
об эллинских концепциях – Тарс был одним из центров греческой культуры). Поэтому ему
трудно было бы проповедовать искаженные выдержки из Септуагинты жителям Иудеи. Даже
если для языческой аудитории требовался греческий перевод (хотя Павел употреблял его и при
обращении к иудеям), Павел не мог не видеть его существенные расхождения с оригиналом.
Наиболее естественное объяснение заключается в том, что Павел не читал Писания на иврите.
Представляется совершенно невероятным утверждение Деяния о близости Павла к
первосвященнику (хотя он мог быть одним из многочисленных работников). Например, Павел
практически не знаком с иудаизмом, цитирует Писание, искаженное даже в сравнении с
греческим переводом. Почти наверняка автор просто стремился представить Павла
высокопоставленным у оппонента лицом. Если даже он принимают новую веру, то тем более
это должны делать рядовые граждане. Такой прием для поднятия авторитета довольно
распространен и встречается, например, в Талмуде, где раввины часто дают советы римским
императорам.
Действительно, Павел был в общих чертах знаком с методами раввинистического
доказательства. Так, в обоснование своего права жить на средства, собираемые общинами,
Павел цитирует Втор25:4: «Не заграждай рта у вола молотящего». Такая аналогия едва ли
применялась греческими философами, поскольку, в отличие от иудеев, у них не было
абсолютно авторитетного текста большого объема, из которого они могли бы «выуживать»
необходимые цитаты.
Знакомство с этим приемом ничего не говорит об образованности Павла. Во-первых, это один
из нескольких основных способов доказательства в иудаизме. Павел его не мог не знать даже
при минимальном общении с раввинами. Наверняка этот способ в дискуссиях применяли
против него самого. Во-вторых, даже его Павел применяет редко и, зачастую, на ошибочном
греческом переводе. В-третьих, он апеллирует к Второзаконию довольно неквалифицированно.
Любой раввин тут же противопоставил бы ему одну из нескольких цитат, регламентирующих
получение средств священнослужителями (десятина, часть пожертвований), запрещающих
требовать сверх определенного Торой, обязывающих всех, непосредственно не занятых
службой в Храме, трудиться для пропитания. В силу этих причин раввины в древности,
согласно традиции, сами работали, а не получали средства от общин.
Важно и другое. В контексте современного критического анализа доводы (ссылки) Павла не
могут восприниматься серьезно, это больше похоже на жонглирование словами. С сегодняшней
точки зрения, важные положения его учения становятся совершенно не обоснованными.
Для Павла характерно специфическое отношение к Закону: он устарел и не обеспечивает
спасения, которое достигается только верой. Несколько курьезно, Schweitzer протестует против
такого толкования. По его мнению, общность с Иисусом достигается обрядом крещения, во
время которого обращаемый проходит через смерть и воскрешение вместе с Иисусом. Однако,
вера является необходимым условием такого крещения, т.к. иначе нет смысла желать
воскрешения с Иисусом.Эвхарист, кстати, трактуется как обещание участия в царстве небесном
после прихода Мессии. При всей очевидной необоснованности, этот подход выявляет
тенденцию приписывать Павлу весьма изощренные теологические построения вместо
признания сумбурности его тезисов.
Нам представляются необоснованными попытки апологетов связать спасение верой с
иудейскими апокалиптическими тезисами, в первую очередь 2Ездра. Типичный тезис,
2Ездра9:36-37: «Ибо мы, которые получили Закон и согрешили, пропадем… но Закон не
прейдет, а останется в своей славе». Естественно, речь о том, что получение Закона не обещает
спасения, но спасение обеспечивается только следованием ему.
Павел же заимствует пессимизм о крайней редкости безгрешного соблюдения Закона. И отсюда
уже квантовым скачком переходит к выводу о бесполезности Закона для спасения. А затем – о
возможности спасения другим путем (не Закона, а веры). Никаких оснований для последних
двух тезисов в самой сомнительной иудейской мифологии нет. Тексты типа 4Ездра трудно
отнести даже к малоавторитетным, но и они не называют Закон устаревшим. И, конечно,
существует изрядная разница между ортодоксальным иудаизмом и учениями сектантов. Многие
445
христиане воспротивились бы анализу их религии на базе библии мормонов, послания Пилата и
даже некоторых папских энциклик.
Не следует упускать из виду эллинизации иудейской псевдоэпиграфии и, до некоторого
предела, традиции. Но, для целей настоящей дискуссии, я не рассматриваю все концепции
псевдоэпиграфии как иудаизм. Напротив, ее авторы являлись такими же сектантами, как и
христиане. Если это и представляется некоторой натяжкой, то уж, во всяком случае, они
толковали иудаизм более чем свободно.
В два столетия до Иисуса иудейская мифология (включая апокалиптические тексты и
сектантскую теософию) сильно отошла от Торы и впитала в себя многие эллинизмы. Иудейская
мифология и греческая теософия были настолько похожи, что их некоторые тонкие различия
просто не отразились у Павла.
Правильно задать другой вопрос: насколько иудейскими являются Енох, Барух, 2Ездра? Ответ
однозначен: в них чуть ли не больше заимствований из греческой теософии и отдельных
эпизодов восточных культов, чем связи с Торой. По крайней мере, в той их части, что описывает
эсхатологию.
Влияние философии на иудейскую традицию оставалось ограниченным. Характерным
примером выступает Фило Александрийский: он любыми путями пытался изложить греческую
философию в рамках иудейской теологии. Однако он именно толковал, а не создавал новые
теологические конструкции. Напротив, Павел, имея крайне общее представление о религии, не
мог предлагать тонкие толкования, и вынужден был изобретать (или приспосабливать, меняя их
смысл) новые экстравагантные теологические конструкции.
Отрицая Закон (проповедь которого отвернула бы от Павла язычников), Павел вынужден хоть
как-то регулировать конгрегации. Как видно из Посланий, в них процветают все возможные
нарушения обычной морали, которых он перечисляет не менее двух десятков. Соответственно,
вместо Закона Павел пытается ввести новые ограничения: разврата, поедания языческих жертв,
гомосексуализма, воровства, сплетен и многих других. Эти этические правила не подкреплены
авторитетом, ссылками на Писание и вообще никак не обоснованы, даже не связаны со
спасением. Они прямо противоречат даже позиции апостолов в лояльной к Павлу части Деяний,
15:20.
Павел вряд ли осознал, что невозможно оставить массы людей без авторитетных (или
принудительных) правил. Тот факт, что некоторые люди сами являются носителями норм
морали, никак не влияет на необходимость их формализации для большинства.
«Закон Христа» является всего лишь переопределением термина, не имеющим ничего общего с
halakot (которые, действительно, составлялась несколько по-разному теми или иными
раввинами). Этот «закон» не содержит многих практических норм морали, включает в себя ряд
традиционных иудейских этических норм – и все. Он не может регулировать поведение. То
есть, он не является законом в нормальном понимании этого слова. Более того, этого «закона»
никто не знает: Павел и все евангелисты приводят его в изрядно различных редакциях, и уже в
момент возникновения этих редакций не было известно, что в них (если вообще что-то)
является аутентичным.
В раввинистическом иудаизме, действительно, существует концепция натуральных норм
морали, применимых и для язычников. Но Павел не заимствовал оттуда. Во-первых, самые
ранние датировки derek ‘eretz восходят, по-видимому, не ранее чем к концу 1в. Вероятно, это
связано с победой фарисеев и попыткой увеличить обращение в иудаизм. Во-вторых,
технически, те, кто исполняет эти нормы, не становятся иудеями (входя в институт
богобоязненных). В-третьих, основной нормой был запрет идолопоклонства (в том числе
неучастие в языческих обрядах) – весьма вялый у Павла. Также у Павла отсутствуют
раввинистические указания о чистоте, личной жизни и др. Структура изложения Павла,
различие перечня грехов в разных местах, отсутствие специфичных для иудаизма грехов делают
сомнительными попытки установить связь его норм морали с derek ‘eretz. Перечень этических
норм Павла мог быть легко придуман им самим, в нем нет ничего настолько сложного или
необычного, что могло бы быть заимствованием.
Доказывая использование Павлом иудейских текстов, трудно объяснить, почему он цитировал
только названия грехов, зачастую перечисляя грехи суммарно, без сентенций по поводу каждого
греха, присущих источникам.
Знакомство Павла с религиями и философией было весьма поверхностным. Таким, какого
можно ожидать от человека, который жил в греческих культурных центрах, о многих учениях
был наслышан, но никакое подробно не изучал. В пользу последнего довода свидетельствует и
446
то, что в те времена обучение было довольно медленным, и легко могло продолжаться 10-20
лет. Нет никаких свидетельств того, что Павел уделил одному из учений хотя бы несколько лет
– за исключением, возможно, иудаизма в молодости. От которого он затем весьма далеко
отошел.
Он родился в Тирсе, одном из центров поклонения Митре, жил в Эфесе (божество Аттис),
Антиохии (Адонис), Коринфе (Дионисий). Павел использует термины, типичные для язычества:
дух, слово и другие. 1Кор4:1: название «служители мистерий» принято у язычников. Весьма
напоминает Сократа 1Кор8:2: «Каждый, кто утверждает, что знает что-то, еще не имеет
настоящего знания». 1Кор13:12: «тогда мы увидим лицом к лицу»: формулировка платонистов,
а не иудаизма, который прямо устанавливает невозможность видеть лицо Б. даже для Моисея.
Рим8:3: «Сын в подобии греховной плоти»: типично гностическая формулировка, объясняющая
воплощение чистого духа – Иисуса – в греховном теле, противоречит, в том числе, и церковной
традиции. 2Кор3:18: христиане могут быть подобны Иисусу, хотя в иудаизме человек может
лишь стремиться приблизиться к Б. Павел часто использует метод доказательства, присущий
софистам (например, Гал2:15-17), когда формальная неопределенность термина используется
для расширения его значения. Такое расширенное значение вступает в противоречие со здравым
смыслом и используется для опровержения первоначального тезиса. Этот способ доказательства
постоянно присутствует у Павла. Но это очень простой способ для софистов. Павел явно не
знаком глубоко с их методами. В целом, «спорящий» стиль Павла типичен для философских
рассуждений, а не для религиозных текстов. В той культуре люди были привычны и относились
толерантно к присутствию множества божеств; не было задачи обосновать приоритет своего
божества или, тем более, доказать его историчность.
Иной пример ущербной логики Павла, который применяет изначально неверную посылку,
Гал3:2: «Получили ли вы духа делами закона или веря услышанному?» Иначе говоря, поскольку
дух обретается верой, то соблюдение Закона не требуется. Но Павел исходит из заведомо
ошибочной посылки, что каждый из новообращенных язычников обрел святой дух.
Весьма интересно – и вполне может быть предметом объемного исследования – употребление
Павлом и вообще ранними христианами слова «аминь». Как принято считать, оно произошло от
неизвестного индо-европейского корня. В индуизме он стал словом Om – священным,
непроизносимым звуком. Похоже, что этот звук попал к грекам от египтян, которые оканчивали
им молитвы; причем, он трансформировался в amen. Последнее слово было, скорее,
музыкальным звуком, применявшимся в литургиях (или медитациях). Аналогично, например,
египетские жрецы проговаривали гласные буквы священного имени – интересно, что в
иудаизме, напротив, пишутся только согласные буквы имени. Представляется, что греческое
значение этого слова было подобрано искусственно, с тем, чтобы обосновать его – уже
сложившееся – употребление.
Безусловно, литургическое amen проникло и в иудаизм. Оно встречается – особенно начиная со
2-3в.в. Но ничто не указывает на его активное употребление в 1в. Павел же использует его
практически повсюду.
Весьма веротяно, что amen был принят у иудейских сектантов. Но Павел себя таковым не
считает, настаивая, напротив, на своей ортодоксальности – «фарисей, сын фарисея». Тогда
вошедшее в привычку употребление amen могло быть заимствовано Павлом только у греков.
Отсюда видна степень влияния эллинизма на доктрину Павла, если даже греческая литургия
была ему привычна до такой степени, что он просто не замечает, как использует ее черты.
Пропагандируя мистическое равенство во Христе, Павел на деле закладывал основы церковной
иерархии. Он не только активно боролся за лидерство сам, но и насаждал в качестве глав общин
своих учеников. Он активно боролся с независимыми, хотя, видимо, вполне христианскими
проповедниками, как Аполлос, хотя, будучи оппортунистом, избегал прямого конфликта при
невозможности победить. Он настаивал на разделении ролей внутри общин, подчинении и
вообще всяческой организации, авторитете своем, своих приближенных и руководителей
общин. Немалое внимание уделял он и финансовым вопросам, в том числе прямо упоминая
право администрации жить за счет общины.
Павел был, прежде всего администратором церкви, и адаптировал эллинизмы к сиюминутным
потребностям развития церкви. Именно этим, по-видимому, объясняется его концепция
спасения и знания верой. Это резкое выхолащивание мистицизма, который в этом контексте
требует посвящения, инициации. В самом общем смысле, Павел может быть прав: истинная
вера автоматически означает посвящение. Но Павел подменяет понятия, он говорит о
поверхностной вере, фактически, только о декларации веры, о внешнем обращении.
447
Тем самым он предложил очень простой путь к вечной жизни: без обрядов, без
жертвоприношений, без усилий – только декларацией. Причем, христианство обеспечивало не
сомнительную (неизвестно, куда) реинкарнацию, не суд, не чистилище, а гарантированную
вечную жизнь. Конечно, этот простой путь оказался для многих привлекательным. Отметим,
что по нему не пошли иудеи, несмотря на технически очень сложную религию, и, в сравнении с
ней, внешнюю (поверхностную) привлекательность христианства.
Позже этот метод применил ислам уже к самому христианству. Когда христианские обряды и
требования стали непомерно обременительными, ислам предложил гарантированное спасение
просто декларацией «Аллах велик». Как и в христианстве, ислам содержал формальные
требования (пять основ), но проповедники (как и в христианстве после 4в. – с доводами силы)
настаивали только на обращении. И целые христианские территории стали переходить в ислам,
вызвав необходимость крестовых походов и инквизиции.
В примечательном цикле, позднее интерпретация ислама тоже стала довольно сложной, и
требовала многочисленных особенностей поведения, чтобы попасть в рай. Когда религии
ослабли в 20в., они вновь обратились к упрощению требований и доктрине спасения
декларацией веры.
Павел был, прежде всего, гностиком – хотя, видимо, весьма мирским и, похоже,
поверхностным. Клемент и другие критиковали Павла за гностицизм и раскол петровского
христианства
1Кор8:10: «ты, имея знание…» - Павел говорит именно о γνώσις (gnosis), но при переводе это
скрывается.
Рим8:10: «Христос в вас», 1Кор6:17: «соединяющийся с Господом есть один дух (с Господом)».-
вполне достаточное доказательство гностицизма Павла. Уже эти тезисы делают теософию
Павла несовместимой с иудаизмом.
Он упоминает о христианах как о людях духовных, πνευματικός (pneumatikos) – типично
гностический термин, взаимозаменяемый с γνωστικός (gnostikos).
2Кор12:2: «Знаю человека во Христе, который назад тому четырнадцать лет… был вознесен на
третье небо…» Концепция нескольких небес характерна для гностиков, хотя, конечно, не только
для них. Похожая концепция сфер была внесена в раввинистический иудаизм позднее, при
попытке его гармонизации с греческой философией. Однако сходство чисто внешнее. У
Аристотеля сферы – прежде всего, астрономические объекты. К ним привязаны звезды и
планеты. Для гностиков небеса – духовное состояние, место пребывания соответственно все
более чистого духа. Иудейская традиция в итоге переработала обе эти концепции и стала ближе
к гностической. Небеса стали квази-физическими объектами, местом обитания тех или иных
существ. Hagigah12 перечисляет множество обитателей Arabot, высшей сферы.
Кстати, христианские теологи предпочитают усматривать в 2Кор12:2 духовный опыт самого
Павла. Конечно, это неплохо подтверждало бы версию о полученном им откровении. Но Павел
подозрительно подчеркнуто избегает отождествлять себя с этим человеком, хотя такой
авторитет был бы для него весьма важен. Почему? Ответ может лежать на поверхности.
Гностики весьма подробно описывали путешествия по небесам, и Павел был не готов к
дискуссии. Его легко могли уличить в несоответствии его рассказа принятой версии. Поэтому
ему оставалось говорить в третьем лице, лишь намекая, что речь идет о нем самом. Тем самым
он всегда оставлял себе лазейку уйти от спора о деталях, которых он не знал. Впрочем, он мог и
впрямь описывать видение другого человека. А гордился тем, что его знакомый христианин
испытал то, что соответствует у гностиков переживанию посвященного в мистерии.
Многие концепции Павла в отношении строительства церкви применимы только к узкому кругу
посвященных, будучи совершенно неприемлемы для массовой религии. Важнейшими из них
являются отсутствие свободы воли в грехе, приоритет веры на делами. Будучи примененными к
широкому кругу, эти доктрины формулируют безнаказанность и своего рода богоданность зла и
пренебрежение добром. В то же время, несколько глкбоко верующих людей, собравшихся в
общине, наверняка не намереваются грешить и склонны помогать ближнему – с которым они
имеют общие взгляды и - весьма возможно - имущество.
Павел безнадежно пытается совместить иудаизм и гностицизм. В силу своей крайне слабой
теологической подготовки, он не видит заведомой тщетности объединения борьбы добра и зла и
монотеизма, стремления достичь божественной сущности и монотеистического разделения Б. и
человека.
448
Тот факт, что Павел прямо не говорит о божественности людей, является минимальной
уступкой иудаизму, принятому Павлом в качестве основы. В то же время, Павел неоднократно
приписывает христианам не только сверхъестественные свойства (знание всех языков,
пророчества), но и привилегии (они выше Закона, им обеспечено спасение и т.п.)
Дискуссии в этом контексте об иудейском мистицизме (например, каббале) являются не более
чем подменой понятий. Иудейский мистицизм – поиск скрытого смысла Торы, а не то, что
типично понимают под мистицизмом: единство человека с божественным. Даже в крайних
проявлениях, каббала - не совсем то же самое, что поиск такого единства.
В любом случае, в период зарождения христианства не существовало более или менее
открытого (известного) типично иудейского учения, аналогичного гностическим
заимствованиям Павла. Попытки датировать каббалу ранее чем 11в. не слишком убедительны.
Павел, несомненно, испытывал сильное влияние греческого мистицизма. Кол4:3:
«проповедовать мистерию Христа». Кол1:16: «в Нем все». Кол1:27: «мистерия же та, что
Христос в вас». То есть, мистическое единство христиан с Иисусом, аналогично нахождению
духа в людях.
Именно Павел внес в христианство ряд концепций мистицизма: возможность несоблюдения
Закона, поскольку истинным носителем закона является посвященный; концепцию духовного
воскрешения и многие другие, описанные в анализе текста. Впрочем, его понимание
мистицизма было, вероятно, сугубо умственным, не духовным (иначе, откуда бы такая
административная суетливость?): Павел знал концепции, но применял их довольно грубо, не к
месту. Например, он сетует, что не может говорить с новообращенными христианами, как с
посвященными. Невозможность проповеди тайных мистерий пастве в целом очевидна для
любого мастера мистерий, которые никогда и не пытались обращаться к пастве на таком уровне,
а использовали для них внешние обряды. Довольно обычна ситуация, когда человек,
поверхностно знакомый с мистическим учением, настолько восторгается им, что бросается его
проповедовать.
Именно поэтому Павла крайне раздражали придерживающиеся иудаизма: они традиционно
настаивали на буквальном соблюдении населением Торы. Он же, хотя и указывал, что
проповедует мудрость только совершенным, предлагал применить эту мудрость (осознанное
следование Торе без соблюдения Закона) толпе.
Моральность человека у Павла базируется не на Законе, но на святом духе. Последнее типично
для мистиков, которые считали, что посвященный является воплощением этических норм и не
нуждается во внешнем регулировании. Дух в иудаизме не может заменять Тору хотя бы потому,
что, согласно традиции, она есть воплощение самого духа (или Мудрости). В иудаизме
концепция, скорее, обратная: ниспослание духа (в том числе в мессианскую эру) является
следствием (а не причиной) соблюдения этических норм.
Уточним, что под мистицизмом тогда понимался не только специфический тип религии, но и
раздел философии, который сегодня относится, скорее, к теософии. Например, существовала
легенда о том, что Аристотель преподавал своему ученику, Александру Македонскому, тайную
(устную) часть своих теорий о метафизике.
Из критиков очевидной связи Павла с мистицизмом наиболее полный список доводов приводит
Davies. Рассмотрим их.
Наша информация об обрядах мистиков (включая крещение и эвхарист) датирована периодом
уже после возникновения христианства. Но «Метаморфозы» Апулея написаны во 2в. – когда
канонические Евангелия еще активно редактировались. Сюжет «Вакхов», Пифагор, элисинские
обряды, основные концепции гностических евангелий – все они датируются ранее
возникновения канона.
До конца 2в. христианские авторы молчат о мистериях. Конечно, это не так, что Davies тут же и
признает. Утверждая, впрочем, что мученик Юстин, Игнатий и Didache не являются весомыми
источниками. Не только такое мнение противоречит (особенно в отношении Юстина) обычной
позиции христианских теологов, оно лишено смысла само по себе. Ведь для нас важен не
авторитет тех или иных авторов (как Юстин), а сам факт того, что они упоминают мистерии как
известное им явление.
У Павла единство с Иисусом означало принадлежность к конгрегации, а не к мировому духу. Но
это как раз то, что требуется (и невозможно) доказать для опровержения мистицизма Павла.
Общность христиан с Иисусом естественно укладывается в гностическую доктрину единства
духа. Тот факт, что Павел говорит обо всех христианах, а не индивидуально о каждом
посвященном, является натуральным следствием превращения им мистицизма в
449
организованную (массовую) религию, где посвященными он считает всех верующих. Зачатки
такой метаморфозы мы видим уже у гностиков, где все члены секты рассматриваются как
посвященные (просто в силу совершения обряда).
Общность с Иисусом не была для Павла посвящением в божественное. Но переход к такой
общности означает изменение состояния верующего – на какое же, если не божественное?
Рим5:1-3: «мы имеем мир с Б. через Господа нашего Иисуса Христа, через которого получили
мы доступ к той благодати…» Конечно, Павел обращается ко множеству людей, поэтому он
испытывает определенные ограничения. Мистикам легко назвать немногочисленных
посвященных божественными. Павел же, с позиции минимального здравого смысла, не может
назвать божественными всех христиан. Это лишь адаптация доктрины мистицизма к реалиям
деятельности Павла, а не новая доктрина. Отметим, что и секты гностиков-христиан, по-
видимому, не рассматривали своих членов как божественных существ. То есть, шла адаптация к
условиям массовой религии.
У Павла верующий сохранял свою индивидуальность, несмотря на общность с Иисусом.
Забавно, что цитируемый Гал2:20 доказывает строго обратное: «И уже не я живу, но живет во
мне Христос».
Павел описывает исторического Иисуса, а не мифического Дионисия или Озириса. Во-первых,
нет абсолютно никаких достоверных следов того, что Павел рассматривал Иисуса как реального
человека, жившего всего несколько лет назад. Он не общался с учениками, слушателями
Иисуса, с его семьей. Во-вторых, для греков и египтян Дионисий и Озирис, соответственно,
были отнюдь не мифическими фигурами. Наверняка высказывание об их вымышленности было
бы воспринято как богохульство.
Павел не проповедовал мистические смерть и воскресение. Рим6:8: «Если же мы умерли со
Христом, то веруем, что и жить будем с Ним…» Если здесь не мистерия, то весьма глубокая
аллегория. По крайней мере, Павел не воспринимал распятие и воскрешение как сугубо
материальный процесс, и считал, что верующие могут повторить его или принять в нем участие.
Вопрос вкуса, понимал ли он воскрешение как процесс обращения или считал обращение
аллегорией воскрешения. Это настолько похоже на мистицизм, насколько позволяют
ограничения, вызванные желанием Павла создать новую религию, причем на основе иудаизма, а
не еще одну мистическую секту.
Озирис не принес искупления грехов. Но Озирис символизирует зиму и лето, сев (христианская
метафора: смерть зерна-Иисуса для урожая - обращения в христианство) и урожай, смерть и
воскресение. Иисус принес не прощение грехов само по себе, но искупление для воскресения к
новой жизни. Полная аналогия с Озирисом, с поправкой на иудейскую концепцию искупления
грехов раскаянием и жертвой.
Последователи Озириса больше внимания обращали на его эзотерические действия. Но разве
Иисусу в Евангелиях приписано мало чудес? И разве Иоанн не утверждает, что целью чудес
Иисуса было доказать его сверхъестественное происхождение? Что же касается Дионисия, то он
тоже принес новое учение.
Для Павла посвящение есть результат веры, а не обрядов (крещения или эвхариста). Но и
мистики рассматривали их только как обряды. Не случайно элисинское крещение (смывание
грехов и посвящение) было театрализованным массовым зрелищем. Даже в более раннем и
строгом египетском варианте только подготовленный человек (полный аналог верующего)
допускался к обряду. Отметим, что в современном христианстве приобщение к церкви
происходит вследствие исполнения обряда, а не веры (какая вера у младенца?)
Обряд посвящения в христианстве отличается от употреблявшихся в мистериях. Но христиане
были заинтересованы в том, чтобы установить определенное различие. Погружение в воду для
очищения от грехов и эвхарист использовались в обоих случаях. Кроме того, христиане были
ограничены в размахе ритуалов отсутствием у них храмов – которые имелись у иерофантов
мистерий. Также, обращение в христианство носило массовый характер, что сделало бы
применение длительных индивидуальных обрядов мистерий непрактичным. Кстати,
приспособление мистерий к массовости не было изобретением христиан. Еще Фило осуждал
мистерии на том основании, что, если они верны, то скрывают за тайной то, что принесло бы
пользу всем людям.
Мистерии были тайным учением, христианство – миссионерским. Во-первых, из тайного учения
в Египте мистицизм в Греции стал довольно открытым: с театрализованными представлениями,
теологическими спекуляциями, множеством учеников и посвященных. В гностических сектах
мистерии излагались уже в виде притч (причем довольно простых) и записывались. Тем самым
аудитория была весьма расширена. Церковь же лишь сделала следующий логичный шаг, открыв
доступ к учению всем желающим, и даже навязывая его. Павел имел и некое тайное учение,
450
1Кор2:6: «Мудрость же мы проповедуем между совершенными…», 1Кор2:15: «духовный судит
обо всем, а о нем судить никто не может», 1Кор3:1-3: «И я не мог говорить с вами, братия, как с
духовными, но… как с младенцами во Христе. Я кормил вас молоком, а не пищею, ибо вы были
еще не в силах, да и теперь не в силах, потому что вы еще плотские». Возможно, процесс
выхолащивания идеи с одновременным расширением ее аудитории типичен для истории.
Упрощение натурально делает учение более доступным.
Павел, конечно же, не был стоиком. Его основная связь со стоицизмом – утверждение
последнего, что вся вселенная является одной сущностью в различных формах. Прежде всего,
это означало бы единство всех людей с Иисусом, независимо от знания и веры. Конечно, такая
позиция несовместима с задачами церкви. Тогда деятельность церкви состояла бы в том, чтобы
помочь людям осознать и без того существующее единство – скорее, философское занятие, и,
видимо, не влияющее на спасение. Действительно, так ли важно верить в того, с кем ты и так
един?
В отличие от стоиков, Павел утверждает, что единение с Иисусом не является изначальным, а
достигается верой. Философия всепроникающего духа и пребывания всего в Иисусе (Кол1:16)
заимствована Павлом, скорее, в форме мистицизма. Вообще говоря, при эклектичности
теологии Павла, в ней есть следы чего угодно, но все эти заимствования неполны и
противоречивы.
Хотя Юстин относит веры в конец мира в огне к убеждениям стоиков, апокалиптическая
доктрина была весьма распространена, и принятие ее Павлом нельзя оождествлять с близостью
его взглядов к стоикам.
С другой стороны, Павел не мог не быть наслышан стоиков. Несомненно, они оказали влияние
на его несформировавшиеся взгляды, хотя, вероятно, и через призму мистицизма. Кстати,
отсюда может проистекать то, что Павел называет себя фарисеем: как утверждает Флавий, они
были близки к стоикам. Павел мог в пропагандистских целях отождествлять себя с очень
популярными тогда стоиками и, соответственно, с фарисеями.
Склоняясь к гностицизму, Павел вынужден противопоставлять дух и тело. Конечно, в Писании
много сказано о неправильности чисто мирского пути. Но его противоположность – путь Торы,
соблюдение заповедей, праведный образ жизни. Ничто из этого не подразумевает отказа от тела,
но некоторые реальные (приемлемые, практически реализуемые) ограничения телесных
побуждений. Такие ограничения устанавливаются законодательством в самом секулярном
обществе. То есть, в иудаизме установлен не отказ от мира (как у Павла), не борьба с ним (как в
гностицизме), а полноценная жизнь в мире (согласно заповедям).
Противопоставления духа и тела в Писании относятся к двум сущностям, различным в
пространстве, а не аналогичны дуализму, где дух и тело сосуществуют в одном месте в одно
время. Например, Ис31:3: «Египтяне – люди, а не Б.; их лошади – тело, а не дух. Когда Господь
прострет Свою десницу… они все вместе погибнут». Исаия совершенно конкретен: мирское
(люди, лошади) есть тела, Б. описывается как дух. Здесь описаны две сущности, а не дуализм
одного существа. H.W.Robinson отмечает множество совершенно аналогичных описаний в
Библии иудаистской концепции «тела – духа».
Позднее в иудейской культуре появились рассуждения о телесном и духовном. Это были всего
лишь аллегории (жизнь без Закона – жизнь по Закону), лишенные самостоятельного
теологического содержания.
Концепция духа у Павла (все христиане едины в духе) несколько отличается от мистической
(познание духа индивидуально). Но не так уже и отличатся. Всепроникающий единый дух
стоиков, приобщение всех посвященных к божественному духу у мистиков, обретение святого
духа чуть ли не всеми членами секты у гностиков – элементы этих концепций четко
прослеживаются у Павла. В любом случае, «общий дух» Павла дальше всего от духа Б.
иудаизма, который не только индивидуален, не только исключительно редок, но и его
ниспослание мало зависит от поисков или добродетельности самого человека (но от воли Б.) Не
следует смешивать определенные требования, предъявляемые к народу Израиля в целом
(пребывание в Иудее, отсутствие чрезмерных грехов) для получения откровения, и
достаточность декларируемого принятия христианства для ниспослания откровения всей
конгрегации христиан.
Несмотря на попытки доказать обратное, Павел говорит о духе, проявления которого примерно
соответствуют ruah, а не Shekinah (Присутствие Б.) Последний термин удобен для христиан тем,
что Shekinah пребывает на определенной территории (Храм или Святая Святых, в этом
451
контексте), что позволяет провести аналогию с конгрегацией. В отличие от ruah, который может
быть ниспослан только на индивидуума (кроме, возможного, мессианской эры, когда он будет
присущ всему Израилю). Но именно ruah связан со внешними проявлениями, в частности,
откровениями – которые Павел объясняет присутствием святого духа. В общем виде, Shekinah
пассивен по отношению к человеку, ruah – активен (непосредственно вызывает действия).
В остальном упоминаемый Павлом дух, pneuma, имеет мало общего с ruah. Он доступен всем
христианам, они в духе и дух в них. Он пронизывает весь мир. Он может быть
персонифицирован (в Иисусе). Это лишь некоторые наиболее явные отличия от ruah, который
недостижим для обычного человека, нисходит на пророков на краткое время, является
эманацией Б. (или Его волей, или ощущением пророков), не пронизывает мир и не допускает
пребывания в себе.
Трудно однозначно определить истоки либерального обращения Павла с духом. Возможно,
здесь отражение гностицизма, где каждый может обрести единство с духом путем познания (у
Павла, для простоты обращения, - веры). Скорее же, дух в общинах Павла выполнял роль
униформы у почтальонов: позволяя небольшим людям ощущать свое единство, превосходство
(обладатели красивой формы) и без особых усилий приобретать отличительный признак,
обычно добываемый значительными усилиями продолжительное время (сравним с офицерской
формой в армии).
Конечно, раввины были знакомы с греческой культурой. Конечно, они испытывали сильное
влияние греческих доктрин. Конечно, эти доктрины проникли в раввинистические тексты (в
основном, значительно позже Павла). Но разве можно сравнить тщательное «привязывание»
греческой философии к иудаистским доктринам, осуществленное Маймонидом, и
бессмысленное, противоречивое смешение Павла? Пытаться в этой эклектике усмотреть ту или
иную позицию – значит приписывать Павлу критический подход и образованность
современных теологов. Впрочем, это не чересчур для критических христиан: Davies пытается
представить Павла, который не знал даже Септуагинты, как авторитетного раввина.
Когда пророки и псевдоэпиграфия описывали склонность Израиля к греху, речь не шла о
греховности тела и чистоте духа. Более того, постоянно упоминается именно зло в сердце (душе
или намерениях, по контексту). Здесь нет и следа дуализма: израильтяне описываются как злые
и сердцем (душой), и телом (например, «ноги твои спешат ко злу»). Душа и тело могут быть и
злыми, и праведными. Из сердца исходят и добрые помыслы («Возлюби Господа Б. твоего всем
сердцем твоим…»), и злые (Ис13: «их сердца далеки от Меня…») Наличие в иудаизме
концепций тела и души (больше как поэтических аллегорий) не имеет ничего общего с
дуализмом (всегда греховным телом, всегда чистым духом).
В иудаизме и злые, и добрые помыслы исходят от Б. Нет добра (добрых помыслов в духе) от Б.
и зла (в теле) от дьявола. Дуализм, любое разделение на абсолютное добро и абсолютное зло,
невозможно совместить с монотеизмом.
Иудаизм никогда не ставил задачу избавления от злых помыслов (רצי ערה ,yzer ha-ra) но
контроль над ними (следование Закону). Именно в этом, в частности, состоит смысл
формального соблюдения Закона (который не мог понять Павел): ограничение влияния и
реализации злых помыслов. Человек не может избавиться от злых помыслов, но соблюдением
Закона может ограничить их влияние до приемлемого уровня. Это одно из проявлений иудаизма
как практической религии. Павел же (и христиане) считают идеалом уничтожение злых
помыслов вообще (заодно с телом) – что невозможно для живого человека.
Даже в поздней раввинистической дискуссии речь идет о борьбе добрых и злых помыслов в
человеке. И то, и другое – его сущность. У Павла же дух всегда чист, тело всегда греховно, и
человек выбирает, кому из них отдать предпочтение. Похоже, у Павла дух и тело даже не
борются между собой, но человек выбирает, кому из них отдать предпочтение.
С одной стороны, это естественно: дух и тело являются разными сущностями (в отличие от
добрых и злых помыслов в сердце) и не вступают в контакт, необходимый для борьбы. С другой
стороны, «человек выбирающий» между духом и телом не может быть ни тем, ни другим, но
чем-то над ними. Что это за третья сущность (которая может устанавливать приоритет духа или
тела), Павел не проясняет.
Кстати, попытки сказать, что дух контролирует тело, и никакой третьей сущности нет, весьма
ошибочны. Сущность, позволяющая существовать греховному телу – заведомо греховна. Дух
же, декларативно, абсолютно чист, и поэтому не может управлять греховным телом.
Отметим, что именно развитие дуализма завело Павла в тупик необходимости третьей
сущности. Если дуализм изначально говорил о чистом духе и греховном теле, то Павел (не
только он) добавил туда возможность для человека выбрать между ними. Приспособив таким
452
образом возможность осознанного выбора праведности (спасения) к теологии дуализма, Павел
пришел к коллизии: необходимости новой сущности, которая будет осуществлять этот выбор.
Необходимо отметить, что из текстов Павла отнюдь не вытекает его знакомство с Библией,
достаточное, чтобы понять иудейскую концепцию «тела – духа». На самом деле, знание Павлом
теологии было настолько минимальным, что он не мог увидеть тонких деталей, усматриваемых
в его текстах современными исследователями. Апологеты обнаруживают тонкое различие
между Павлом и эллинизмом: у Павла плоть является пристанищем греха, а не собственно
грехом (противоположностью духа). Я не вижу оснований полагать, что Павел считал это
серьезной разницей. Скорее, здесь минимальная адаптация дуализма для отсутствия совсем уж
явных противоречий с иудаизмом. Кроме того, необходимо понимать, что, в отличие от
философов и гностиков, Павел обращался к массам. Внушить им мысль о греховности их
собственного тела (тем более, в греческой культуре, прославлявшей тело) практически
невозможно. Это также вынуждало Павла несколько модифицировать дуализм.
Можно утверждать, что у Павла отсутствует единая концепция «тела – духа». В одних местах
он говорит о плотском и духовном, как сосуществующих ипостасях. В других – что избавление
от плоти и жизнь в духе достигаются только смертью, Фил1:23-24: «Влечет меня то и другое:
имею желание разрешиться и быть со Христом, потому что это несравненно лучше; а оставаться
во плоти нужнее для вас». В третьих – что смерть имеет аллегорическое значение, Рим7:4: «Так
и вы, братья мои, умерли для закона телом Христовым, чтобы принадлежать другому,
воскресшему из мертвых, да приносим плод Б.»
Безусловно, и в иудаизме, и у Павла есть концепция добра и зла, праведности и греха. В таком
общем виде она присутствует, вероятно, в любой культуре. Следует же различать, что добро и
зло означало для иудеев (соответственно, следование заповедям и небрежение ими) и для Павла
(вера в Иисуса и ряд грехов, в основном прямо не связанных с заповедями). Различать
отношение к греховным помыслам у иудеев (контроль их проявлений) и у Павла (нереальная
попытка избавления от них). Различать природу греховных помыслов у иудеев (от Б.) и у Павла
(от дьявола).
Рассуждения Павла могут быть очень отдаленно похожи на 2Барух и 4Ездра, но эта
псевдоэпиграфия сама по себе больше обязана эллинской теологии, гностицизму, иудейской
мифологии, чем иудаизму. Кстати, христиане испытывали бы затруднения, копируя иудейскую
псевдоэпиграфию, часто содержащую резкие анти-языческие заявления. Так, в отличие от
пророков, авторы псевдоэпиграфии типично предсказывали либо уничтожение язычников в
последний день, либо их порабощение Израилем. Трудно предположить, таким образом, чтобы
христиане заимствовали из псевдоэпиграфии. Что же касается ряда близких текстуальных
совпадений, в больших блоках текста, тем более на примерно одинаковые темы, такое
случайное совпадение отнюдь не невероятно.
Павел указывал на спасение группы, которая следует Мессии. Тезис о спасении некоторых
встречается в Дан7: но там не сказано, что исключены из этого числа будут иудеи. Напротив,
сокрушены звери – враждебные царства. Особое положение занимают святые, но не очевидно,
кто имеется в виду. Похоже, не последователи Мессии: святые сидят перед Б. (7:10), а Сын
Человеческий (предположительно, Мессия) появляется позднее (7:13) и отдельно («с
облаками»).
Ис53:11: «Он… оправдает многих, и грехи их на себе понесет». Скорее, здесь речь о
согрешивших иудеях, чем о христианах.
В сектантских текстах тезис о спасении группы более распространен. Этого и естественно
ожидать – такое обещание (гарантированного спасения членов секты) сильно привлекает и
удерживает их.
В традиционном иудаизме спасен будет весь Израиль, либо кроме особых грешников. Если
учитывать, что наиболее тяжелый грех – идолопоклонство (то есть, отход от этническо-
религиозного Израиля), то спасения Израиля в целом правильно описывает концепцию.
Павел проповедовал искупление Иисусом грехов других людей. Этим его доктрина оснований
не ограничивалась. Так, Рим11:28: израильтяне будут спасены только из-за заслуг отцов, а не
жертвы Иисуса. В иудаизме доктрина оснований прочерчена очень слабо. В Греции она была
распространена, но рассматривалась философами как вульгарное изобретение падших, которым
только и сотается, что хвалиться заслугами своих предков97
.
97 Плутарх, Life of Aratus
453
Искупление одним человеком (Иисусом) всех отнюдь не